Рассказ о брате - Стэн Барстоу

Пайкок спросил, как Эйлина. Я ответил, что она переутомлена и ей предписан отдых.

— Да ведь Моника еще в «Черном быке» обратила внимание, что выгладит она болезненно, — покивал Пайкок. — Остается только удивляться, как мы все еще держимся: чего только не наваливают сейчас на учителей.

Опять четверг. Семинар. Идти не хотелось, но замены я не подыскал и Нунэна не предупредил, может, тот нашел бы кого. Присутствовало всего‑то человек двенадцать. Непонятно почему: вечер теплый, дождя нет и по телевизору ничего сверхвыдающегося. Зато мне меньше суетиться с извинениями: не прочитал‑де работу, которая была намечена к обсуждению. Не пришел Лейзенби, но преданный Джек сидел на месте, и я слегка удивился, когда в аудиторию вошла Юнис — минуты через три после того, как все расселись и я приступил к занятию. Промычав извинение, она уселась. Ее присутствие сбило меня с ритма. Смутное чувство превосходства, с каким я относился к ней прежде, растаяло: слишком много стало ей про меня известно.

Я сымпровизировал групповое упражнение, выстраивая через вопросы, обсуждение и дополнения эскиз портретов трех персонажей — возраст, занятие, среду обитания, расцвечивая их по мере того, как слушатели подкидывали уточняющие детали о личности, вероятных конфликтах. Все сведения я записывал на доске, меняя их, когда постепенно всплывали несообразности и множились подробности.

— Ну, — наконец прервался я. — Думаю, на этом можно остановиться.

— Но рассказа еще нет, — указала миссис Бразертон.

— Да, сюжета нет, — признал я. — Однако, я считаю, неверно связывать сюжетом сырой сиюминутный материал. Что мне хочется — возьмите этих персонажей и возможные сферы конфликтов как основу для рассказа. Рассказов получится несколько, ведь каждый из вас по — своему воспримет героев, на собственный лад разукрасит основополагающую ситуацию. К примеру, ваш рассказ, миссис Бразертон, разумеется, будет резко отличаться от того, который напишет Джек. А его рассказ опять же — от рассказа Юнис. Пожалуйста, не забывайте, что некоторая зыбкость вашего представления о персонажах только к лучшему на данной стадии. Это поможет вам сочинить объемные характеры, не марионеток, пляшущих по заданной схеме. Пока что у нас мертвые наброски. Ваша задача — вдохнуть в них жизнь: пусть люди ходят и разговаривают, общаются друг с другом, раскрываются через поступки. Желательно добиться, чтоб откололи какое лихое коленце. Удивитесь вы — удивится и читатель. И только станут выпуклей ваши герои. — Я осознал, что ненадолго развеялся от личных своих треволнений.

И Юнис и Джек после занятия замешкались.

— Ну как, — предложил я, — выпьем по одной через дорогу? — Мне хотелось поговорить с Юнис наедине, но не хотелось, чтобы у Джека сложилось впечатление, будто его спроваживают.

— Сегодня мне некогда, — отказался Джек. — Я только хотел узнать, как с пьесой.

— Передала ее одному приятелю, он режиссер в любительской труппе, — отозвалась Юнис. — Я думаю, он организует читку.

— Надеюсь, ты наказала ему хранить рукопись как зеницу ока.

— А как же! Обещал сообщить результат где‑то в следующий четверг.

— Ну, Джек, годится? — Сегодня мне было не до Джека.

Джек поугрюмел.

— А ему известно, что работа не завершена? Что предстоят еще доделки?

— Да ведь для того и читку затеваем.

Джек смотрел по — прежнему с сомнением. Я отвел парня в сторонку вразумить. Он согласился подождать дальнейшего хода событий.

— Как бы не окатили беднягу ледяным душем, а? — поделился я с Юнис, когда мы переходили дорогу в паб. Я предложил ее подвезти, она охотно согласилась. — Но сначала в паб, как я приглашал.

— Только б не взялся после читки корежить сюжет. Мне приятель сказал: слушать впервые свою пьесу, распределенную по ролям, — испытание оглушающее.

— Мне такое не грозит, — заметил я.

— Драма — не ваш жанр?

Я мялся. Я подразумевал, что у меня нет ни таланта, ни тяги сочинять пьесы, и снова подивился — с чего меня вечно тянет исповедоваться перед Юнис. Ведь и так уж чересчур раскрылся перед ней, подпустил к себе на опасно близкую дистанцию.

— На мой вкус, — небрежно проговорил я, — драма — занятие очень уж шаткое. Сначала сядь да сотвори стоящую пьеску, потом попробуй пробей постановку в театре, чтоб хоть худо — бедно поставили, уж не то что добротно да профессионально. Представляется маловероятным, чтобы после всех мытарств кто‑то рвался творить драматургию.

