Ночная Земля - Уильям Ходжсон

Потом она занялась собой и распустила свои волосы по плечам, искушая их очарованием мои глаза, но я как бы не интересовался тем, что Дева делает со своей прической.

Наконец она решила все же заговорить и, занявшись снаряжением, привлечь мое внимание. Я отвечал ей ласково, но отстраненно, чтобы проучить и поддразнить мою капризную и любимую красавицу.

Теперь, доказав, что я вполне могу обойтись без нее, я вдруг заметил, что все посматриваю на нее; такую милую, добрую и тихую, что я более не мог отвечать молчанием на ее заигрывание. Решив закончить это, я обнял ее, однако Наани изобразила обиженную добродетель и уклонилась от моих объятий. Прежде мне казалось, что я сделал что-то не то, но теперь понял, что она играла со мной… так бывает среди людей, ведь мы с ней беспредельно любили друг друга и, вне сомнения, понимали, насколько глупо ведем себя. По-моему, Наани чуть улыбалась себе самой. Впрочем, мы скоро вернулись к прежней откровенности. Но любое невнимание теперь весьма беспокоило нас.

Так продолжалось наше путешествие, и Дева шла то передо мной, то чуть справа и все время молчала, но шла быстро, милая и изящная.

Нередко мы миновали странные места, я показывал их Наани и рассказывал, каким видел все это, находясь в терзаниях и сомнениях.

Наани слушала меня очень внимательно и качала головой, давая понять, что слышит меня; лишь однажды она поглядела на меня с истинной лаской, а потом вновь замкнулась в своем капризном достоинстве.

На двенадцатое часу мы вновь остановились, ели и пили, и Дева умело и ловко служила мне, как будто я был ее господином.

Потом мы вновь продолжили путь — в молчании, — и я уже не знал, терпеть ли еще или сказать, чтобы она прекратила свою игру, начинавшую несколько угнетать меня.

В конце концов, я подошел к ней и обнял Наани. Не противясь, она выслушала мои увещевания, но не обнаружила раскаяния; впрочем, дух мой знал, что она во всем рядом со мной.

Потом я отпустил ее и остался с ней рядом, тем не менее, Наани скоро отошла от меня — вполне естественным образом, но так, чтобы я это заметил.

На четырнадцатом часу нашего путешествия я увидел перед собой скалу, на вершине которой лежал древний, летучий корабль, о котором вы, конечно же, не забыли.

Когда мы подошли поближе, я поглядел на Наани и заметил, что она молча смотрит наверх, но ничего не говорит мне.

Я захотел рассказать ей о моих приключениях на скале, и о чудесном воздушном корабле, целую вечность пролежавшем здесь. Сперва меня смущало ее поведение, однако сердцем я знал, что Наани навсегда отдала мне свое сердце, и не капризы ее определяют наши истинные отношения.

Словом, я показал ей некогда летавший корабль, построенный в Могучей Пирамиде. Однако на сей раз Наани не задала мне вопросов, ограничиваясь кивком.

И я объяснил Деве, что этот древний корабль провел на скале не менее сотни тысячелетий, он лежал наверху ее, как казалось нам, людям того века, с начала времен; впрочем, мы оба прекрасно знали, что началом Того Века было окончание нашего.

Обо многом поведал я тогда Своей Единственной, упомянул и о двух горбатых людях, которые гнались за мной.

Она молчала, пока я не приступил к рассказу о схватке, но тут немедленно обернулась ко мне и с тревогой спросила, — прежде, чем сумела осознать это, — не ранили ли они меня, впервые проявив свою заботливость после нашей размолвки. Я отвечал ей полным великой любви поцелуем, и она с радостью подчинилась мне и прижалась к моей груди, забывая про собственное недавнее упрямство.

Спустя некоторое время я по обычаю взял Деву на руки, чтобы пронести ее последнюю часть дневного перехода и дать как следует отдохнуть. Какое-то мгновение она сопротивлялась, но, сдавшись, спокойно лежала в моих руках.

Так я шел четыре часа, внимательно оглядываясь по сторонам; ведь мы вступили в ту часть Страны Морей, где нетрудно было встретить горбатых людей.

Тем не менее, ничто еще не предвещало беды. Повсюду царил покой, который нарушало только далекое бурчание высоких огненных гор; нас окружали жизнь и тепло, а воздух был свеж и чист. Мы наконец спустились с высот, над которыми поднималась скала с древним кораблем, и вступали в леса, подходившие к берегу. То и дело вдоль нашего пути теснились группы невысоких огненных горок, извергавших огонь и шум, бурлили огромные кипящие ключи. Вокруг вновь запахло листвой, то и дело посреди лесов взрыкивали невысокие горящие холмы, а потом звуки таяли, оставляя негромкий ропот, наполнявший весь воздух Страны Морей.

Наконец, на восемнадцатом часу я ощутил, что грохот огромных вулканов сделался громче, и увидел над собой в кромешном мраке обе огненные горы, сотрясавшие землю на моем пути к Наани.

Вы сочтете странным, что я пишу так, словно они появились внезапно. Однако я заметил их издали — и до тех пор они казались подобием остальных, ведь огнедышащие горы находились здесь повсюду.

Итак, путь привел нас к подножью этих гор, и я увидел их словно заново, как некое чудо, равно потрясавшее душу и рассудок.

Внутри этих гор постоянно бушевали чудовищные силы природы, сотрясавшие землю на многие мили вокруг. И не думайте, что их окружал пепел и прах: повсюду росли высокие деревья. Лес поднимался по склонам горы, не обнаруживая ущерба от горячих камней, от вершины вниз пролегала долина, отводившая вниз потоки расплавленного камня. Тут я понял, что эти вулканы вообще не выбрасывали пепла.

Впрочем, в других частях этой земли огненные горы извергали холмы лавы и пепла, но не всегда, и причины тому я не знал, хотя она, конечно же, существовала, оставаясь скрытой от моих глаз. Не следует искать в этом какую-то особую тайну; хорошенько подумав, я наверняка сумел бы отыскать дюжину объективных причин такого явления.

Когда своим чередом пришел восемнадцатый час пути, мы приблизились к великим горам, и, не опасаясь падающего огня, я принялся искать убежище для сна и нашел пещеру в боку великой скалы, уютную и сухую; вход в нее располагался футах в двадцати над землей. Внимательно осмотрев ее, я помог подняться Наани, которая занялась таблетками и водой, а я тем временем, как обычно, принес снизу внушительный камень, чтобы поставить его при входе.

За едой Наани все смотрела на огненные горы.

А я рассказывал ей о своем путешествии; о том, как проходил мимо этих пылающих гор, словно колоссальные факелы, освещавших мой путь в новом и незнакомом краю.

Наани все еще молчала, но дважды или трижды посмотрела на меня с теплотой и любовью, немедленно пряча глаза, когда замечала на себе мои взгляд.

Потом Дева расстелила для нас плащ, а я тем временем пытался заметить поблизости что-нибудь живое и опасное, кого-нибудь из горбатых в особенности; впрочем, ничто не могло вселить в меня опасение за наши жизни.