Дарвин - Максим Чертанов

Дарвин еще 30 лет назад писал в «Хроники садовода» о том, как цветы опыляются насекомыми. Вы удивитесь, но и эта банальность считалась ересью: господствовала идея, что цветы (которые создал Бог, дабы радовать наши взоры) опыляют себя сами, а насекомые, перелетая с цветка на цветок, просто кушают нектар. Садоводы, правда, заметили, что ваниль (вид орхидных), когда ее ввезли в Англию, почему-то не желает сама себя опылять. Но это относили на счет ее дурного характера. В 1793 году немец К. Шпренгель издал книгу «Тайны оплодотворения цветов», где доказывал, что Бог приспособил цветы и насекомых не к нашим дурацким капризам, а к нуждам друг друга. Дарвин ее читал. Взаимопомощь и совместную эволюцию растений и их опылителей он вкратце уже описывал в «Естественном отборе». Теперь стал собирать примеры того, как орхидеи и насекомые приспособились друг к дружке; Гукеру назвал это занятие «шахматами».

Лето всегда было богато исследованиями: Дарвин изучал жизнь муравейников, в ассистенты взял младших детей. Фрэнсиса записал в школу Клэпхем, Леонарда — в школу Рида (писал Риду о нем: «Он не тупой, но такой тугодум, что единственная цель обучения — как-то стимулировать его ум»). Продолжал препираться с Греем, пытавшимся убедить его в существовании во все вмешивающейся Высшей силы. «Ни в чем не повинный хороший человек стоит под деревом, и его убивает удар молнии. Верите ли Вы (мне, право, очень хотелось бы это знать), что Бог намеренно убил этого человека? Многие или большинство людей верят в это; я не могу верить и не верю. Если Вы верите в это, то верите ли Вы, что когда ласточка схватит комара, то это Бог предназначил, чтобы эта определенная ласточка схватила определенного комара в определенное мгновение? Я полагаю, что человек и комар находятся в одинаковом положении. Если их смерть не предопределена, то я не вижу причин верить, что их возникновение должно быть предопределено».

Осенью в Дауни он заставил себя сесть за «Изменения домашних животных», хотя не тянуло: орхидеи и росянки интереснее. С 22 сентября по 5 ноября был с Генриеттой на курорте Истборн, там дочь указала ему на ошибку: он думал, что все голубоглазые кошки глухие, она доказала, что бывают исключения. Опубликовал статью об опылении орхидей. Меррей потребовал нового издания «Происхождения видов», пришлось все остальное бросить.

Третье издание вышло в апреле 1861 года. Всего их выйдет шесть, и каждое следующее будет содержать больше изменений, чем предыдущее. Исследователь М. Пэкхэм подсчитал: «Из 3878 фраз первого издания 75 процентов переписаны от одного до пяти раз. Было добавлено более 1500 предложений, около 325 было вычеркнуто. Всего существует около 7500 вариантов оригинальных и внесенных позднее предложений. Шестое издание из-за дополнений на треть длиннее первого». В третьем издании появился «Исторический обзор» — рассказ о «предшественниках». Автор разъяснил термин «естественный отбор»: некоторые решили, что отбор — коль его несколько раз назвали «силой» — является причиной изменений. Это не так: закон отбора всего лишь регулирует, каким особенностям продолжиться, каким угаснуть со смертью их обладателей. «В буквальном смысле слова "естественный отбор", без сомнения, неправильный термин[26]; но кто же возражал против употребления химиками выражения "избирательное сродство различных элементов"? И тем не менее нельзя же, строго говоря, допустить, что кислота выбирает основание, с которым предпочтительно соединяется». «Под словом "Природа" я разумею только совокупное действие и результат многих естественных законов, а под словом "законы" — доказанную нами последовательность явлений».

