Евангелие от змеи - Пьер Бордаж

—Вот же маразм —я выдавал себя за исцеленного, а вернул к жизни Ваи-Каи тебя!

—Не меня одну. Вспомни, там было больше сотни раненых.

Бартелеми стремительно распрямился, ударил кулаком по стеклу. Он пока не одевался по моде новых кочевников, но сейчас на нем были только драные старые джинсы, так что скоро он пополнит ряды учеников, расхаживающих в одних плавках, а то и вовсе в чем мать родила. Люси и сама придавала теперь мало значения одежде. Чаще всего она носила просторную майку на голое тело, надевая хлопчатобумажные трусики только во время месячных. Люси порой сама поражалась той скорости, с которой улетучивались прежние привычки —маниакальная чистоплотность, забота о гигиене, желание быть всегда элегантной, соблазнять, страх остаться без денег, поиск вечно ускользающего идеала... Ей хватило нескольких недель, чтобы вернуться к прежней беззаботной и счастливой Люси.

—Я хорошо тебя поимел, Люси! Во всех смыслах этого слова! Да уж, поимел так поимел!

Бартелеми истерично рассмеялся, всхлипнул, как ребенок, судорожно и отчаянно. Люси погасила фары, выключила мотор, вытянула ноги и легла на откинутую спинку сиденья. Ночь вползла в кабину, накрыв их темным крылом в полосках лунного света.

—Имел, имел, имел, трахал, трахал, трахал...

Люси догадывалась, что он собирается ей сказать, но ей нравилось заниматься с Бартелеми любовью, она испытывала с ним такое острое наслаждение, какого не знала ни с одним из своих мужчин.

Смерть оставила у Люси ощущения скорее приятные, даже нежные. Смерть была другой —и такой замечательной —стороной того настоящего, имя которому —жизнь.

—Если бы ты знала мою семью, если бы я их не убил, ты бы меня не захотела, решила бы, что я такое же чудовище, понимаешь? Теперь мне плевать, я получил, что хотел, получил тебя.

Он протянул руку и открыл дверцу с ее стороны. Соленый ветер ворвался в машину, рыча и завывая. Бартелеми схватил Люси за запястье, заставил выйти из машины, вылез следом, приклеился к ее спине, держа нож у шеи под подбородком.

—Ты же сука, шлюха, заводящая мужиков интернет-стриптизом. Моя сестра тоже была маленькой шлюшкой.

Знаешь, что я с ней сделал?

Он трясся от возбуждения, но она даже не повернула головы. Холодное лезвие ножа оказалось в опасной близости от шеи Люси, она чувствовала на лице горячее дыхание Бартелеми.

—Я перерезал ей горло. Одним движением. Прежде чем умереть, она ужасно удивленно посмотрела на меня.

А мать так накачалась, что ничего не поняла.

Бартелеми потел крупными каплями, от него исходил какой-то странно-терпкий запах. Люси с болезненной остротой ощущала его нервное возбуждение и отчаяние, но, несмотря на нож, грозивший перерезать яремную вену, была внутренне совершенно спокойна, словно ночь напоила ее своей умиротворенностью. Люси не боялась умереть, первая случившаяся с ней смерть была совсем не страшной.

—Это наша последняя ночь, Люси. Я не вынесу, если ты будешь смотреть на меня как на чудовище, но жить без тебя не смогу. Я не хочу, чтобы ты была с другим. Мы умрем вместе —сначала ты, потом я. И никто не придет, чтобы воскресить нас.

Продолжая говорить, Бартелеми толкал ее вперед по густой траве и зарослям чертополоха. Их ноги все сильнее увязали в мягком песке. Темные тучи проглотили Луну и последние островки звезд. Люси упивалась ароматами смолы, моря и диких цветов, разлитыми во влажном воздухе. Вдалеке сверкал серебром Атлантический океан.

Судя по всему, они были где-то недалеко от места сбора на пляже близ маяка в Кубре. Люси не приходило в голову позвать на помощь —и не только из-за лезвия ножа, щекотавшего ей подбородок, но и потому, что она готова была пройти вместе с Бартелеми его крестный путь, ведь их жизни пересеклись в данный момент настоящего.

У нее не было чувства покорности судьбе, речь шла о сознательном выборе, и выбор этот был куда яснее решения пойти работать на сайт sex-aaa. Она никогда не чувствовала себя такой свободной, спокойной и счастливой, словно шла по лучу света. Люси восхищали шепот океана и бездонная чернота неба, она радовалась ветру, ласкавшему ее лицо и волосы, упивалась пряными запахами, которыми был напоен воздух, ее возбуждал жар тела Бартелеми, прижимавшегося к ее спине.

Они пересекли поляну, прошли по дюнам, поросшим редкой травой и сухими деревьями, и оказались над пляжем.

В ночной глубине светилась бледным серебром кромка прибоя. Рокотали, набегая на песок, волны, слышался восторженный гул толпы.

