Дальняя дорога - Юрий Тупицын

Соколов органически не терпел непонятного, а поэтому утром, после завтрака, обратился за разъяснениями к своему напарнику, Виктору Хельгу.

- Мы будем отдыхать, - сказал Виктор, подчеркивая слово "мы", - но это вовсе не значит, что будет отдыхать и командир.

- Почему не значит?

- А потому что он - командир, - ласково пояснил Хельг. - Мы ведь уже говорили с вами об этом, Александр Сергеевич. Аварийные ситуации командирский хлеб насущный. Ну, а по мере необходимости Федор будет привлекать к отдельным работам и других.

Соколов пожал плечами.

- Какой же это отдых?

- Отдых, Александр Сергеевич, отдых - сами увидите. Например, Федор будет устанавливать связь с Землей, это совершенно определенно. Разве вы откажетесь участвовать в такой работе?

- Какая же это работа? Праздник!

- Это как сказать. - Виктор усмехнулся, разглядывая эксперта, и посоветовал: - Празднуйте, отдыхайте, только не слишком молодейте, а то жена не узнает.

- В каком смысле не молодейте? - насторожился эксперт.

- В самом прямом. Мы же вышли в пространство Эйнштейна, стало быть, на нас теперь распространяются все эффекты теории относительности. Время на Земле сейчас летит с головокружительной быстротой! По сравнению с нашим, корабельным.

Виктор лукаво подмигнул и испарился, оставив эксперта в состоянии определенной растерянности. Соколов машинально опустился в кресло и задумался. Виктор был прав! Как ему самому это не пришло в голову? Корабль вышел в пространство Эйнштейна и летит где-то у самого рубежа скорости света, значит, корабельное время сильно замедлено по отношению к земному. А земное ускорено! Дни и недели там сейчас летят, с точки зрения Соколова, с головокружительной скоростью, а стало быть, его жена и дети начали стремительно стареть. Эксперт похолодел: его вовсе не привлекала перспектива, вернувшись из экспедиции, встретиться с женой-старушкой, а то и того хуже - найти лишь памятник на ее могиле. Некоторое время Соколов пребывал в состоянии прострации, потом пожалел, что не расспросил Виктора как следует, и даже собирался пойти к нему, когда ему на глаза попался Лорка. У Федора был вид человека вполне довольного жизнью. Судя по всему, эффекты теории относительности его нимало не смущали, а ведь и у него осталась на Земле молодая жена! Что-то было в этой истории не совсем так, как обрисовал Виктор. Поэтому Соколов призвал себя к спокойствию, скорее всего скорость корабля не так уж велика, и не без некоторого душевного трепета уточнил значение этого параметра через компьютер. Бесстрастный ответ заставил его похолодеть: "Смерч" шел на "двух девятках", всего одна сотая отделяла его от светового барьера! Призрак дряхлой жены и солидных дочерей, окруженных детьми - его внуками, - снова встал перед внутренним взором эксперта. Но теперь Соколов уже владел собой, он не стал пугать себя фантазиями, а сел за вычислитель и сделал простенький расчет. Выполнив заключительную операцию по извлечению квадратного корня, он вздохнул с облегчением и поздравил себя с тем, что не стал приставать к товарищам с наивными вопросами. Лукавый Виктор, оказывается, попросту разыгрывал его! Выяснилось, что "две девятки" - это совсем не страшно, корабельное время замедлялось при этом по сравнению с земным всего в два раза. Сколько времени может продлиться вынужденная субсветовая станция? Неделю, максимум две. Ну и что? Что из того, если его семья постареет на полмесяца или на месяц? Такие вещи в обыденной жизни неощутимы.

Успокоившись насчет влияния эффектов теории относительности, Соколов, поразмыслив, отправился в плавательный бассейн. Он любил воду и в космосе отнюдь не изменил своих привычек, кроме того бассейн пользовался общей популярностью, и эксперт не без оснований надеялся встретить там кого-нибудь из своих товарищей и, на всякий случай, все-таки уточнить сведения об этих проклятых эффектах субсветовых скоростей. По пути ему встретился Корсаков. У Тимура было осунувшееся, утомленное лицо, сразу чувствовалось, что он работал - провел напряженную бессонную ночь. О непрохождении гравитоволн и отсутствии связи с Землей утром было объявлено официально, Тимура на завтраке не было. Мысленно связав оба эти факта, Соколов сочувственно спросил:

- Так и не ладится со связью?

