Цветы в Пустоте. Книга 1 - Леа Рэд

не думаю. Как я уже говорил, я предпочитаю общество книг человеческому. У меня нет времени устанавливать прочные социальные связи: я читаю.

– Все время? – Он сделал вид, что удивлен, хотя на самом деле давно подозревал нечто подобное.

Еще одно пожатие плеч.

– Не все, разумеется. Я совершаю необходимые гигиенические процедуры, принимаю пищу, говорю с теми, кто прилетает сюда ради моих советов, отвечаю на возникшие у кого-либо вопросы, навещаю родителей, когда успеваю, они живут тут недалеко. Еще решаю головоломки, которые мне привозят путешественники со всего мира. Но все остальное время – да, читаю. Я читал всегда, сколько себя помню. Люди понимают, насколько важна моя миссия, и не проявляют инициативу в сближении со мной.

– И тебе этого хватает? Я имею в виду, ты никогда не хотел, чтобы к тебе относились не как к Хранителю Знаний, ходячей справочной, а как к живому существу?

Вот это его действительно не на шутку интересовало. Антэ выглядел немного удивленным.

– Не знаю, – ответил он рассеянно. – Если честно, я никогда об этом не задумывался…

– Тоже не было времени, я так понимаю?

– Да… правильно. Мне некогда думать о своей жизни. Но зато я помогаю своему народу! Я помогаю им делать этот мир лучше.

– Ну да, разумеется. И вы, конечно же, единственные знаете, что будет лучше для этого мира и всех его обитателей. Решили за всех, да? – Пират недобро прищурился.

– Мы делаем это разумно… Мы помогаем заблудшим. Обездоленным. Тем, кто волей судьбы не смог выбрать правильный путь. Тем, кто нуждается в нас, даже не подозревая об этом. Мы…

Аргза перестал слушать его уже на второй минуте радостного вещания о том, каким чудесным их раса может сделать мир. Лицо у него, однако, при этом было такое вдохновенное, что прерывать его Аргза не спешил. Он бездумно наблюдал за его сияющими глазами, за мечтательной улыбкой, за учащенным дыханием. Потом, усмехнувшись, поддался порыву и накрыл ладонью лежащую на ступеньке руку Сильвенио, погладив большим пальцем запястье – перчаток сегодня снова не наблюдалось. Тот резко замолчал и уставился на него с таким смущением, с каким его родной Лиам смотрел на него первые годы после поцелуев на публике, хотя сейчас вокруг не было ни души: компания эрландеранцев успела скрыться в ближайшей роще.

«Ого, – мысленно обрадовался варвар. – А ведь точно, этого Лиама же, наверное, никто даже к прикосновениям не приучал. Ушел в свои дурацкие книжки еще с детства и решил, что отношения с людьми ему не нужны вовсе. О, моя бедная пташка, за тобой без меня совсем некому присматривать!»

– Я… – Антэ залился краской. – Я попросил бы вас не делать так… мы еще недостаточно хорошо знакомы…

С этим невнятным бормотанием он ненавязчиво убрал руку и положил ее себе на колено. Но краска с его бледного лица все не сходила, а глаза блестели из-под синих ресниц с явным удовольствием. Аргза хмыкнул, якобы смиряясь.

– Сколько тебе лет? – спросил он вдруг.

– По какой системе отсчета?

Это, надо сказать, навевало воспоминания. Приятно было видеть лишнее подтверждение тому, что в любой Вселенной Сильвенио остается все тем же маленьким дотошным занудой.

– По системе Федерации.

– Двадцать лет и одиннадцать месяцев.

Аргза кивнул своим мыслям. Двадцать – столько же, сколько и его Лиаму. Но этот, выросший в тепле и ласке, купающийся ежедневно в лучах славы и почета, обожаемый своим народом и не знавший долгих лет рабства, – этот должен сейчас в свои двадцать выглядеть еще совсем ребенком, тогда как он кажется едва ли на несколько лет младше своего двойника. Выходит, так или иначе у него все равно не было детства ни в одном из вариантов?

– Стресс, – пояснил Антэ. – Наш народ уже двести лет идет против своей природы, что и сказывается. Вся эта Война… Мать Эрлана страдала, как все ее дети. Эхо ее боли до сих пор отдается в наших сердцах. Поэтому мы здесь… быстро растем. Я расту еще быстрее, учитывая мое предназначение, ничего страшного, – и, заметив насмешливо-подозрительный взгляд пирата, торопливо добавил: – Я не рылся в вашей голове, просто те, кто знает об эрландеранских сроках жизни, почти всегда удивляются, узнав мой возраст.

Потом они поговорили еще о чем-то. Вернее, говорил в основном Хранитель Знаний, а Аргза не то чтобы слушал – наслаждался звучанием голоса, жадно впитывая эмоции, на которые его Лиам был обычно так скуп. А затем к дому подошла какая-то делегация, и они, не прерывая разговора, уставились на Хранителя Знаний с вежливым ожиданием, по привычке вслушиваясь в каждое его слово. Аргзе стало неуютно: не попрощавшись, он молча ушел.

А чуть погодя после заката, когда Аргза уже собирался ложиться спать, раз уж заняться тут ночью все равно больше нечем, в дверь его дома робко постучали. После разрешения войти внутрь скользнул Антэ, несказанно удививший варвара своим видом: блестящие глаза, пылающие розовым румянцем скулы и обкусанные губы, свидетельствующие о нешуточной внутренней борьбе. Он походил на патологического отличника, собирающегося впервые в жизни нашкодить. Это было настолько же забавно, насколько и интригующе. Аргза заинтересованно приподнял бровь.

– Вы… вы не могли бы… – Антэ перевел дыхание и шагнул ближе. – Нет, я не с того начал, прошу простить мою сумбурность. Видите ли, дело в том, что я принял кое-какое решение…

Ох, эти хождения вокруг да около никогда Аргзе не нравились.

– Давай сразу к сути, хорошо?

Тот снова вздохнул:

– Я… сделайте так, как утром? Мне понравилось, и… я думаю, ничего плохого от этого не случится…

И неуверенно протянул ему руку. Аргза едва подавил изумленный хохот: подумать только, маленький чудак в самом деле пришел к нему среди ночи только затем, чтобы трогательно подержаться за лапки! М-да, когда-нибудь этот человек определенно сведет его с ума.

Он приблизился к нему вплотную и послушно взял за руку. Погладил тыльную сторону ладони пальцем, очертил тонкое запястье, внимательно наблюдая за лицом Антэ. А потом, когда тот более-менее расслабился, поднес его руку к губам и поцеловал ее. Антэ приоткрыл рот, чтобы, кажется, вставить что-нибудь возмущенное о том, что не просил заходить так далеко, но не издал ни звука, только стыдливо опустив глаза, будто совершает какое-то совсем уж неблаговидное преступление. Надо сказать, это он сделал совершенно зря: если до этого имелся еще крошечный шанс на то, что Аргза остановится, то теперь мысль о том, как приятно будет лишить это создание невинности второй раз, выжгла из разума все остальные желания. Он был Пауком, тем, кто всегда забирал себе все лучшее.