Предчувствие весны - Виктор Исьемини

Вель поднялся с мечом в руке.

— А ну-ка, отстаньте, — велел он мучителям. — Хватит с него.

— Чего? — Кенгель обернулся. — Вель, ты чего?

— Я сказал, пошли прочь.

— Надо же, — протянул один из молодых братьев. — Тихоня наш, оказывается, вон какой… Вель, мы же тебя не трогаем.

В словах парня была угроза.

— Правильно делаете, что не трогаете, — отрезал Велитиан. — И его тоже зря тронули.

— Ну ладно, — Кенгель оставил конюха, и придвинулся к нежданному заступнику. — Мы с тобой после переговорим, Вель. А то у тебя меч, а у меня нет.

Противников разделяло несколько шагов. Велитиан сделал шаг. Кенгель отступил. Стало очень тихо, только лошади чавкали в стойлах.

— Ладно, — негромко объявил Велитиан. — Давай сделаем по-другому. Пусть у тебя будет меч, а у меня нет. Держи.

Велитиан перевернул меч рукояткой от себя и протянул противнику. Тот уставился на рукоять, которая покачивалась перед глазами. Он не решался протянуть руку и схватить оружие.

— Не желаешь? — уточнил Велитиан. — Ну, как знаешь.

Он сделал вид, что отворачивается и опускает меч. Рукоять пошла вниз, потом — по кругу. Вель с разворота обрушил рукоять на голову Кенгеля. Тот пошатнулся, из рассеченного лба побежала кровь, оглушенный воин отступил еще на шаг, запнулся о лежащего конюха и повалился навзничь. Победитель снова перевернул оружие, теперь на приятелей Кенгеля глядело отточенное острие.

— Пошли прочь, — бросил Велитиан, — и этого ублюдка с собой заберите. А на будущее запомните: в следующий раз буду бить не рукоятью.

Братья подхватили оглушенного Кенгеля под руки и волоком потащили из конюшни. Сапоги раненного скребли по навозу, оставляя длинные борозды.

Конюх, всхлипывая, поднялся и вымолвил:

— Гилфинг тебя благослови, добрый господин.

— Не будь дураком, — отрезал спаситель, — не давай себя обижать. Эти ублюдки — такие же люди, как и ты. Мы здесь все равны перед Гилфингом, нет здесь господ. Эх, дать бы тебе в рыло, чтобы ты мои слова лучше запомнил, да в навозе мараться неохота. Иди, что ли, умойся…

На следующий день Велитиана вызвал магистр Эстервен. Жалоб от побитых братьев не поступало, но вышло нехорошо — Кенгелю следовало отправляться с патрулем, а он не мог стоять на ногах. Голова кружилась, ноги не держали. Похоже, сотрясение мозга. Понятно, не Гилфинг весть, какая травма, и пройдет быстро… но скрыть дело не удалось, а свежая ссадина на лбу красноречиво свидетельствовала о причине беспомощного состояния воина. Велитиану передали приказ его священства магистра Эстервена, парень отправился в цитадель, где обосновалось начальство. Ни страха, ни смущения он не испытывал.

— Ну, юный герой, — вместо приветствия обратился командующий, — пока нет врага, бьем своих?

Велитиан помалкивал.

— Что молчишь? Брат Кенгель нынче не смог сесть в седло. Голова болит у него.

— Голова — не самое сильное место брата Кенгеля. И не самое важное. Скоро он снова сможет встать в строй.

— Ладно. За что ты его?

— Бьет своих.

— Ах, вот как? Я не вижу на тебе следов драки. Он начал ссору, но сам и пострадал, ты это желаешь сказать? Как же тебе удалось не пострадать, если он напал первым?

— Гилфинг уберег меня, ваше священство.

— Хм… — Эстервен задумался. — А если я спрошу брата Кенгеля, напал ли он на тебя первым или нет? Что он ответит? Подтвердит или нет?

— Все в руках Светлого.

— Беспроигрышный ответ. Ладно, ступай и больше не дерись. Надеюсь, нелюдей станешь бить не хуже, чем братьев по Белому Кругу. Благословение Светлого с тобой.

Велитиан поклонился магистру и ушел. Во дворе поджидал конюх, за которого парень вступился накануне.

— Ваша милость, ваша милость, не было ли вам из-за меня беды? Если нужно, я к его священству в ножки повалюсь, расскажу, как было дело-то…

— Не нужно. Лучше сделай так, чтобы я из-за тебя не влипал в истории. Научись себя защищать. — Велитиан огляделся. Издали за ним наблюдали двое парней в белом, приятели Кенгеля. — И никому не доверяй.

Вель ткнул кулаком конюха в солнечное сплетение. Тот охнул и отшатнулся, хватаясь за грудь.

Велитиан зашагал прочь, оставив удивленного конюха. Братья, наблюдавшие издали, догнали его.

— Вель, эй, Вель! Слушай, мы никому не говорили. Это просто сложилось так, что Кенгелю нынче в дозор… Он тоже никому не…

— Ладно.

Эти двое явно набивались в приятели, но Велитиану никто не был нужен. Прежде, чем подыскивать друзей, парень хотел найти самого себя. Пока что у него не выходило.

ГЛАВА 39 Вейвер в Сантлаке

Если расследование убийства, проведенное белобрысым стражником, оказалось коротким, то ждать суда пришлось больше месяца. Новый начальник вейверской стражи не спешил извещать сэра ок-Дрейса о смерти предшественника. Сперва желал поймать и изобличить убийц, а затем уж предстать перед господином в выигрышном положении. Парень рассчитывал сохранить за собой хлебную должность. Поэтому не отправлял весть в Дрейс, прежде чем добился признаний подозреваемых. На всякий случай — всех подозреваемых, и кабатчика со слугами, и мастера-ткача.

Мясник со спутниками по-прежнему жил в «Золотой бочке». Он завел знакомство с владельцем лавки, торгующей скобяным товаром, свечами, дешевой посудой и подобными мелочами. Вроде бы собирался войти в долю, во всяком случае, приглядывался к делу, оценивал оборот. Для того, чтобы разобраться, часами торчал в лавке, заговаривал с покупателями. Разговоры выходили занятные.

Прежнее знакомство с Рудигером Чертополохом Мясник скрыл, они с чародеем даже разыграли сценку — маг явился в скобяную лавку, якобы — купить свечей, разговорился с приезжим… потом они отправились в «Золотую бочку» выпить за знакомство.

Платил за комнаты Гедор исправно, ни с кем не ссорился, никому не прекословил. Напротив, неизменно утешал хозяйку постоялого двора, которая, оставшись без мужа и работников, пребывала в отчаянии. Гедор время от времени заводил с женщиной разговоры, проявлял сочувствие. Как-то предложил организовать встречу с мужем, который томится в каталажке, ожидая суда.

Мясник переговорил с белобрысым стражником, посулил денег, парень согласился пропустить кабатчицу на свидание к мужу. Возвратилась женщина в слезах и рассказала, что арестантов держат в холоде и неудобстве, закованными в тяжеленные ржавые цепи. Все — избитые, оборванные, голодные. Мясник посочувствовал, Дела даже всплакнула за компанию. В конце концов постоялец так расчувствовался, что вызвался переговорить со стражей снова. Хозяйка, рыдая, еще раз собрала денег на подкуп солдат — и ей позволили передать мужу теплые вещи и ежедневно носить еду.