Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Кейт Уигглин

Ни одна из девочек не была опытной парикмахершей, и через час, когда шестая коса была наконец заплетена, а Ребекка в последний раз с содроганием взглянула в зеркало, обе чуть не плакали от усталости.

Свечу задули, и Элис скоро уснула, но Ребекка беспокойно металась на своей мягкой, набитой гусиным пухом подушке, которая теперь была вся во вмятинах от металлических валиков и завязанных тугими узлами скрученных тряпочек. Ребекка выскользнула из постели и принялась ходить взад и вперед по комнате, обхватив обеими руками раскалывающуюся от боли голову. В конце концов она привалилась к подоконнику и глядела на неподвижный флюгер над скотным двором Элис, вдыхая аромат созревающих яблок, пока бессонница не отступила перед тишиной и красотой ясной звездной ночи.

В шесть утра девочки были на ногах, так как Элис едва могла дождаться, когда же волосы подруги будут распущены, — ей не терпелось увидеть плоды своих трудов.

Валики и тряпочки были удалены — вместе с изрядным количеством самих волос. Болезненную процедуру прерывали пронзительные взвизгиваний Ребекки и взволнованные предостережения Элис, желавшей сохранить подготовительные мероприятия в секрете от теток, чтобы те могли затем в полной мере оценить достигнутый великолепный результат.

Затем приступили к расплетению кос, а затем — драматический момент! — к расчесыванию, трудной, чтобы не сказать неосуществимой, процедуре, в ходе которой едва не испустили дух и те волосы, что устояли во время предыдущих этапов.

Длинные пряди волос надо лбом были закручены разными способами и под разными углами, так что, когда их освободили от оков, они заняли самые странные, самые стойкие, самые неожиданные положения. Когда гребень прошелся по последней косе, увлекая за собой истерзанные, наэлектризованные волосы, которые затем, как пружины, выскакивали из-под него, свиваясь в колючий спутанный клубок, «штат Массачусетс» окинул одним взглядом голову «штата Мэн» и объявил о своем намерении позавтракать дома! Элис была очень огорчена результатом своей попытки сделать Ребекку красивой, но понимала, что встреча за утренней трапезой с мисс Мирандой Сойер ничем не поможет делу, и, тихонько выскользнув из кирпичного дома через боковую дверь, со всех ног бросилась вверх по холму, на котором стоял ее дом.

«Штат Мэн», покинутый и отчасти утративший присутствие духа, сел перед зеркалом и энергично взялся за свои волосы с решительным видом и упрямо сжатым ртом.

Ребекка трудилась не покладая рук, пока мисс Джейн не окликнула ее снизу и не позвала завтракать. Тогда с дерзостью, порожденной отчаянием, она вошла в столовую, где за столом уже сидели тетки, и, чтобы «отвлечь огонь противника», засвистела — запретное удовольствие, которое, однако, лишь еще больше привлекло внимание. С минуту, пока до сознания теток не дошло, что за нелепая фигура стоит перед ними, царило молчание; затем Джейн застонала, а Миранда охнула.

— Что ты с собой сделала? — спросила старшая из теток сурово.

— Попыталась сделаться красивой — и неудачно! — беспечно ответила Ребекка, но продолжать эту игру не смогла, слишком несчастной чувствовала она себя. — Ах, тетя Миранда, не ругайте меня! Мне так тяжело! Мы с Элис накрутили мои волосы на тряпочки, чтобы они стали вьющимися. Она сказала, что с прямыми я была похожа на индейца!

— Что ж, может, и была, — согласилась Миранда, — но, во всяком случае, на крещеного, а теперь выглядишь как индеец некрещеный — вот и вся разница, какую я вижу. Что мы сможем сделать с ней, Джейн, за то время, какое остается до девяти часов?

— Как только позавтракаем, выйдем во двор к насосу, — ответила Джейн успокаивающе. — Мы сможем заметно поправить дело, если намочим их и сильно натянем.

Ребекка без аппетита грызла кукурузную лепешку; полные слез глаза были устремлены на тарелку, подбородок дрожал.

— Не плачь, а то глаза будут красные, — проворчала довольно добродушно Миранда. — Как только будешь сыта, беги наверх, возьми щетку для волос и гребень и возвращайся. Мы будем ждать тебя у боковой двери.

— Я бы не расстраивалась из-за того, что сама такая страшная, — сказала Ребекка, — но мне так тяжело, что я своим видом позорю штат Мэн!

