Ночная Земля - Уильям Ходжсон

Поцеловав ее, я немедленно обратился к делу, ибо стремился одолеть намеченное расстояние, прежде чем настанет пора искать место отдыха. Следовало считаться и с огромными птицами, которых я видел над этой пустошью. Хорошенько подумав, я велел Деве надеть порванное платье поверх костюма, оно могло бы смягчить прикосновение моих доспехов к ее милому телу.

Но Дева не захотела делать этого, и я не стал заставлять, мне не хотелось к чему-нибудь принуждать мою милую капризницу. Все же Дева придумала способ избежать синяков, я тут же согласился с ней, но подумал, что Наани давно могла бы — при желании — сообразить это.

Плотно укрыв мою грудь и руки сложенным плащом, мы устроили для Девы уютное гнездышко. Наани сама все сделала, а потом поднялась ко мне на руки, и мы возобновили путешествие. Наани то говорила со мной, то молчала. Кажется, она поплакала немного, вспомнив о своем отце и народе. Дева не глядела на меня, и я не мог увидеть ее слез; впрочем, она очень скоро забыла печаль и довольная лежала на моих руках.

Когда прошло три часа, она попросила, чтобы я поцеловал ее. Я выполнил ее просьбу с великой нежностью и уважением, понимая святые мысли, владевшие ее сердцем.

Губы ее ответили мне с великой нежностью, и я понял, что в душе Девы шевельнулись старинные воспоминания, Наани вдруг прошептала мое прежнее любовное имя, и я увидел, что в глазах ее сверкают древние, давно погасшие звезды.

На исходе четвертого часа с Девой на руках я увидел вдали чудовищных псевдоптиц, которых замечал здесь среди огромных камней и скал на пути в ту сторону. Воистину я немедленно укрылся вместе с Девой между двумя глыбами, и птица, не заметив нас, исчезла вдали в несколько прыжков, являвших собой нечто среднее между прыжком и полетом. Должно быть, вес тела не позволял ей подняться в воздух.

Тут я вдруг вспомнил, что видел в Могучей Пирамиде книгу с картинкой, изображавшей подобную птицу. В ней утверждалось, что подобных существ не видали на просторах Ночной Земли уже два десятка тысячелетий, они считались вымершими, как мы говорим теперь. Выходило, что они спустились вниз — в сей теплый край, где обрели новую жизнь, дав тем самым пример людям. Кто знает, быть может, в грядущем веке люди изобретут способ добраться из Пирамиды в эти глубины… Быть может, остатки человечества обретут новое место для жизни и в те времена, когда даже Ночную Землю поглотят горький холод и вечность… Однако это всего лишь фантазия, ибо как сумеют великие множества одолеть столь ужасный путь? Но вернемся к повествованию.

Я выглянул из-за камней лишь после того, как птица исчезла вдали, и мы заспешили вперед, внимательно оглядываясь во все стороны. Должно быть, именно здесь и гнездились эти чудовища, потому что за последующий час мы встречались с ними не менее двадцати раз. Сняв Дискос с бедра, я приготовил оружие. Много раз нам с Наани приходилось прятаться в узких щелях среди камней и скал. На исходе пятого часа я вдруг услышал внезапный шум за своей спиной, — мы как раз вышли на открытое пространство… Одно из этих чудовищ уже приближалось к нам, оно, видимо, пряталось неподалеку и, слухом или обонянием обнаружив нас, мчалось к нам неуклюжими тяжеловесными прыжками. Я огляделся, но убежища не нашел. Дева поспешно спрыгнула на землю, а я выхватил Дискос и успел торопливым взглядом заметить, что нож уже в ее кулаке и она готова прийти мне на помощь. Однако я не мог быть спокойным в бою, зная, что Наани в опасности. Поэтому, обхватив ее за плечи, я пригнул Наани к земле вниз лицом, укрыл плащом и стал перед ней, опустив, забрало шлема, — чтобы птица не ударила меня в лицо.

Истинно, птица одолела сотню шагов в два огромных прыжка. Дискос взревел, извергая огонь, и она замерла на мгновение, но, тут же опомнившись, огромная тварь без промедления нанесла мне слева удар клювом; длинный, в мою руку, он мог бы пронзить мое незащищенное тело. Однако клюв чудовища звякнул по панцирю, и оно ударило еще раз так, что я даже пошатнулся. Но когда птица собралась заняться мной по-настоящему, я ловким движением Дискоса поразил ее в плечо — туда, где огромное кожистое крыло присоединялось к правому боку. С хриплым карканьем чудище отступило назад и забилось на камнях. Чтобы побыстрее покончить с врагом, я подбежал к птице, но тварь вновь ударила клювом в мою сторону, так что мне пришлось отпрыгнуть в сторону. Через мгновение, получив новую возможность приблизиться, я расколол череп птицы так, что она умерла очень быстро и без лишних мучений.

Распростершаяся на камнях полуптица была покрыта кожей и напоминала скорее летучую мышь наших времен. Воистину, она оказалась огромной, величиной с молодого коня, а острый клюв грозил верной смертью неосторожному. Словом, я был весьма рад тому, что на этих камнях осталась лежать она, а не мое собственное тело. Чудовище еще дергалось и содрогалось, расставаясь с жизнью. А я поспешно вернулся к Деве, следившей за происходящим, обнял ее, огляделся и, взяв ее на руки, продолжил путь.

К середине шестого часа нашего путешествия по каменистой пустоши, мы приблизились к неглубокой реке, через которую я, как вы помните, переправлялся после того, как покинул древний летучий корабль. После нападения чудовищной птицы мы видели еще двух ее товарок, — к счастью, вдалеке, — и я решил, что мы вышли из родных для них мест.

Потом я перешел реку вброд, держа на руках Наани и прощупывая свой путь древком Дискоса. Я чувствовал себя непринужденно, разве что пришлось обойти одну глубокую яму.

Когда мы оказались на другом берегу, пошел уже двадцать второй час нашего бодрствования: дело в том, что мы довольно долго пробыли на дереве, и я не учитывал это время.

Мы приближались к россыпи крупных камней, за которой начинались леса, — если вы еще не забыли мой рассказ о путешествии в эти края. Теперь нужно было отыскать огненное жерло, чтобы я мог высушить нижнее белье; они уже давно не попадались, но, к счастью, скоро мы набрели на невысокую — в человеческий рост — горку, окруженную горячими камнями.

Поцеловав Деву, я поставил ее на землю. А потом, тщательно огляделся и увидел, что нам ничто не угрожает. Дева помогла мне снять панцирь, а потом и высушить одежду.

Пока вещи сохли, она приготовила воду и таблетки, велела мне сесть возле нее, и мы ели и пили в низинке, неподалеку от горячей горки.

Я был очень голоден, как и всегда, — ведь таблетки не наполняли желудок; но, закончив с трапезой, поймал на себе веселый взгляд Девы, которая со смехом — и лаской — спросила, не пусто ли у меня в животе.

Я понимал, что ей хотелось накормить меня, но есть было нечего, потому что мне и в голову не приходило убить в пищу какое-то животное, а растения и корни мы есть опасались, чтобы не заболеть.