Бессонная война - Сэм Альфсен

– Из простых…? – вдруг подал голос Син. Все члены отряда бросили на него удивлённые взгляды и притихли. Но не Фэнли.

– Конечно! Ты не задираешь нос, не обижаешь слабых, всегда прикрываешь нас и хорошо выполняешь свою работу! Ты такой молодец, Син! Какая разница, рир ты или кто-то ещё, да ты стоишь сотни зазнавшихся фасидцев из корпуса Кезеона!

– Тс-с, – предупредительно цыкнул карборец. Фэнли закатил глаза, но замолчал, плюхнувшись обратно на своё место.

– Ты всё правильно говоришь, но вопрос вот в чём: что делать дальше? Даже если мы отобьём ещё несколько атак и выгоним дарвельцев с нашей земли, то что потом? Они ведь могут вернуться. Войск у них навалом, не то что у нас.

– Значит, уничтожим! – отмахнулся Фэнли, а затем бросил ещё один восхищённый взгляд на Сина. – Теперь нашему отряду всё по плечу!

Кажется, не все разделяли воодушевление Фэнли, но решили промолчать. Но вдруг голос подал Син:

– Я сделаю всё, что в моих силах. Мы сможем отстоять Скидан.

Голос Сина звучал так уверенно, что члены сразу нескольких отрядов в округе замолчали. Казалось, они вновь и вновь прокручивали в голове сказанное риром.

Ещё месяц назад никто из них не верил в победу. Ещё месяц назад вооружённые до зубов противники стояли у домов скиданцев, чтобы разрушить всё, что им дорого.

Но теперь всё изменилось. Этот незнакомец до дрожи пугал своей нечеловеческой дэ, но, когда солдаты представляли, что эта мощь направлена против врага, что она ежедневно кромсает тех, кто кромсал бы их, – они испытывали странное наслаждение и гордость.

Поэтому бойцы некоторое время сидели молча, уставившись на этого тёмного героя. А затем, подстрекаемые Фэнли, встали с мест, чтобы вместе поднять бокалы, наполненные дешёвой выпивкой, и прокричать хором:

– За Сина! За Сина! За Сина!

Все радостно рассмеялись, а затем стали хлопать друг друга по плечам и обсуждать их будущую победу.

Это был первый раз, когда в лагере всерьёз обсуждали… победу. И вместо понурых вокруг костров мелькали разгорячённые и довольные лица хоть и измученных, но воодушевлённых солдат.

– Эй, Син, – Фэнли толкнул сконфуженного рира в плечо и подмигнул, – не надо так волноваться. Не слушай безмозглых вельмож и свиту Фавэра. Для нас ты – герой.

Наверное, Фэнли был единственным, кто мог разглядеть на этом пугающем бледном лице рира какие-то эмоции, потому что вскоре хаванец рассмеялся:

– Да не смущайся так! Ты один работаешь за целый фронт. И ты и есть наш фронт – фронт защиты Скидана.

Эти ночные посиделки, вдруг обернувшиеся небольшим празднеством, стали сворачиваться только к полуночи. Две огромные ночные звезды, одна почти круглая, а другая полумесяцем, освещали лагерь, даже когда костры превратились в медленно тлеющие угли.

И вдруг по лагерю прошёлся шепоток – сначала тихо, а затем всё громче и громче все солдаты начали обсуждать новости.

– Нет, вы слышали?! Офицера Вильну назначили военным советником. Жэд умер, а другие просто-напросто отказались от этого звания! Кто ж хочет быть военным советником во время войны – это как быть главой пахарей во время голода и засухи!

– Что же это для нас значит?!

– Как что! Говорят, Вильна теперь поднимется – будет командующей, генералом корпуса.

– А кто же будет офицером тридцатого отряда?

Все члены отряда Сина, как один, обернулись на него. А Син сидел и чувствовал, как всё сильнее и сильнее колотится его сердце от скрутившегося на дне желудка дикого страха.

* * *

Очередная битва была тяжёлой. Лекарь Фэнли знал об этом лучше других, ведь каждый раненый обращался именно к нему. Он был хорошим знатоком лекарского дела из Хаваны, которого призвали на фронт в обязательном порядке.

Не то чтобы он сильно противился, потому что, хоть мать и отец плакали и отговаривали его днями напролёт перед отъездом, он чувствовал, что должен это сделать. Ведь кто может быть полезнее на войне, чем лекарь, способный срастить кости и касанием пальцев залечить кровоточащую рану?

Тем более у Фэнли проявился свой дар – иммунитет к тёмной дэ. Он был в этом уверен, потому что год назад их семье повезло выжить во время инцидента в Хаване.

– Фэнли, чего застыл?! Принимай новых раненых!

Хаванец моргнул и увидел, как перед ним уложили ещё пятерых бойцов, израненных так, будто их кромсала стая волчаков.

– Неужели… наше положение в городе так плохо? – не удержался от вопроса Фэнли. Ведь ему, как лекарю, приходилось просто отсиживаться в этом домишке и снова и снова лечить прибывающих раненых солдат. О ситуации в окрестностях он не знал ничего – мог судить лишь по количеству ран у товарищей да по хмурым лицам сопровождающих безжизненные тела бойцов.

Сиф из тридцать первого отряда только покачал головой, но взгляд его всё ещё казался тяжёлым.

– Не так плохо, как могло бы быть. Но освобождение Вирзы… идёт с трудом. Противник расположил здесь бо́льшую часть своих сил, а также алхимическую лабораторию. Мы боимся, чтобы они не отравили воду, хлеб или не сделали ещё какую пакость. Командующие спешат и отдают приказы не думая, а от этого мы совершаем ещё больше ошибок. А раненые солдаты погибают, потому что вовремя не вернулись в тыл. Но ситуация не так плачевна, да и говорят, что сам Син должен скоро прийти на помощь… – Солдат вдруг улыбнулся, а в его глазах затеплилась надежда. – Ваш офицер действительно заслуживает уважения. Каждый из нас сейчас бросается в бой только с той мыслью, что скоро придёт Син и всё это наконец прекратится.

Фэнли проводил солдата, чьё имя даже не знал, задумчивым взглядом. А затем, ругаясь под нос, принялся врачевать разложенных прямо в проходе охающих от боли больных.

– «Син придёт, Син всё решит, Син будет воевать вместо нас! Мы посидим в сторонке и посмотрим, как этот великий воин день за днем рубит дарвельцев, ведь ему-то это не тяжело, а нам – да!» – передразнивал Фэнли, неистово тыкая пальцами в раны какого-то солдата. Тот даже в какой-то момент пришёл в себя, вскрикнул, а затем потерял сознание.

Фэнли попытался взять себя в руки, но только вздохнул.

– Ребята, это война. Каким бы Син ни был сильным, он не сможет выиграть её для вас без жертв. Каждый из нас должен выложиться на полную.

Но Фэнли мог рассуждать об этом только наедине с собой, ведь для других Син стал фигурой наравне с Великими духами – стоило только кому-то упомянуть его, намекнуть, что скоро