Ада Даллас - Верт Уильямс

– Так что представляет собой ваша информация, мистер Даллас?

– Она у меня вот здесь.

Я открыл ящик стола и взглянул на лежавший сверху тот снимок Ады в черном парике и подколотые к снимку бумаги. Я опустил руку в ящик. Нет, я определенно не испытывал никакого удовлетворения. Мысленно видел я, как достаю снимок, как передаю его Мастерсу, как он берет его и уходит, а вместе с ним и то, что должно погубить Аду раз и навсегда.

Я сделал вид, что роюсь в ящике и не нахожу того, что ищу. Я бы не сумел объяснить, почему поступаю так. Нужно всего лишь протянуть руку, передать ему фотографию и бумаги – и все задуманное исполнится. Я расквитаюсь и с ней, и с Сильвестром, и с Янси. А заодно и с Мастерсом. Он тоже из одной с ними компании.

Я подержал в руке снимок, разжал пальцы и задвинул ящик, потом для вида стал рыться в других ящиках. Мастере с насмешкой наблюдал за мной.

– Не могу найти, – проговорил наконец я. – Видимо, оставил дома, в сейфе.

– Да?

– Я позвоню вам, как только найду.

– Понятно. – Я взглянул на него: он действительно понял. Он встал. – Что ж, господин губернатор... простите, шериф, если найдете, свяжитесь со мной, вы знаете, где меня найти.

Показав мне спину в хорошо сшитом синем костюме, он вышел в дверь именно так, как я себе мысленно представлял, – правда, без той бомбы, которая могла бы взорвать Аду.

Как только дверь за Мастерсом закрылась, я взял снимок в руки, тоже встал и пошел в уборную.

Я разорвал его сначала пополам, потом на четыре части, а потом на клочки и, бросив в унитаз, спустил воду. И смотрел, как вода втягивает их в воронку, кружит и, булькая, уносит навсегда.

"Вот и разлетелись как дым твои планы мщения, идиот!" – подумал я. И тем не менее я почувствовал огромное облегчение, словно человек, которому сообщили, что приговор о пожизненном тюремном заключении отменен.

СТИВ ДЖЕКСОН

Ранним вечером, когда небо еще голубое, а солнце уже желтое, мы подъехали к Капитолию и начали готовиться к телевизионной передаче. Никто не пытался помешать нам. Либо Янси получил от кого-то хороший совет на сей счет, либо у него самого хватило ума понять, что любая попытка сорвать мое выступление только придаст событию еще более сенсационный характер.

Я помог операторам и техникам выгрузить из машины тяжелое оборудование. Больше мне нечего было делать, и я стал наблюдать, как солнце – большой алый шар на ниточке – медленно опускается за верхушки деревьев и крыши. Освещенные его лучами, ярко зеленели лужайки вокруг Капитолия. Время от времени я бросал взгляды на белую башнеобразную громадину этого здания, отвесно вздымавшегося в розоватую голубизну неба. Посыпанные белым песком дорожки прорезали лужайки там и сям и обегали статую Хьюи Лонга.

Он стоял, устремив бесстрастный взгляд в пылавшее на западе небо. А когда закат погас и небо из голубого стало серым, а потом фиолетовым, луч никогда не выключавшегося прожектора вытянул, залив желтым светом, фигуру Лонга, неподвижного, как языческое божество.

Начало темнеть. Я наблюдал за бесконечной возней техников с камерами, прожекторами и проводами, чувствуя себя далеким и отрешенным от того, что они делали. Между тем они делали это для меня. И камеры и прожектора скоро нацелятся на мое лицо; я был причиной суеты, происходящей на ступенях Капитолия. Вероятно, подумал я, вот так же отчужденно приговоренный к повешению взирает на то, как плотники вбивают последние гвозди в его виселицу. Но мне нечего было бояться, никто не собирался меня вешать. Потом я попытался представить себе, что я палач. И у палача, и у его жертвы ощущения в этот миг были бы одинаковы. Да, да, в этот миг, но, конечно, не в самый последний.

В небе уже зажигались первые звезды. Близилось время передачи.

Я обрадовался, когда один из техников крикнул:

– Стив, подойди ближе! Нам нужно проверить установку камер и освещения.

РОБЕРТ ЯНСИ

Я наблюдал за ними из окна кабинета. Худой и высокий Джексон прохаживался по ступенькам лестницы; хрупкий и беззащитный, он представлял собой прекрасную мишень. Но время моего алиби еще не наступило.

Был момент, когда Джексон повернулся ко мне спиной, и я мысленно отметил меж его лопаток нужную точку. Около минуты он стоял неподвижно, словно нарочно подставлял спину, и в эту минуту я испытывал к нему такую нежность, какую испытываешь только к женщине. Потом он переменил место, мишень исчезла, и Джексон снова превратился в человека, готового отправить меня на электрический стул.

