Корень жизни: Таежные были - Сергей Кучеренко

Курица спокойно склевывала еловую хвою, медленно прохаживаясь по толстому суку.

Николай возился с фотоаппаратом, устанавливая телеобъектив. Когда я стал подходить к дикушам, он зашипел: «Не пугай!» Я ответил: «Тебя быстрее напугаешь, чем этих птиц», но все-таки сам не делал резких движений и об этом же попросил Николая и Владимира.

Мы подошли к дикушам почти в упор, а они продолжали драться. Курочка с дерева лишь изредка удостаивала нас коротким взглядом и продолжала клевать хвою. Я взял длинный прут и стал осторожно помахивать им между бойцами. Только это и положило конец драке. Один петух вспорхнул на корягу, взъерошился перьями, опустил крылья и высоко запрокинул голову, пугая, наверно, нас, а другой тем временем взлетел к курице. Увидев это, первый тут же последовал за соперником, и вот три птицы сидят рядком на суку, совсем близко, равнодушно-спокойно взирая на нас, изредка медленно прохаживаясь, издавая фыркающие звуки.

Концом прута я тихо провел по перьям одной птицы, другой, третьей, а они смотрели на него даже без любопытства. Их внимание больше привлекали щелчки фотоаппарата. Никак не верилось, что среди диких птиц встречаются такие беспечные.

Когда у Николая кончилась пленка, мы немного отошли, уселись на валежине и стали наблюдать за дикушами. Оператор был не в силах сдерживать свой восторг и бормотал: «Поразительно… прелесть какая… Не увидел бы — не поверил. Ах, кинокамеру бы сейчас! Ведь хотел же взять. Какие кадры…»

Мы сидели смирно и были для дикуш все равно что коряги. Петухи стали клевать, а их подруга, привалившись к дереву, задремала. На фоне шершавой коры она стала почти незаметной. Потом потянуло на сон и петухов…

«Странные вы птицы, дикуши, — думал я. — Нет у вас страха перед людьми, и в том ваша беда. Скажите, почему не боитесь? Ну, если это от природы, так уж можно было и научиться. Как глупо в наше время — быть бездумно доверчивым к людям! Ведь так вас скоро совсем не станет…»

Уже за полдень мы кое-как вскарабкались на перевал. Подкрепились, немного отдохнули и хмуро полюбовались тайгой.

Было по-прежнему тихо, светило солнце, в воздухе невесомо плавали нежные кристаллики инея. На западе бескрайними пологими волнами стлались светлые буреинские лиственничники с темными полосами ельников вдоль берегов рек и ключей, щетинились копьями сухостоя старые гари, упорно не зарастающие молодняком вот уже треть века, белели вершины гор в каменистых россыпях. В противоположной же стороне, куда мы шли, густо громоздились крутобокие сопки в великолепных ельниках и кедрачах. Это был бассейн ключа Перевального, собирающего горную воду для Каранака.

— Обратите внимание, ребята, — попытался я если не заинтересовать их, так по крайней мере отвлечь от тягот пути. — Утром мы были в царстве типичнейшей охотской тайги, с так называемой берингийской фауной; сейчас пересекаем острый, как нож, биогеографический рубеж, а через несколько часов попадем совсем в иную природную среду — с маньчжурской фауной и флорой… Как, Николай, умно я говорю?

— Если не придумываешь, то сносно. Но мы ведь проверим. Как, Володя?

— А вон там, далеко на севере, лежит БАМ. Здесь так дико и тихо, а там людно и шумно. Вот тебе, Николай, панорама для ленты, — продолжал я свое. — Напиши о том, какой ты видишь буреинскую тайгу в самой ее соболино-лосино-медвежьей глуши и как покоряешь. Это будет дикторским текстом к киноленте.

Николай ничего не ответил, но, подумав, достал блокнот, что-то записал, потом буркнул мне короткое «Спасибо за мысль» и первым взялся за рюкзак.

Тропа в густом ельнике, в который мы нырнули с перевала, сразу же исчезла, но мы старались не потерять из виду затесок: ими обозначен наиболее легкий маршрут. Спуск был сначала крутой, но когда зажурчала вода в истоках Перевального, уклон стал положе, а валежин поубавилось. Шаги наши тонули и глохли в пухлом снегу, под которым скрывался толстый слой еще не промерзшего мха.

Чем ниже мы спускались, тем больше становилось кедров, чаще попадались звериные следы и надсаднее кричали кедровки. С середины Перевального затески повели подножьем крутой сопки. Повсюду снег был испещрен беличьими, соболиными, медвежьими, кабарожьими, лосиными старыми и свежими следами, а склон изрыт кабанами.

Все это должно бы взбодрить нас, но солнце уже опустилось за высокую гору, стало сумрачно, а до избушки еще изрядно.

Николай вымотался окончательно. И снова я вынужден был принять единоличное решение:

— Снимайте рюкзаки, оставьте ружья. Володя, возьми с собой булку хлеба, немного сахара, масла, чая — и все. Помоги Николаю, идите в меру его сил и вместе, по моим следам. Я пойду к зимовью как можно быстрее, надо попытаться найти его до темноты.

…Прямоугольные контуры белой крыши избушки я заметил на фоне потемневшего, иссеченного черными стволами, сучьями и тенями леса, когда замерцали россыпи звезд. Кое-как растопив упорно дымившую печку, принес воды, налил чайник и пошел с фонариком навстречу моим спутникам. Глубокой ночью мы зажгли огарки свечей, напились чаю и в изнеможении растянулись на нарах.

На другой день, пока мы с Николаем спали, Володя, встав пораньше, сбегал за оставленными вещами. Оказалось, что до них было три километра, и по знакомому маршруту туда и обратно понадобилось всего два часа.

Днем знакомились с Каранаком. Николай восторгался красотами, любуясь горной рекой через видоискатель фотоаппарата. Я был спокойнее — таких вот Каранаков видел десятки, а этот среди них будто бы ничем особенным и не выделялся. Двадцатиметровой ширины русло, стремительное течение студеной воды, ледяные забереги [8], там и сям заломы, галечные косы и поросшие лесом крутые берега. Низко над водой наклонился огромный тополь, а за ним громадилась крутая сопка в густом кедраче. Прямо против нас в горы уходил распадок ключа без названия, и мы тут же нарекли его Супротивным.

Идти через перевал в новый рейс за вещами Николай категорически отказался. Меня этот поход, на который должно было уйти минимум два дня, тоже не устраивал, и так много дней потеряно, а работу еще и не начинали.

После внимательного изучения карты проблему разрешил Володя. Он изъявил готовность проложить двухдневный учетно-самоловный маршрут: туда восемнадцать километров через ключи Южный и Топограф, на «Большом» ночевка, а обратно — по уже знакомому маршруту — с очередной частью нашего груза. Учетные работы по численности животных, изучение тайги, испытание устройств новой конструкции для отлова пушных зверей и все другое по заданию, день — под мое начало на Каранаке, и снова по кругу.