— А у Джека есть шансы, как считаете?

— Скорее всего кончится тем, что эту пьесу ему придется описать по графе ученичества.

Я взял пива, и мы притулились у стойки, поджидая свободного столика. У Юнис, отметил я, когда она взялась за кружку, даже ногти сегодня накрашены.

— Я вас в общем‑то не ждал на занятие, — не вытерпел я.

— Почему же?

— Полагал, займетесь чем попривлекательнее.

— Например? — тон простодушного непонимания.

— Ну, не знаю! — пожал я плечами.

— А Эйлина как?

— Ей на несколько дней дали справку. Ей и вправду не мешает передохнуть.

— Свозили б за границу, на солнышке бы погрелась.

— А что? Мысль заманчивая. Только вряд ли получится до школьных каникул.

Мы примолкли. Прежние легкие отношения не складывались. По моей вине. И натянутость тоже шла от меня. Юнис держалась с обычным самообладанием.

Несколько посетителей удалились.

— Смотрите‑ка, — показала Юнис, — вон и столик!

Не мешкая, она кинулась занимать. В потревоженном воздухе потянулся, щекоча ноздри, запах ее духов. Расположившись у стены, я мог обозревать почти весь зал. Красные обои истерлись на выступах, а ковер, пожалуй, доживает последние денечки. Но все равно зал смотрится приятно: посетителей много, и это его оживляет. Я отхлебнул глоток, первый за день, смакуя хмельной горький привкус, и поймал взгляд какого‑то парня: облокотившись о дальний конец стойки, он глазел на нас. Повернувшись, он что‑то сказал спутнику, тог оглянулся тоже. Оба молодые. На одном черная куртка на «молниях», на другом — в яркую клетку. Что‑то я их не приметил, когда мы входили с Юнис. Позже появились?

— Ну а как продвигается исследование? — спросил я.

— Какое?

— Души моего знаменитого брата.

— Ах вон оно что! Он полон тайн и загадок, правда?

— Не стану отрицать. Как он себя ведет? Примерно?

— Представления не имею.

— Видно, неточно спросил. Как он? Как себя чувствует?

— По — моему, с ним было все в норме в нашу последнюю встречу.

— Хм. А когда ж она состоялась?

— В понедельник.

— А сейчас он где?

— То есть как где? У вас.

— Уже нет. Я, э… подумал, что будет удобнее для всех, если он уедет. Эйлина‑то нездорова.

— А вы его когда видели?

— В понедельник в середине дня.

— И решили, что он нашел приют у меня?

— Понимаете… — я вертел в руках подставку из‑под кружки.

— Бонни разве как‑то намекнул на такой оборот?

— Не то чтобы. Но не сказал, где был и куда отправляется. Вот мне и подумалось.

Она визгливо хохотнула. И покраснела.

— Вообще не пойму, за кого вы оба меня принимаете.

— Ну не за такую уж недотрогу. Не столь обидчивую.

Мне никак не удавалось победить. Опять ее верх. Меня тянуло припомнить девице, что ведь это она сама хитростью набилась на знакомство с Бонни.

— Что же рассказывал вам про меня Бонни? — спросила Юнис.

— Мы про вас не сплетничали.

— Врете вы все. Сплетничали — и вы, и Бонни, и, уж конечно, Эйлина. От этого было не уйти, да вы сами того хотели?

— Ну может, мимоходом и сказали что. Как и вы с Бонни, конечно, говорили про нас.

— Вы — семья. Бонни о семьях не судачит. Он о личностях вообще не распространяется.

— Вот и ответ.

Парень в черной куртке отлепился от стойки и стал пробираться в нашем направлении. Мне показалось, идет он прямиком к нам. Сердце у меня заколотилось. Но парень затормозил у разукрашенного музыкального автомата — гиганта, установленного у столба в середине зала. Однако, наклонясь над ящиком и читая карточки, он снова кинул взгляд на нас.

— Юнис, взгляните, только незаметно, — попросил я, — не знаком ли вам парень у автомата? Или его дружок? Вон, у стойки?

Потягивая пиво, Юнис обозрела обоих поверх кружки.

— Нет. А что такое?

— Они уже просверлили нас глазами.

Парень у автомата насовал монет в прорезь, потыкал поочередно клавиши и, прежде чем вернуться к стойке, снова покосился на нас. В зале громко забился монотонный ритм. Юнис устроилась повольготнее, потянув на себя юбку.

— Крик сезона — чулки с резиновым верхом.

— Ты что же, их демонстрировала?

— Может, и случилось ненароком.

— Повезло ему.

— Легко доставить удовольствие, а?