О, что за час последовал за этими сетованиями! Прошла ли через такую «палату ужасов» на своем пути к славе хоть одна соискательница литературных или драматических почестей? Был ли хоть один «поэт дня», с чьей головой так жестоко обращались? Окунали в корыто с дождевой водой, держали под струёй воды, яростно терли грубым полотенцем, намотанным на ролик, вытирали насухо горячей фланелевой тряпкой! И разве не кажется почти невероятным, что по истечении такого часа волосы у корней все еще стояли вертикально? (Элис приподняла косы Ребекки вверх на два дюйма и закрепила в таком положении, туго обмотав каждую суровой ниткой.)

— Достань гладильную доску, Джейн, — крикнула Миранда, на которую препятствия действовали воодушевляюще, — и передвинь тот утюг к передней кромке плиты! Ребекка, сядь на тот низенький стульчик рядом с доской, а ты, Джейн, разложи на доске ее волосы и накрой их оберточной бумагой. Да не съеживайся ты, Ребекка, худшее уже позади, и ты вынесла все это очень хорошо! Я постараюсь не дергать тебя за волосы и не обжечь. Ах, как бы мне хотелось, чтобы поперек колена у меня была Элис Робинсон, а в правой руке хорошая дранка!.. Ну вот! Ты выглажена, и тетя Джейн может надеть на тебя белое платье и заплести тебе косы заново — туго и хорошо. Может быть, ты все-таки не будешь самым некрасивым из «штатов», но, когда ты сегодня вышла к завтраку, я сказала себе: «Ну, если б Мэн так выглядел, его ни за что не допустили бы в Соединенные Штаты».

Когда дилижанс «дяди Сэма» плавно и торжественно подкатил к кирпичному дому, «богиня свободы» и большинство «штатов» уже заняли свои места на «палубе», позади возницы.

Невозможно описать словами гордую поступь коней с их ярко разукрашенными уздечками и усеянной маленькими флажками сбруей. В окнах дилижанса висели занавески, сделанные из той же ткани, что и флаг, а из-за них выглядывала сияющая улыбкой «Колумбия», словно радуясь, что везет с собой столько преданных ей детей. Яркие развевающиеся вымпелы украшали кнут возницы, передний щиток и заднее сиденье экипажа, и все в целом производило такое впечатление, что могло воодушевить даже самого флегматичного избирателя.

Ребекка вышла на крыльцо, а тетя Джейн принесла стул, чтобы помочь ей подняться на крышу дилижанса. Мисс Дирборн бросила на свою любимицу взгляд, полный отчаяния. Что случилось с девочкой? Кто одел ее? Не была ли ее голова пропущена через бельевой каток? Почему у нее красные, опухшие глаза? Мисс Дирборн решила, что отведет ее за деревья, когда они приедут на место праздника, и там внесет в ее наряд несколько завершающих штрихов — штрихов, которые ее умелые руки так и тянулись внести.

Дилижанс вновь тронулся с места, и, по мере того как процессия на придорожной полосе становилась все радостнее и оживленнее, лицо Ребекки прояснялось и делалось красивее — ее красота всегда шла изнутри. Люди, идущие, едущие или стоящие на порогах своих домов, приветствовали дилижанс «дяди Сэма» с его грузом девочек в легких кисейных платьях и с развевающимися лентами. А сразу за дилижансом ехала пышно украшенная телега, которой правил Эбайджа Флэг и которая везла весело, но нестройно звучащий оркестр из флейт и барабанов.

Был ли когда такой счастливый день! Такой прозрачный воздух! Такой мягкий солнечный свет! Такой веселый «дядя Сэм»!

Дилижанс остановился в назначенном месте возле сосновой рощи, и, пока собиралась толпа, дети ждали той минуты, когда они наконец выйдут на помост, — минуты, к которой, им казалось, они шли с самого рождения.

Как только появилась такая возможность, мисс Дирборн шепнула Ребекке:

— Пойдем со мной за деревья, я хочу сделать тебя красивее!

Ребекке пришло в голову, что в последние двенадцать часов она и так уже достаточно настрадалась от подобных попыток, но все же она послушно подала руку учительнице, и вдвоем они удалились.

Так вот, боюсь, мисс Дирборн была весьма посредственной учительницей. Доктор Мозес всегда повторял это, а Либби Мозес, его дочь, желавшая занять место мисс Дирборн в школе, выражала сожаление, что нынешняя учительница не имела возможности в свои юные годы чаще вращаться в светском обществе. Сама Либби брала уроки музыки в Портленде, останавливалась на одну ночь в отеле в горах Уайт-Маунтинс и гостила у своей сестры в городе Лоуэлл в штате Массачусетс. Этот опыт, по ее собственному мнению и по мнению ее близких друзей, открыл перед ней безграничные горизонты — столь безграничные, что ее представление о менее значительных и более скромных делах оказалось, пожалуй, несколько искаженным.