Сколько людей слушали в тот вечер Духовного Учителя? Десять, двадцать тысяч? Люси чувствовала, как разрывается ее кожа под усиливающимся нажимом острого кончика ножа.

—Ну почему, черт бы побрал эту гребаную жизнь, нельзя стереть прошлое?

Боль не мешала Люси наслаждаться свежестью первых дождевых капель. Молния, сверкнувшая на горизонте, залила пляж и океан мертвенным светом. Надвигался ураган —порывы ветра становились все сильнее, в воздух поднимались фонтанчики песка. Это была та самая буря, которая вот уже несколько недель опустошала Атлантическое побережье.

Многие города по берегам Шаранты и на территории Финистера серьезно пострадали: ветер срывал с домов крыши, вырывал с корнем деревья, валил столбы электропередачи. Улицы заливало дождем, возникла угроза наводнения.

Люси не сразу поняла, что Бартелеми бросил нож и упал на песок на колени. Его стоны и всхлипывания оторвали ее от завораживающего зрелища пролога бури.

Кровь стекала с подбородка на шею и грудь. Люси обернулась и увидела, что Бартелеми лежит на земле, пряча лицо в ладонях, и судорожно рыдает. Чудовищный раскат грома сотряс землю, два удара молнии разорвали тьму, и небо взорвалось ливнем.

Люси сняла майку и склонилась над Бартелеми, прикрывая его своим телом.

—Прошлое мертво! —воскликнула она, перекрикивая грозу. —Никто не станет судить тебя, Бартелеми, никто не увидит в тебе чудовище, если ты научишься жить настоящим.

Они еще долго лежали совершенно неподвижно, тесно прижавшись друг к другу, а вокруг бесновалась и гневалась природа.

Глава 39

Дождь шел не переставая уже две недели, но отвратительная погода не мешала огромным толпам собираться на встречи с Ваи-Каи. После трагических и одновременно удивительных марсельских событий слухи, подогреваемые печатной прессой, радио и телевидением, опережали Учителя на всем пути его следования по восточным районам страны. Повсюду —на бесконечных пляжах Атлантического побережья и суровых землях Бретани, у гранитных розовых скал и в залитых дождем рощах Нормандии —их встречало так много людей, что вереница машин струдом прокладывала себе дорогу, как пелетон велосипедистов во время гонки "Тур де Франс".

Исцелений становилось все больше, поговаривали, что в больницах и клиниках, расположенных в десятках километров от мест сбора новых кочевников, наблюдались случаи самоисцеления. Конечно, все эти слухи следовало делить на три —если не на десять. Движение ширилось и росло, адресов в Сети становилось все больше, знак двойной змеи красовался на столбах, опорах электропередач, рекламных щитах и фасадах домов.

Люди в караване говорили на стольких языках, что в голову невольно приходило сравнение с вавилонским столпотворением.

После короткой остановки в Парижском районе турне Духовного Учителя должно было продолжиться во Франции, Бельгии, Нидерландах, Люксембурге, Эльзасе, Германии и Швейцарии... Его хотели видеть повсюду в Европе, в России и на берегах Балтики, звали и на другие континенты —в Азию и Северную Америку (их эмиссары были особенно настойчивы). Африканские последователи —судя по сообщениям в Сети их было очень много! —не осмеливались приглашать Учителя к себе: слишком нестабильная была политическая ситуация, континент сотрясали этнические войны.

Ваи-Каи поднял на Йенна глаза: взгляд его был непривычно печален. Они остались одни в гостиной дома, где их разместили организаторы Версальской встречи.

Остальные ушли спать, измучив Учителя вопросами —в основном нелепыми. Что он думает о Пакте гражданского согласия, об усыновлении детей однополыми парами, об абортах, видеоиграх, виртуальном пространстве, генетически модифицированных организмах, генетике в целом, переливании крови, трансплантации органов, переселении душ, буддизме, католицизме, демократии, глобальном потеплении, теории полного отрицания, астрологии и сектах... Ответов на "вечные" вопросы не существовало —только мнения, догадки, верования и догмы. Ваи-Каи отсылал каждого к себе самому, к суждениям, рождающимся в мозгу человека и являющимся прямым следствием косности и ограниченности.

Мнение, высказанное по одному из затронутых сюжетов, стало бы, по мнению Учителя, не более чем плодом размышления мозга, попавшего в ловушку прошлого, отражением, увиденным в кривом зеркале. Над человеком разумным, человеком сознательным, человеком, который живет настоящим, ничто не довлеет, —ни воспитание, данное в семье, ни полученное образование, ни чувства, ни воспоминания. Такой человек относится к своей первой реакции —отрицанию, отторжению, влечению, отвращению, возмущению, восторгу, —как к чему-то чужеродному, он дожидается, пока рассеются первичные суждения, и тогда видит в глубине себя самого чистое существо, обитающее в доме всех законов, погруженное в бесконечно разнообразный мир двойной змеи.