«Если», 2001 № 09 - Журнал «Если»
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как же это?.. — растерянно проговорил Дужкин.
Ох, как тошно сделалось ему от слов джинна. Никогда в жизни Саша не испытывал такого желания крикнуть: «Да! Да! Да!» и такого стыда за свое желание. Джинн тихонько произнес:
— Они местные, Санек. Ты улетишь, и их не станет.
— Как? — потрясенно вымолвил Дужкин и посмотрел на Луизу. Его возлюбленная сидела, скромно опустив глаза, а ее папа смотрел в стену и насвистывал какой-то легкомысленный мотивчик.
— Ну что, будешь один возвращаться? — торопил его джинн.
— Да, — тяжело ответил Саша и еще раз украдкой взглянул на Луизу, чем, скорее всего, заставил перевернуться в гробу самого Шекспира, когда-то написавшего: «У всех влюбленных, как у сумасшедших, кипят мозги».
— А как же любовь-то, Санек? — хитро улыбаясь, спросил джинн.
Эпилог
ПОСЛЕДНИЙ ПОДАРОК ДЖИННАОчнулся Дужкин на скамейке у озера. Он лежал, поджав ноги и по-детски подложив ладони под голову. Перед глазами у него волновалось потемневшее Калитниковское озерцо. Рядом со скамейкой валялась пустая бутылка из-под джина. Накрапывал мелкий дождь и было не по-летнему промозгло.
Саша поднялся на ноги, отшвырнул от себя пустой глиняный черепок, из которого пил за собственное семейное счастье, и обнаружил, что переместился назад в том же виде, в каком его застал джинн — на нем болтались лишь жалкие остатки брюк. Обхватив себя руками за плечи, Дужкин побежал к скверу. Он на чем свет стоит материл джинна и на бегу думал, как без ключей от квартиры попасть домой.
Дело шло к вечеру, из-за непогоды в скверике не было ни единого человека, и только в поникшей от дождя пожелтевшей листве безобразно гулял ветер. Бежать по раскисшей тропинке было трудно — разъезжались ноги. Один раз Саша поскользнулся и упал в лужу, что, впрочем, не добавило ему грязи. Для города вид у Дужкина был дикий и даже жуткий. Саша знал об этом и после стольких дней, проведенных в лесу, ощущал себя снежным человеком, случайно забредшим в цивилизованное место.
Неожиданно в конце тропинки показался человек, и Дужкин мысленно чертыхнулся. Он не без основания опасался, что его примут за маньяка или сумасшедшего и, чего доброго, вызовут милицию. Объяснять же стражам порядка, как он умудрился довести себя до такого состояния, Саша не собирался, прекрасно понимая, что подобная искренность приведет его прямиком в психиатрическую больницу.
Решив обогнуть прохожего, Дужкин еще раз всмотрелся в фигурку и остолбенел. Это была Роза. Та самая девушка, которой он сделал предложение и получил отказ.
Балансируя на скользкой глинистой тропинке, Роза спешила к Саше и еще издали принялась подавать ему знаки. Одной рукой она прижимала к груди довольно большой сверток, другой же энергично помахивала в знак того, чтобы Дужкин остановился.
Подпрыгивая от холода, Саша поспешил к девушке. У него не укладывалось в голове, как Розочка могла вычислить его появление на скамейке. Не менее странным ему казалось и то, что Роза вообще решилась выйти ему навстречу.
Они сошлись под железобетонной стеной Калитниковского кладбища и секунды три молча разглядывали друг друга. Роза была необыкновенно хороша. Ее огромные, по-коровьи влажные глаза смотрели на Дужкина с восхищением и любовью, и от этой странной метаморфозы Саше сделалось немного не по себе.
— Здравствуй, — сказала Розочка и наконец протянула продрогшему мокрому Дужкину сверток. — Завернись. Это плед.
— Сп-пасибо, — ответил Саша. Он тут же развернул сверток и с наслаждением укутался в толстый верблюжий плед.
— Пойдем, — не отрывая от него взгляда, сказала Роза, увлекая Дужкина за собой. — Ты можешь простудиться.
Рука об руку они пошли по тропинке, и Саша, словно очнувшись от гипноза, вдруг подумал: «Все понятно. Опять джинн колбасит»:
— Ты знаешь, — начала Роза. — Я поняла, что… что… В общем, я согласна.
Всего одна секунда понадобилась Дужкину, чтобы понять смысл этой таинственной фразы и принять решение. Даже не посмотрев на девушку, он быстро пошел вперед и, добравшись до угла, обернулся. Оставленная под дождем Розочка стояла там, где он ее покинул, и с несказанной скорбью и удивлением смотрела ему вслед.
— Мне надо подумать, — крикнул ей Саша. — Эти ж дела так не делаются. Я тебе позвоню.
Махнув Розочке на прощанье рукой, он галопом помчался к дому.
Литературный портрет
Евгений Харитонов
Грустный взгляд веселого человека
Выпускник легендарной Малеевки, он оказался в числе немногих первых фантастов, кого радушно приняла «враждебная» среда — «толстые» журналы. Публикации в «Дружбе народов» и «Знамени» обеспечили ему известность далеко за пределами фантастического цеха. Опубликованная в 1994 году в «Знамени» нефантастическая повесть «Синдром Кандинского» была удостоена премии журнала с формулировкой «За произведение, утверждающее приоритет художественности в литературе».
Творчество Андрея Саломатова очень трудно классифицировать. До сих пор непонятно, кого в нем больше — детского сказочника, «взрослого» фантаста-авангардиста или законченного реалиста-бытописателя. Если брать количественное соотношение, то, конечно же, Андрей Саломатов — стопроцентно детский писатель, время от времени забегающий на «взрослую» территорию. Ведь из «взрослых» книг у него до сих пор издано только две — упоминавшийся «Синдром Кандинского» и психологический детектив «Чертово колесо» — против 10 детских (не считая переизданий). Да и то «Синдром…» вышел отдельной книгой пока только во Франции.
Говоря о «взрослой» ипостаси своего творчества, писатель утверждает, что никогда не писал фантастики: «Я пишу странную прозу». И в самом деле, мы обнаружим у него немного рассказов, подпадающих под канонический формат НФ. Все им написанное всегда на грани реального-нереального, но в то же время проза этого писателя лишний раз подтверждает тезис о размытости границ фантастики.
Его биография — в чем-то хрестоматийна для российского писателя, чье человеческое и творческое формирование пришлось на советские годы.
Коренной москвич Андрей Васильевич Саломатов родился в 1953 году в интеллигентной семье. В детстве, как и полагается, зачитывался приключенческими книжками и мечтал о путешествиях. Эта детская мечта, по-видимому, и привела его после школы в Московский геологоразведочный институт, в котором, правда, будущий писатель так и не доучился до конца. Позже он приобрел другую специальность — в Художественном училище им. 1905 года на факультете станковой живописи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});