Слабости сильной женщины - Анна Берсенева

Но он остановил ее:

– Ну и что же, что не договаривались? Разве у нас деловые переговоры, что мы должны их планировать? Надо самим устраивать себе праздники, а как же иначе? Я хочу устроить тебе такой красивый праздник, какого никогда не было в твоей жизни… Когда мы встретимся?

Он говорил какую-то ерунду – «красивый праздник, никогда в жизни»… Но разве прежде он говорил что-то более значительное, разве она вообще обращала теперь внимание на то, что именно он говорит?

Лера стояла перед зеркалом в прихожей и видела, как бледнеет, потом краснеет, и чувствовала, как темнеет у нее в глазах.

– Ты мог бы заехать за мной? – спросила она.

– Когда?

– Когда хочешь – я одета.

– Куда мы едем, Стас? – спросила Лера, глядя на шоссе через лобовое стекло его машины.

Этим вечером он сам вел свой белый «Мерседес», хотя дорога была скользкой. Лера удивилась, увидев его за рулем. Она была уверена, что Стас приглашает ее в очередной ресторан или в какое-нибудь казино, которых она терпеть не могла. И как же он собирается потом садиться за руль, неужели спьяну?

Потому она и спросила, куда они едут – увидев, что выезжают из центра. Может быть, в какой-нибудь загородный ресторан?

– Ко мне, – ответил Стас.

– Ты… Ведь ты, кажется, живешь где-то на Патриарших? – выдавила Лера, чтобы не молчать при этих его словах.

– На Патриарших я купил квартиру, а едем мы в загородный дом, – объяснил он, не отрывая взгляда от дороги. – Или ты против?

Лера молчала, и Стас посмотрел на нее.

– Ты – против? – повторил он.

– Нет…

Что-то в ней сопротивлялось – продолжало сопротивляться, несмотря на то что все у нее внутри вздрагивало при взгляде на него, на его изогнутые губы и широкие руки, поросшие светлыми волосками. Она уже поняла, что не в силах противиться ему – или себе? – но что-то в ней продолжало сопротивляться…

Конечно, его загородный дом находился где-то по Рублевскому шоссе: Стас был щепетилен в утверждении своего престижа. Лера узнала бывшие партийные дачи. Их часто арендовал «Московский гость», когда надо было принимать кого-нибудь из партнеров «Горизонта», не желающих жить в «Метрополе» или «Славянской».

– Ты живешь на партийной даче? – Она старалась говорить спокойно, хотя едва сдерживала нервную дрожь.

– А что? Ты считаешь, я не могу себе этого позволить?

– Наверное, можешь, раз позволяешь, – пожала плечами Лера. – Не понимаю только, почему это кажется тебе таким привлекательным.

– Тут надежная охрана, – пояснил он. – И строили на совесть, только небольшой евроремонт понадобился да интерьер оформить. И соседи полезные. За возней с цветочками, знаешь, очень дельные разговоры ведутся. Если с умом.

Весь он был в этом – и ничего нового не было для нее в этом. И это было все равно…

Трехэтажная дача Стаса Потемкина располагалась невдалеке от шоссе; был даже слышен гул редких машин.

«Наверное, на более экологичное местечко денег не хватило, – про себя усмехнулась Лера. – Или влияния».

Она не стала говорить ему об этом, зная, как болезненно Стас воспринимает любые напоминания о своем нуворишестве, об отсутствии давних столичных связей и о том, что сильные мира сего, в круг которых он так стремится, сохраняют по отношению к нему дистанцию.

Все в его доме было рассчитано на то, чтобы потрясти воображение, это Лера поняла уже на пороге гостиной, куда они прошли из просторного холла.

Все лампочки в огромной хрустальной люстре были зажжены, и в этом ярком свете особенно эффектно выглядела роскошная мебель – старинная, но хорошо отреставрированная, или сделанная под старину; Лера не разобралась. Массивные кресла и диван с гобеленовой обивкой в райских птицах и розовых букетах; большой стол в стиле «буль», весь покрытый резьбой и позолотой, и такой же резной шкаф неизвестного назначения; мраморный камин с позолоченными фигурками на каминной доске…

Вероятно, Стас доверил оформление своих интерьеров опытному дизайнеру. Они были вполне в его вкусе, но выполнены достаточно изящно; стремление к роскоши остановилось в них как раз на грани пошлости. Пожалуй, только картина на стене, на которой было изображено какое-то фруктово-ягодное изобилие, выходила за эту грань.

Может быть, окажись Лера в подобной гостиной года три назад, она с удовольствием разглядывала бы и роскошную мебель, и персидский ковер на полу, и камин. Но сейчас она не испытывала ко всему этому интереса. То ли потому, что привыкла изучать интерьеры европейских отелей, в которые направляла туристов, то ли из-за волнения, которым была охвачена сейчас.

– Что ты будешь пить, Лерочка? – спросил Стас, предлагая ей сесть в кресло у низкого, на резных ножках столика. – Мы сейчас поужинаем вдвоем, стол уже накрыт в соседней комнате. А сначала – аперитив.

– Покрепче что-нибудь, Стас, – попросила Лера. – Водку, наверное.

Он сам вкатил в гостиную стеклянный сервировочный столик на высоких колесах, уставленный хрустальными графинчиками с разноцветными водками.

– Повар у меня – блеск, – похвастался Стас. – И готовит классно, и водки сам настаивает, ему откуда-то с Алтая всякие травы привозят.

– Почему же ты в ресторанах любишь есть? – спросила Лера.

– Из любопытства, – ответил Стас. – И потом, домашний ужин, даже самый вкусный, есть домашний ужин. А ресторан – дело публичное, выходное.

Лера и сама понимала, в чем дело. Стасу мало было просто вкусно поесть, ему хотелось чувствовать свою значительность, и это было для него невозможно дома, даже в самой роскошной гостиной, при самом умелом поваре.

Она с удовольствием выпила какой-то темно-вишневой водки – действительно, очень хорошей, закурила. Ей хотелось опьянеть, хотелось снять напряжение не только этого дня, но и всех дней, что были перед ним – с того самого момента, как она познакомилась со Стасом.

Он сидел напротив на диване – как всегда эффектный, источающий обаяние, в мягкой домашней куртке из тонкой замши, в рубашке цвета морской волны. Увидев, что Лера закурила, Стас тоже подвинул к себе папиросницу из сандалового дерева.

– Красивая вещь, – отметил он, доставая сигарету. – Из Индии мне привезли, стоит – не поверишь – дороже, чем этот столик. Не для «Беломора», – усмехнулся он.

– А ты любишь «Беломор»? – спросила Лера.

– Не то чтобы люблю, но привык, – ответил он. – На Севере, бывало, больше и не было ничего. Еле отучился потом.

– А зачем отучался?

– А зачем эпатировать публику? Я же не хиппи какой-нибудь, чтобы «Беломором» бравировать, – пояснил Стас. – Еще подумают, косячок забиваю. К чему?

Лера цеплялась за любую ниточку разговора, чтобы не молчать, чтобы немного отдалить то, ради чего она приехала к нему, и что они понимали оба.