Рассказ о брате - Стэн Барстоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот сейчас, не сомневался я, Пайн мне врежет, но Пайкок перехватил его руку.
— Билл, кончил ленч?
— Пудинга еще не ел, — ответил Пайн.
— Так забирай и пошли за мой стол.
— Я первый сюда пришел.
Я оттолкнул тарелку, хотя к еде лишь едва прикоснулся.
— Пусть сидит. Я ухожу, — встал и двинулся в обход стола. Теперь уже для всех стало очевидно, что в разгаре скандал. Меня провожали взгляды. Пайкок поспешил за мной в коридор.
— Фух. Боялся, что все‑таки подеретесь.
— Ну, Джон, до драки вряд ли дошло бы.
— С чего вспыхнула ссора?
— Я ж сказал.
— Будет вам, Гордон! Не такой уж вы заводной!
— Послушайте, Джон, окажите мне услугу. Передайте Люси, пусть попросит кого‑нибудь провести за меня уроки. Зря я сегодня пришел.
— Нездоровится?
— Эйлина болеет, а я никак ей не дозвонюсь.
— Ну тогда…
— Спасибо, Джон. А Пайн все равно дерьмо. Я уж давно ему собирался это высказать.
— Оба вы люди взрослые, — попенял Пайкок, — уравновешенные. В состоянии взвесить все за и против.
— Ну вы, Джон, не иначе как шутите. Половина здешних мудрецов нашпигованы предрассудками и самодовольством, аж из ушей лезет.
— Подобное поведение для школы неприемлемо.
— Почему? Наоборот, ребята поймут на доступном для них уровне, что ничто человеческое нам не чуждо.
— Нет, Гордон, вы ведете себя неумно.
— Я и не выдаю себя за великого умника. Вы бы возвращались, не то Пайн скажет, что я у вас в любимчиках.
— Я не нуждаюсь, Гордон, в поучениях. Я знаю, как мне исполнять свои обязанности.
— Верно. Извините, Джон. Пошел‑ка я домой.
— Ну так идите, — Пайкок прошел со мной еще немного. — Надеюсь, дома у вас все в порядке. Звоните, коли понадобится моя помощь.
Машина Бонни, оставленная у гаража, виднелась уже от угла. Я вырулил малолитражку на подъездную дорожку и затормозил. В гостиной Бонни развалился в кресле напротив Эйлины, та в свитерке и джинсах примостилась, подобрав под себя ноги, на диване. Они потягивали кофе из маленьких чашечек.
— Хэлло.
— Что это ты в такую рань?
— Телефон не отвечал, вот и решил приехать взглянуть, в порядке ли ты.
— Я два раза снимала трубку, но спрашивали Бонни, и я перестала подходить. — Выглядит неплохо, лицо порозовевшее.
— А ты откуда возник? — повернулся я к Бонни. — Хотя нетрудно догадаться.
— Да забыл у вас шмотки кой — какие, — небрежно обронил Бонни.
— Почему ты мне не сказал, что Бонни от нас уехал, — спросила Эйлина, — и уехать его попросил ты?
— Надоело взывать к каменной стене. С возвращением тебя в мир живых. Кое с кем ты явно еще в состоянии общаться. — Опять, подумал я, не с той ноты взял. Опять Бонни мешает.
— Ну, подыскал теплую постельку? — спросил я его.
— А ты как думал! — Он слегка ухмыльнулся.
— Ты опять герой дня.
— Читал, — Бонни кивнул на «Глоб» на кофейном столике.
— Обедал? — спросила Эйлина.
— Проглотил кое‑что.
— Хочешь еще пожевать?
— Нет, не хочется. А вы ели чего?
— Омлет.
— О вездесущие обрыдлые омлеты! Хвала вам! Без вас хоть пропадай. — Я взглянул на часы. — Ну ладно, стало быть, тут все в порядке, надо возвращаться да работать. — Я сбросил пальто и уселся поудобнее. Домой я ехал, предвкушая, что Эйлина уже не спит, мечтая, что присяду рядом, возьму ее за руки и скажу: «Послушай, родная, я же вижу, ты сама не своя. Что у тебя за горе? Давай подумаем вместе, как выбраться из беды». Но и тут Бонни обскакал меня, перебежал дорогу. Они явно вели задушевные беседы — атмосфера, когда я вошел, была совсем не та, что возникает при легкой болтовне. И краска на щеках Эйлины. Будто досада ее разбирает, что я застал их вдвоем.
— Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Что‑то непохоже.
— Было нормально, пока не явился ты и не принялся подкусывать.
— Тревожился за тебя, вот и приехал. Да, похоже, зря.
— Ну! Опять я лишний. — Бонни отставил чашку. — Ладно, отчаливаю.
— Нет. Сиди, — воспротивилась Эйлина. Бонни снова чуть расслабился в кресле. — Я не хочу, чтобы ты уходил.
— Зря вообще зашел.
— Это мы уже обсуждали.
— Нет. Все равно зря.
— Ну, ну, давайте, давайте! Не стесняйтесь, — поощрил я. — Выясняйте отношения. На меня внимания можете не обращать.