Он добавил рассуждений о «скачках» и постепенности: бывает и так и эдак. Коснулся нелюбимого им понятия прогресса: «Натуралисты до сих пор не предложили приемлемого определения того, что значит повышение организации. У позвоночных принимаются во внимание степень умственных способностей и приближение к строению человека». Трудно сказать, есть ли общая тенденция к прогрессу, поскольку до сих пор живут амебы и прочие низкоорганизованные существа: «Естественный отбор не заключает в себе неизбежного прогрессивного развития, он только использует такие изменения, которые возникают и оказываются полезными для каждого живого существа в сложных условиях его жизни. А спрашивается, какую пользу… могли бы извлечь из более высокой организации инфузория, глист или червь?» Другие могут усложняться, но если они не вступают в конкуренцию с инфузориями, те могут сидеть в своей уютной нише сколь угодно долго и остаться неизменными.

В Америке тоже готовилось новое издание «Происхождения видов», Грей издал брошюрой свои статьи о естественном отборе, Дарвин выкупил тираж и разослал знакомым, включая Уилберфорса: в отличие от большинства пишущих людей он любил, когда кто-нибудь растолковывал его идеи. Преподобный Кинглси поделился гипотезой: все говорят, что нет «переходных звеньев» от животного к человеку. «Хотя мы отрицаем их существование, легенды всех народов полны упоминаниями о них: Фавны, Сатиры, Эльфы… Нам с Вами очевидно, что они были побеждены белой расой в ходе естественного отбора». Дарвин, вероятно, схватился за голову, но ответил, что мысль «чрезвычайно интересная»; лично для него вопрос генеалогии человека, «великий и почти ужасный», не так уж труден, ибо он видел дикарей Огненной Земли: «Мысль, что мои предки были подобными существами, была более отвратительной, чем мое теперешнее убеждение, что несравнимо более отдаленный предок был животным. Обезьяны бывают добры, по крайней мере иногда…» Лайелю, 23 сентября 1860 года: «Человеческие расы до такой степени ближе друг к другу, чем к любой обезьяне, что… я рассматривал бы все расы как произошедшие от единого предка. Я считал бы вероятным, что расы прежде меньше отличались друг от друга, чем теперь, разве что какая-то сильно уклонившаяся и отсталая раса вымерла… Человек сдерживает любого нового человека, который мог бы развиться… Белый человек стирает с лица земли расы, почти равные ему». Друзьям он говорил, что собрал достаточно материала для «небольшого эссе» о человеке, но боится нападок, пусть пишут другие.

Другие не отказывались. Хаксли с Лаббоком, Гукером и еще несколькими учеными купил журнал «Естественноисторическое обозрение» и в январе 1861 года опубликовал статью о родстве человека и обезьяны со шпильками в адрес Оуэна по поводу гиппокампа. Открылась военная кампания: сражения проходили по субботам на страницах «Атенея». Хаксли избрали в совет Зоологического общества — Оуэн в знак протеста из него вышел. (Точка в дискуссии была поставлена в 1862-м, когда анатом У. Флауэр продемонстрировал мозг обезьяны и человека и все убедились, что гиппокамп там и там есть.) Хаксли с 1860 года читал лекции для широкой публики, печатал их в журнале «Рассудительный»: «Столкнувшись лицом к лицу с шимпанзе, этой искаженной копией себя, даже не склонные к размышлениям люди ощущают удар… словно сама Природа предвидела гордыню человека… Человек не унижен происхождением от животного или дикаря, напротив, путь, который он прошел, — свидетельство его мощи и разума; его прогресс по сравнению с прошлым — основание веры в его благородное будущее». Лайель посещал лекции Хаксли и был удивлен тем, каким успехом у обывателей они пользуются, Дарвин восхищался: Хаксли подвижник, герой. (Их отношения, прежде не близкие, стали теснее после того, как в марте 1861-го у Хаксли умер ребенок и Дарвины уговорили жену Хаксли пожить с другими детьми в Даун-хаузе.)