Миссия России. В поисках русской идеи - Борис Вячеславович Корчевников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Растление и плоти, и духа отразилось и в том, что странное блудное сожительство – браки втроем – стало среди интеллигентов и элит чем-то вроде нормы.
Нам нынешним, живущим в обществе, где все пропитано духом блуда в консистенции значительно более страшной, чем тогда, нелишне будет мельком увидеть степень развращенности того общества и то, как остро она связана с грядущими потрясениями.
«Браки» втроем
Моду на так называемые тройственные союзы (menage a trois) занесла к нам французская писательница Жорж Санд. Она сама по себе – еще один апостол нигилизма: курила сигары, носила брюки, выступала за эмансипацию женщин и «свободную любовь». Свои страстные романы – а ее любовниками были Шопен и Мюссе – она описывала в своих чувственных книгах, которые становились и у нас очень популярны.
Своего мужа она бросила с двумя детьми, но не забывала снабжать их деньгами. «Самым великим мужчиной» назвал ее Флобер.
Первыми из россиян, кто с подачи француженки разрешил себе этот блуд, была так называемая «богема»: писатели, художники и, понятное дело, революционеры.
Что этот разврат делал с душой и психикой живущих в нем, видно по писателю Некрасову, который сожительствовал с супругами Панаевыми[87]. Панаев числится соиздателем некрасовского «Современника», а на деле довольствовался там отделом мод. Десятилетняя связь стала сплошным страданием и мазохизмом. Хронически больной (в результате своей беспорядочной жизни) Некрасов был подвержен длительным приступам меланхолии и депрессии. После разрыва с Панаевой Некрасов жил с любовницами, которых содержал, пока незадолго до смерти не женился на простой девушке из народа.
Нравственная «плесень» коснулась и самого помазанника. Император долго жил практически на две семьи! Это одна из трагических и болезненных в своих последствиях любовных историй века, расколовшая дом Романовых и сердце самого царя.
В юную выпускницу Смольного Катеньку Долгорукую он влюбился, как мальчишка, просто заметив ее однажды, прогуливаясь в Летнем саду Петербурга. Она происходила из древнейшего княжеского рода Долгоруких (Долгоруковых), ее далеким предком был Юрий Долгорукий – основатель Москвы.
Тайные свидания на Елагинском, Крестовском или Каменном островах, частые приезды царя в Смольный, потом первая близость и страстные долгие ночные встречи в павильоне «Бабигон» в Царском Селе, клятвы царя о том, что он при первой же возможности женится на Кате. Его мучительный разрыв между запретной любовью и собственной женой – императрицей Марией Александровной, которая родила ему восьмерых детей и в очень раннем возрасте заболела: в суровом климате Петербурга у нее развилась астма и участились острые сердечные приступы, а потому после родов в 1860 году врачи рекомендовали Марии Александровне воздержаться от дальнейшего деторождения. Все это расшатывало внутренний мир царя. Добавлялась и необходимость конспирации, которая, впрочем, становилась все менее возможной.
Они стали встречаться в Зимнем дворце[88], император даже взял Катю на Всемирную выставку в Париж и в немецкий Эмс, когда в 1870 году поехал туда вместе с императрицей Марией Александровной на лечение[89]. Трудно представить, насколько тяжело было Марии Александровне видеть фаворитку супруга на больших и малых выходах, в паломнических поездках, на торжественных приемах и придворных балах.
Этого же императору очень долго не могли простить и его законные дети. Наследник, будущий царь Александр III, не принимал Долгорукую, демонстративно не общался с ней. После смерти Марии Александровны, не выждав положенный год траура, царь обвенчался с Долгорукой, и та, уже как светлейшая княгиня Юрьевская, официально и свободно поселилась в Зимнем, где сделала себе шикарные покои, и в крымском Ливадийском имении Романовых, спокойно распоряжаясь в комнатах, где раньше жила императрица. Великий князь Александр Александрович счел это поведение оскорблением памяти своей матери.
С незаживающей открытой раной, прошедшей по его семье, Александр II и скончался, искупив, возможно, свой грех мученической смертью. Екатерина Михайловна Долгорукова после похорон мужа эмигрировала из страны – она переживет императора на сорок один год, застанет русскую катастрофу и умрет в 1922 году в Ницце.
«Сердце царя – в руке Господа, как потоки вод: куда захочет, Он направляет его». (Притч. 21:1)
В чьих руках было сердце запутавшегося и плененного собственной страстью царя-«освободителя»? Может ли зависеть от нравственной организации царя судьба всего народа и страны? Может, но за праведность народа Господь покроет нечестие властителя. В нашем же случае царь был, похоже, лишь продолжением и отражением нравственного расслабления и охлаждения подлинной веры в обществе.
А за ними – и этот закон мы уже прекрасно знаем – грядут вразумляющие потрясения для страны. Уже сейчас, несмотря на всю внешнюю крепость и славу России в XIX веке, в воздухе стоит предчувствие катастрофы.
Пророки революции
Жуткое лермонтовское предсказание 1830 года «Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет» нас нынешних шокирует точностью описанных картин будущего. Все это сбылось: и пищей многих стала «смерть и кровь», и никого не мог защитить «низвергнутый закон», и голод, и обратившиеся в кровь реки, и «мощный человек», в котором было «все ужасно, мрачно в нем, как плащ его с возвышенным челом».
Все это будет, но представлять, что меньше чем за век эти события предвидел юноша едва ли шестнадцати лет – оторопь берет.
То, что революция будет не столько политическим, сколько религиозным (вернее, антирелигиозным) проектом, Лермонтов ухватил одним из первых. В его «Пире Асмодея» бес докладывает сатане:
На стол твой я принес вино свободы;
Никто не мог им жажды утолить,
Его земные опились народы
И начали в куски короны бить.
Следом за этим предсказанием пророческий дар открывается во многих поэтах, писателях, художниках той эпохи. Пророчество – не всегда предсказание, скорее, умение посмотреть на мир глазами Бога, а иногда – и донести волю Бога до человека, докричаться до него. Среди нас не рождаются больше Исайи, Елисеи или Илии, но Бог может докричаться до человека и через верных ему людей с даром слова.
Ужасный сон отяготел над нами,
Ужасный, безобразный сон:
В крови до пят, мы бьемся с мертвецами,
Воскресшими для новых похорон.
Осьмой уж месяц длятся эти битвы,
Геройский пыл, предательство и ложь,
Притон разбойничий в дому молитвы,
В одной руке распятие и нож…
Это увидел Федор Тютчев, гениальный поэт и дипломат, еще в середине века – казалось, в пору русского расцвета. Пророческий дар открылся у него на расстоянии от родины,