СТИВ ДЖЕКСОН

Внезапно вспыхнули прожектора, и все передо мной запылало ослепительным желтым пламенем. Я невольно зажмурился, а когда снова открыл глаза, прожектора уже мне не мешали, и я смотрел на белые ступени лестницы.

– Прекрасно! – заметил режиссер передачи. – Стой на этом же месте, когда мы включим камеры.

– Сколько еще ждать? – спросил я.

Он взглянул на часы:

– Полчаса.

Я подумал, что можно было бы открыть бронзовые двустворчатые двери, войти в вестибюль с высоким потолком и из будки телефона-автомата позвонить Янси в последний раз. Я взялся за ручку двери, но дверь оказалась на замке. Несколько секунд я рассматривал выбитые на бронзе и казавшиеся черными в свете прожекторов рисунки. Не попытаться ли проникнуть в здание через запасной вход? Нет, на это у меня уже не оставалось времени. Я отошел от двери и снова вступил в бледный круг света.

РОБЕРТ ЯНСИ

Открылась дверь, и в кабинет вошли два моих полицейских – Пэкстон и Бьюсан.

– Почему задержались?

– Простите, господин генерал, но вы приказали прибыть в семь тридцать, а сейчас только семь двадцать одна, сэр.

– Да? Ну, хорошо. Давайте приступим к делу.

Я вручил им несколько докладов и засадил за работу – читать бумаги вслух, проверять цифры, уточнять отдельные пункты и так далее. Я выбрал Пэкстона и Бьюсана потому, что мог положиться на них как на вполне надежных свидетелей. Преданность их не вызывала у меня ни малейших сомнений, тем более что недавно я повысил их в должностях и обещал повысить снова.

Разумеется, я не открыл им свои планы. Не видел в том необходимости. Они оба знали, что им предстоит делать и говорить. Именно так они сделают, именно то скажут и никогда не упомянут ни о чем даже в разговоре между собой.

А сказать они должны будут вот что: я, генерал Роберт Янси, в те минуты, когда был убит Стив Джексон, находился вместе с ними в моем кабинете.

Сделать же они должны были вот что: забыть, что как раз в это время я на несколько минут выходил из кабинета в туалет. Только и всего.

Все это я подготовил только за одну последнюю неделю – весьма тщательно, не спуская глаз с часов и прорепетировав пятнадцать раз.

В нужное время я выйду в мужскую уборную. У дверей своего кабинета я прихвачу портфель с разобранным карабином. В мужской уборной, этажом выше, висит заблаговременно принесенное мною штатское пальто с перчатками в кармане и шляпа. Я войду в уборную в военной форме, а выйду в пальто и шляпе. Пользуясь лифтом, поднимусь на шестой этаж. Пройду в расположенную там кладовую, где хранятся всякие хозяйственные вещи и принадлежности; дверь кладовой я открою заранее припасенным универсальным ключом. Окно кладовой выходило на ступеньки парадной лестницы Капитолия. Я выбрал это помещение потому, что из него можно было стрелять под нужным углом, и потому, что в это время уборщицы должны находиться в другом месте. Под благовидным предлогом я получил график их работы и трижды проверил, как он соблюдается. Выяснилось, что соблюдается и что женщины в это время убирают помещение на девятнадцатом этаже. Все было проверено.

Оказавшись в кладовой, я выну карабин из портфеля, быстро соберу его, проверю прицел и надену глушитель; потом подойду к окну, положу дуло на подоконник, тщательно прицелюсь в находящуюся почти подо мной голову Стива Джексона, нажму спуск, снова прицелюсь и снова выстрелю – для верности. Дело будет сделано.

После этого разберу карабин, на что потребуется четыре секунды, спрячу части под находящийся там шкаф для одежды, выдвинув для этого нижний ящик, и на лифте спущусь на третий этаж. Здесь в мужской уборной сниму пальто, сойду по лестнице на этаж, где расположен мой кабинет, и когда там появятся люди, они увидят, что мы сидим и трудимся.

Отрабатывая операцию, я никогда не тратил на нее больше восьми минут. А однажды уложился даже в шесть. Вторую часть операции – после выстрелов – я выполнял всего за три минуты.

Разумеется, я принял меры, чтобы не оставить никаких следов. Карабин, из которого мне предстояло стрелять, я подобрал в свое время возле убитого человека, так что его баллистические данные ничем не помогли бы следствию. На мне будут перчатки. Свидетели, подтверждавшие мое алиби, были вполне надежны. Известный элемент риска, конечно, оставался. Кто-нибудь мог увидеть меня, когда я пойду в пальто и шляпе, что, несомненно, покажется подозрительным. Однако можно было засунуть пальто и шляпу в портфель и принести после всего сначала в уборную, а потом в кабинет. Это тоже рискованно, но в меньшей мере, а вообще-то совсем избежать риска я не мог.