Корсаков невидяще посмотрел на эксперта.

- Доброе утро, Александр Сергеевич.

Соколов хмыкнул, разглядывая ставшего столь необычно рассеянным товарища.

- Что-нибудь случилось?

Тимур лучезарно улыбнулся, улыбнулся хорошо, без натяжки, хотя от усталости едва стоял на ногах.

- Случилось! Непрохождение волн, будь оно неладно.

- Это я знаю. - Соколов подозрительно разглядывал Корсакова: утомлен, измучен, а надо же - настроение хорошее. - Думал, что-нибудь еще стряслось.

- Все страшное позади, Александр Сергеевич. Вы извините, тороплюсь работаю с гравитостанцией.

Тимур удалился, причем пошел он не в ходовую рубку, а к себе в каюту. Странно он работает с гравитостанцией! Покачивая головой и бормоча недовольно, что на корабле творится черт знает что, Соколов теперь уже нехотя поплелся в бассейн.

Корсаков потом не мог объяснить даже самому себе, почему, внимательно и хладнокровно прослушав биение сердца и даже определив зону, в которой оно прослушивалось, он вдруг отдернул руку, вскочил и захлопнул дверцу шкафа. В этом поступке вылились все его чувства: страх перед неведомым и необъяснимым, брезгливость - мешкоподобное желеобразное существо отнюдь не выглядело хоть чуточку симпатичным, недоверие к самому себе, желание выиграть время и подумать как следует. Почувствовав слабость в коленях, Тимур сделал два шага и опустился, скорее упал в кресло. Передохнув, он начал было машинально стягивать с рук перчатки, но передумал. Мелькнувшая мысль, что разумнее было бы не снимать перчатки, а полностью облачиться в защитный костюм, заставила его бледно улыбнуться. Итак, на корабле, который находится в открытом космосе на удалении около полутора световых лет от ближайшей звезды, появился "посторонний". Корсаков наконец-то осознал этот факт во всей его неожиданности, непонятности и, если угодно, во всем его величии. Могли бы люди осуществить такую транспортировку на чужой корабль? Нет! Человечество еще не доросло до этого, не видно даже подходов к путям решения такой задачи. Вывод мог быть лишь один: скорее всего, существо, находящееся в шкафу, и есть кикианин.

Тимур встал и, краем глаза поглядывая на шкаф, в волнении прошелся по каюте. Неужели свершилось? Неужели это событие, происшедшее в его апартаментах глубокой ночью, и есть тот великий контакт с братьями по разуму, которого так ждало человечество многие столетия? Тимур не был потрясен, не испытывал благоговения или каких-нибудь других возвышенных чувств. Скорее, он был разочарован, может быть, даже раздосадован. Примерно такую же досаду он испытал в юности, когда впервые увидел в подлиннике картины великого Леонардо да Винчи. Они были невелики по размерам, темны и, во всяком случае, выглядели заметно хуже прекрасных голо графических репродукций, которыми он не раз любовался до этого. Великий контакт! Никто, в том числе и Корсаков, не знал, как он состоится, но во всяком случае ему представлялось нечто действительно великое. Конечно, это наивно и, видимо, глубоко субъективно, но Тимуру всегда представлялось, что великий контакт - это великий праздник. И вдруг заурядный шкаф, похожий на термостат для хранения продуктов, а в шкафу нечто бесформенное и студнеобразное. Конечно, Тимур, как и все другие люди, не знал внешнего облика кикиан, но воображение назойливо, в разных вариантах, но упорно рисовало их ему изящными, одухотворенными и прекрасными созданиями. Ведь все совершенное по-своему прекрасно, а разве разум, созревавший миллиарды и миллиарды лет, может быть несовершенным?