— Эйлина, как? Удерем, что ль? — спросил Бонни.
— Оно и похоже, — покивал я. — Прямо увлекательно становится. — Я приостановился. — Эйлина, что ж ты?! Бонни задал тебе вопрос.
— Эх и болван же ты, малыш! — заметил Бонни.
— А что, очень даже может быть. Вполне. Твое мнение, Эйлина? Я болван?
— Сейчас, во всяком случае, ведешь себя как болван.
— А известно тебе, что Бонни наш ночевал у Юнис? — Про себя я рот разинул от изумления, как вдруг выписался такой вираж от четверга к теперешнему.
— Ну? Горюешь, что не ты? — отреагировала Эйлина.
— Ох, правильно! Сведем все к примитивной зависти. Она — первооснова всего. Да и суть вопроса заодно затемняет. А суть в том, что тут, черт возьми, творится?
— А творится тут жизнь, Гордон, она самая, — отозвалась Эйлина с пылом, какого я за ней никогда не замечал. — А жизнь, случается, запутывается в такой клубок — неразбериху. Ты‑то обожаешь, чтоб все приглажененько, аккуратненько. Подровнено и подсушено. Мельтешишь себе вокруг искусства и литературы, анализируя, истолковывая, восхищаясь, но исключительно тем, на что можешь шлепнуть ярлык и втиснуть в подобающие рамки. Чтоб на высоте, но чтоб на досягаемой, и в красивеньком обрамлении, чтоб любоваться, но чтоб, упаси бог, не обжигало сердце. Но видишь ли, в жизни некоторых наступает момент, когда вдруг обнаруживается, что спасительного фасада, за которым можно бы укрыться, больше нет. Они оказываются на краю ямы — ты‑то такие тщательнейшим образом обходишь, там и дна не разглядеть. Как тот ад, в котором жили наши соседи. Или как у Бонни. Все, чем он держался многие годы, распалось. Он исчерпал для себя прелесть спорта, осталась лишь обертка — ночные клубы, женщины, выпивка, суета.
— Эффектно! Очень! Браво! — похвалил я. — Чуть разбавь деталями, и получится пользительная лекция.
— Да что толку с тобой говорить! — отмахнулась Эйлина.
— Послушай, — сказал я, — можно спать со всеми подряд, а можно ни с кем. А можно найти требуемое и желаемое посередке.
— Если повезет.
— Но нам‑то повезло. Что переменилось? Только твои мысли. Или случилось что‑то, неизвестное мне?
— Вот! — Бонни выставил кверху кожаный квадратик. — Забыл у вас электробритву. Ключ у меня оставался, я и решил за ней заскочить, пока дома никого нет. Лови, — он перебросил ключ левой рукой. Я потянулся поймать, но ключ упал на ковер. Нагибаться я не стал. — А дома оказалась Эйлина.
— Ага. И вы тут потолковали по душам.
— Она не знала, что я отгрузился. Мы и посудачили, чего это ты меня выставил.
— Ну и как, Эйлина? Причины веские? Пока Бонни не мешал, у нас с тобой шло складно. Но ты ж сама видишь, стоило ему появиться — у нас все кувырком.
Эйлина безмолвствовала.
— Не пойму, что происходит. Ей — богу, выше моего разумения. — Помолчав, я спросил: — Вы что, приглянулись друг другу? Поэтому так все? Да будет тебе известно, Эйлина, Бонни умеет заполучить все, что ему примечтается. Всегда умел. Не знала, а?
— Нет, — возразила Эйлина. — Ни одному человеку такого не дано.
— Я тебе чего‑то не даю? Чего желаешь ты и что я мог бы дать?
— Не в этом суть.
— Согласен. Мне тоже ничего сверхтакого не требуется. Я хочу, чтобы наша жизнь шла как прежде.
— До того, как объявился я, — подсказал Бонни.
— Допустим, как до того.
— А ты уверен, что до меня жизнь у вас шла нормально?
— Свидетельством тому факты. Такой вопрос попросту не возникал. Я тебе уже говорил вчера, в этом ты не разбираешься.
— Ты прав, дружище. Но раз уж меня втянули…
— Эйлина томится по ребенку, — прервал я. — Но желание для нее несбыточное. Она боится, что в один прекрасный день я предъявлю ей счет, а может, уже подсознательно виню ее. Боится, что настанет день и я найду другую, способную дать мне то, чего не может она. Сейчас она из кожи лезет, чтоб предвидение сбылось,
— Опять эта твоя языкатость! — воскликнул Бонни. — Чего ты никогда по — человечески, попросту не скажешь?
— Хоть передо мной‑то брось разыгрывать придурка футболиста. Великолепно ты все понимаешь.
— А я тут каким краем?
— Вот чего не ведаю.
— По — твоему, Эйлина думает, я могу дать ей нечто, чего не можешь ты?
— Не знаю, — повторил я. — Пусть Эйлина сама и ответит.
Эйлина сменила позу, но опять промолчала.
— Ну ладно, давай я улетучусь, как ты просил, и забудем обо всем, а?