Клуб «Ритц» - Алексей Миллер

говорили. Я – баран. Хорошо! Но она! Она – сука! Мне хочется разрыдаться. Я едва себя сдерживаю. Но нельзя. Я не слабак. Найду другую, более достойную!

Я морально устал от Оли. Не хочу и не знаю, о чем с ней говорить после всего сказанного. Несмотря на несколько трахов, она сейчас дальше от меня, чем была когда-либо до этого. Понимаю, что мы никогда не будем вместе. Я все испортил своей навязчивостью. Не умею я сохранять спокойствие. С самого детства не умел. Мужчина должен быть в меру холодным. Я не такой. А она оказалась с ледяной душой.

Свобода? Я тоже хочу свободы. Или для нее это значит трахаться со всеми? Готов ли я на это? Возможно, смирился бы. Но не теперь.

Мы подъезжаем к дому. Возле дома на свежем снегу видны следы шин. Переглядываемся, и, я уверен, думаем об одном и том же. Оля останавливает машину. Теперь нужно понять, что делать дальше. Если здесь кто-то был и ждал нас, то это место тоже небезопасно.

– Может быть, кто-то заблудился? – предполагаю я, совершенно не веря собственным словам.

– В такой глуши? – отрезает Оля с раздражением. Она права. Зря я говорю то, что изначально глупо, понимая, что это опровергнут, и я соглашусь.

– Я выйду посмотреть.

– Нет! – со злостью орет она. – Хватит уже вести себя, как дебил! – она включает задний ход в попытке развернуться. – Хочешь идти – вон! Но я убираюсь отсюда. Больше ноги моей здесь не будет. Я отвезу тебя до ближайшей гостиницы. Там наши пути расходятся. Хватит с меня!

В этот момент сзади подъезжает большой черный джип. Он упирается прямо в наш задний бампер. Я оглядываюсь. Оля включает переднюю передачу, пытается развернуться, съезжает на обочину. Переднее правое колесо проваливается в кювет. Задняя передача. Мы оказываемся на брюхе. В ловушке. Из-за дома выходят двое мужчин. Один из них – Паша.

Меня охватывает страх. Они сумели отыскать нас. Сейчас меня убьют. Все кончено. Я не хочу так умирать. После всего пережитого я должен жить.

Я готов на все. Только не убивайте! Сползаю вниз по сидению и стараюсь спрятаться за торпедой автомобиля. Оля в этот момент открывает дверь и выходит. Одному в машине мне становится еще хуже. Нет.

Выйдя на улицу, наблюдаю, как Оля кидается на Пашу с кулаками. Тот, в свою очередь, стоит спокойно, лишь иногда прикрывая голову от ее маленьких ручек.

– Ублюдок сраный! Убийца! – Оля уже бьется в истерике. Мне ничего не остается, кроме как стоять в стороне и наблюдать за ними. Несколько крупных мужиков подходят ко мне сзади. Неосознанно я отодвигаюсь от них, подходя к Оле с Пашей.

– Успокойся, доча, – раздается сзади мужской голос. Мы с Олей одновременно поворачиваем головы. Рядом стоит ее отец. Вполне спокойный, ничто не указывает на то, что ему что-либо угрожает. Безупречно одетый. Несмотря на ледяной ветер, он – в одном костюме, и смотрит на Олю с Пашей, как на нашкодивших дошколят. Только ухмылка мерзкая и гнилая. Он здесь не жертва. Я сразу это понял. Чтобы ни происходило, это он все задумал.

– Папочка, ты жив? – искренне, в порыве эмоций, не имея возможности трезво проанализировать ситуацию, кричит Оля и бросается к нему на шею.

Отец отстраняет ее и спокойно говорит:

– Пойдем в дом. Там теплее, – и, приобняв за плечи, ведет Олю в сторону крыльца. Они проходят мимо меня. Остальные мужики направляются следом, не обращая на меня никакого внимания, как будто бы меня тут и вовсе нет. Сбежать? Нет. Страшно и интересно… И как Олю бросить? Скрепя сердце, на трясущихся ногах следую за ними.

37

– Усаживайтесь поудобнее, – говорит Паша нам с Олей, как только я переступаю порог. Он сильно изменился. Сейчас парень совсем не похож на того отчасти потерянного психа, ищущего свое предназначение. Его взгляд полон уверенности. Я бы не отличил его от тех богатых придурков, которые мнят себя королями мира.

Отец стоит немного позади. За ним стоят двое охранников – бугаи крайне неприятного вида. Особенно ужасен один из них, постоянно скалящий свои желтые зубы, красующиеся под кривым сломанным носом. Глубоко посаженые глазки, лысый череп с татуировкой. Комично. Полнейший быдляк. Зачем Олин отец его держит? Наверное, для устрашения.

– Паша, расскажи им, – говорит отец Оли, усаживаясь в кресло. Его лицо выражает удовлетворение. Он спокоен. Видно, что он ждал этого момента.

Успели навести здесь чертов уют. В доме тепло, пахнет даже какой-то едой. Все это очень и очень странно. Павел делает шаг вперед. Потом назад. Волнуется, гад? Если бы не несколько вооруженных людей сзади, я бы кинулся на него, и, клянусь, убил бы.

– Не надо агрессии сейчас, – начал он говорить, как будто прочитал мои мысли. В его голосе чувствуется неуверенность, хотя глаза смотрят прямо и дерзко, то на меня, то на Олю. Он убрал руки в карманы и уже готов был продолжить свой спокойный монолог, когда Оля заорала:

– Агрессия? Нет, братец, я не злюсь. Я спокойна. Я буду ждать месяц, год, десяток лет, но клянусь тебе, в один прекрасный день ты будешь идти, а тебе в затылок прилетит пуля, которую выпущу я. Так что лучше убей меня здесь и сейчас, – потом она поворачивается в сторону отца. – Я верила тебе, думала, что он причинил тебе вред, – голос ее дрогнул. – Вы – долбаные ублюдки. Оставили меня гнить заживо! Сука, папа, я же верила тебе. Ну ты и скотина!

Из груди ее вырывается стон ненависти, в котором чувствуется безысходность. Ноги подкашиваются, она просто оседает на пол и начинает взахлеб реветь, содрогаясь всем своим хрупким телом. Вот момент, когда она сдалась. Ни один человек не может быть сильным абсолютно всегда.

Я присаживаюсь рядом и пытаюсь приобнять ее. Она даже не замечает моего прикосновения. Я смотрю на сидящего пожилого мужчину и неспешно шагающего взад-вперед парня. Им будто бы все равно. Они не собираются успокаивать девушку. В ее слезах любовь перерождается в ненависть, надежда – в одержимость. А они спокойны.

Злость все больше и больше переполняет мою душу. Неужели им действительно насрать на чувства близкого и родного человека? Они просто чудовищны. Особенно Паша. Прикрывался верой, а в итоге оказался последним подонком – и дьявол на такое не способен. С какой целью нужно так издеваться над людьми?

– За что? – процедил я сквозь зубы. Даже Оля обращает на меня внимание и забывает о своих слезах.

– Да ни