В гору - Анна Оттовна Саксе

можно было бы послать кого-нибудь из них, — вспомнил Озол. — Между прочим, я видел Петера Ванага, только не успел поговорить. Он был сознательным парнем. Недавно бандиты убили у него мать.

— Ты предлагаешь его вместо Приеде председателем? — спросил Вилис.

— По-видимому, Приеде не справляется, — ответил Озол. — Мне надо будет поехать туда и добиться, чтобы директор МТС прогнал Калинку. Что скажут люди, если он на самом деле заморит лошадей голодом? Туда надо поставить заботливого хозяина. Надо осмотреться.

Когда гости ушли и Мирдза убрала со стола, он усадил ее рядом с собой.

— Теперь расскажи мне, как себя чувствует мать? — спросил он.

— После письма Карлена она совсем изменилась, — радостно сказала Мирдза. — Но если бы ты, папа, знал, как трудно было с ней! Мне тоже было нелегко. Иногда казалось, что она ко мне несправедлива, больше любит Карлена. А порой думалось, что мы оба несправедливы к ней. Забросили ее, словно она сделала что-нибудь плохое.

— Мы были несправедливы, Мирдза, в особенности я, — сказал Озол. — Хорошо, что Карлен помог исправить нашу вину. Захвати с собой книги, будете читать. Школу ты не успела окончить. Хотела бы продолжать?

Мирдза с благодарностью посмотрела на отца. Он отгадал ее тайное желание.

— Я, право, не знаю, будет ли тебе это по силам. Вот, например, Вилис Бауска решил кончить заочно. Теперь сидит и учится. Использует каждую минуту. В городе, конечно, легче. Можно консультироваться с учителями.

— Я, пожалуй, могла бы просить Салениека помочь, — заметила Мирдза. С тех пор, как она узнала, что с Эриком ее разъединяло лишь недоразумение, ей больше не хотелось «бежать» из волости.

— Попытайся. Если не получится, поступишь будущей осенью в школу. Среднюю школу надо обязательно кончить, если даже останешься в деревне. Получишь более широкий кругозор, многое будешь понимать. Между прочим, ты упомянула о Салениеке. Как он? Помогает вам в общественной работе?

— У нас нет никакой общественной работы, — призналась Мирдза.

— Плохо, плохо, — покачал Озол головой. — Еще один упрек нашей совести.

— Папа, я ведь не упрекаю вас, — запротестовала Мирдза. — Мне было так неудобно — знаю, виновата сама, что повздорила с Зентой, но товарищ Бауска бранит Эльзу. Пока Эльза была у нас, все казалось таким чудесным. Как в праздник!

— Вот видите, стоило только улетучиться праздничному настроению, как у вас уже ничего не получается, — улыбнулся Озол. — Вилис ее бранит за то, что не научила вас сочетать праздник с буднями. Одного воодушевления мало. Кроме воодушевления нужно и умение работать.

— Папа, если бы ты знал, как я боролась с собой, — Мирдза припала к отцу. — Но так трудно заставить себя быть такой, какой хотелось бы.

Озол слегка погладил ее волосы. Он долго смотрел на нее и как бы удивлялся, действительно ли такая большая у него дочь. Взрослый человек. Ее не нужно больше ни опекать, ни водить за руку — боевой товарищ, борющийся за то же, за что он сражался в болотах под Старой Руссой и борется теперь.

— Это хорошо, Мирдза, что ты борешься с собой, — он пожал дочери руку. — Кто не борется, тот не растет. Скоро получишь комсомольский билет, — добавил он немного погодя, — он тебе поможет одерживать победы над собой. Когда будет трудно, захочется отступить, найти более легкий выход, тогда посмотри на него. Вспомни, за что комсомолу присвоено имя Ленина. Ладно, на сегодня хватит говорить, — опомнился он, — ты только что с дороги, так много рассказывала. Ложись на диван и усни! Мне еще надо почитать.

Мирдза посмотрела на открытую книгу. То была русская книга.

«Надо учиться русскому языку, — решила она. — Может быть, сумеем организовать в волости кружок и пригласить учителя».

Она легла и долго смотрела на отца. Он погрузился в чтение и, казалось, забыл все, что было пережито за день и что ожидало его утром.

«Это, наверное, замечательная книга. Смогла бы я ее понять?»

Усталость и сон смыкали ей веки. Было так хорошо. Она прожила богатый событиями день. Но надо еще много учиться, очень много. Она ведь еще так мало читала. В немецкое время не было книг. Те, что можно было достать, вызывали отвращение. Чаще всего в них ругали большевиков. Тогда ей казалось, что это ругают ее отца.

«Но Эрик меня любит! — ликовало сердце. — Как хорошо, что он догадался написать отцу». Как за один день изменилась жизнь! Еще вчера ей казалось, что она бредет в темноте, без дороги, протягивает руки и кричит: «Эрик, Эрик!» Сегодня глаза слепит от солнца, от счастья. Надо было бы сейчас же написать ему. Но отец читает, нельзя мешать. Да и почта сегодня вечером все равно не отправит письма.

Утром, перед уходом на работу, Озол сказал Мирдзе:

— Ты, вероятно, напишешь своему Эрику. Договоримся, чтобы он отвечал тебе пока по моему адресу. Буду присылать тебе письма, вместе с бумагами в исполком, или с какой-нибудь оказией. Теперь я вижу, что вас нельзя предоставлять самим себе. До вечера не увидимся, — улыбнулся он, уходя. — Надеюсь, что ты скучать не умеешь. Возьми на полке какую-нибудь книгу.

Прежде всего она написала Эрику. Не надо было искать слов, как тогда, не надо было рвать написанное, теперь она знала, что письмо будет читать человек, который любит, который нетерпеливо ждет от нее хотя бы несколько слов. Она только беспокоилась, не пропало бы это письмо, как пропадали прежние.

Написав письмо, она отнесла его на почту. Затем решила пройтись по улицам разбитого города. «Уездный комитет ЛКСМ Латвии», прочла она на дверях одного дома. Мирдза остановилась. Там работает Эльза. Вчера она не успела рассказать ей о своих комсомольских делах. Можно ли сейчас потревожить ее, зайти поговорить? А может быть, у нее срочная работа? Мирдза уже хотела идти дальше, но затем вернулась и пошла наверх. Заглянуть-то ведь можно. Не идет же она просто поболтать. Они должны здесь знать о нас все, какие мы и почему так плохо работаем.

Эльза была на совещании.

— Вы подождите, сейчас закончится, — сказала одна из девушек, и Мирдза осталась ждать.

Когда Эльза увидела Мирдзу, она радостно удивилась.

— Только что хотела посылать за тобой, — сказала она. — Я рассказала