Одна отвергнутая ночь - Джоди Малпас

— Хочешь узнать мой размер? — спрашивает он, отчего я перевожу взгляд от синевы джинсовой ткани к синеве его улыбающихся глаз. Цвет почти одинаковый.

Поджав губы, бегло сканирую его фигуру.

— Это тело должно быть высечено в твоей прекрасной головке, Ливи, — его голос низкий, обольстительный и сексуальный, как грех.

— Так и есть, — встаю на носочки, — но я не разбираюсь в цифрах.

— Эти подойдут идеально, — он забирает из моих рук джинсы и бросает на одежду неопределенный взгляд. — И что же моя прекрасная девочка хочет, чтобы я с ними надел?

Улыбаюсь на его желание шутить со мной и иду, на ходу замечая футболку.

— Вот, — показываю и исподтишка наблюдаю, как Миллер следит за моей рукой.

— Это? — спрашивает он с тенью тревоги в голосе.

— Да, — подхожу и снимаю с вешалки выцветшую, винтажную футболку. — Неброская, непринужденная, выдержанная. Приподнимаю ее. — Идеально.

Ему эта вещь совсем не кажется идеальной, но он все еще со мной и забирает ее у меня.

— Обувь?

Хмурясь, озираюсь по сторонам:

— Где обувной отдел?

До меня доносится его тяжелый вздох:

— Я покажу.

Для него все это напряженно, но я абсолютно шокирована его готовностью, только не покажу этого. Прямо сейчас я в своей стихии.

— Веди, — улыбаясь, машу рукой и сразу же следую за ним, как только он уходит. Руки чешутся в отчаянном желании схватить по дороге еще пару вещей, но я понимаю, что он уже подключил все свое терпение, меня останавливает риск того, что он уйдет. По одному шагу за раз.

С интересом наблюдаю за Миллером, когда мы проходим мимо очередного отдела, который заполнен множеством костюмов. Они повсюду, манят его, и я изо всех сил стараюсь не засмеяться при виде того, как он надулся.

— Ральф Лорен делает превосходные костюмы, — подмечает он тихо, заставляя себя идти дальше.

— А еще у него симпатичная повседневная одежда, — заявляю, понимая, что Миллеру об этом вряд ли известно.

— Миллер! — Пронзительный возглас въедается в кожу плеч, и когда я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как к нам подходит раздражающе хорошенькая девушка, счастливое мое выражение лица стирается мрачным. Она вся сияет, направляясь к нему быстрыми шажками. Она практически идеальна, как и остальные: шелковые волосы, безупречный макияж и дорогая одежда. Готовлю себя к еще одному напоминанию действительности. Я уже ее ненавижу.

— Как ты? — напевает она ему, не удостоив меня еще одним взглядом. Нет, ее внимание приковано к моему совершенному Миллеру. — Выглядишь стильно, как всегда.

— Бетани, — приветствует ее Миллер, спокойно и холодно, вся его непринужденность, которую он мне дарит, исчезает при виде красных губ и стильно уложенных волос. — Я очень хорошо, спасибо. Как сама?

Она надувает губки и переносит весь свой вес на одну ногу, выпячивая бедро. Язык ее тела источает флюиды явно, четко и целенаправленно.

— Всегда хорошо, ты ведь знаешь.

Закатываю глаза и прикусываю язык, поникнув внутри. Еще одна. Теперь ей нужно только заметить меня и прикончить одним из тех взглядов или выплюнуть пару жестоких слов. А если она вытащит одну из его визиток, я не отвечаю за свои действия.

— Отлично, — отвечает он, односложно и резко, несмотря на идеальную вежливость. Я чувствую его беспокойство, все признаки Миллера и его потребности избегать общения с людьми, именно в этот момент я задаю себе вопрос, почему все эти женщины так им заинтересованы, когда он может быть таким враждебным. Он абсолютный джентльмен на свиданиях, — он сам так сказал — но что помимо этого? Как бы они отреагировали, если бы он осчастливливал их своим преклонением. Я смеюсь внутри. Они бы были как я. Не в состоянии без него функционировать. Обреченные. Безжизненные.

Миллер прочищает горло и перекладывает одежду в своих руках.

— Мы пойдем, — говорит он, обходит Бетани, очевидно ожидая, что я последую за ним, но я, почувствовав на себе пытливый взгляд, не могу заставить свои ноги передвигаться. Ну, началось.

— Оу, — выдыхает она, осматривая меня с ног до головы заинтересованным взглядом. — Похоже, кое-кто опередил меня сегодня. — У меня отвисает челюсть, а она невозмутимо улыбается при виде моего оскорбленного состояния. — Простите, вы..?

Я ей скажу, кто я такая. Прими это или учись справляться лучше. Вот мои варианты. Во мне есть дерзость, доказано, и мне нужно учиться грамотно ею пользоваться. Эта девушка, так же как остальные, заставляет меня чувствовать себя ничтожной, и все же Миллер не выказывает своей злости относительно возможности этой девушки вклиниться между нами или заставить меня сомневаться в своей значимости.

— Привет, я Оли…

— Прости, мы опаздываем, — прерывает меня Миллер, как раз когда я нашла в себе дерзость и собралась ею воспользоваться. — Всегда рад. — Он кивает Бетани, которая теперь выглядит действительно заинтересованной, и осторожно подталкивает меня в спину, вместо того, чтобы воспользоваться своим обычным прикосновением к моей шее.

— Ох, аналогично, — восклицает Бетани. Жесткость мгновенно охватывает все тело Миллера. — Надеюсь, скоро увидимся.

Он быстро уводит меня, оба молчим, напряжение осязаемо. Всегда рад. Я сержусь внешне и внутренне. Мы поворачиваем за угол, заходя в отдел мужской обуви, и Миллер тут же хватает первую попавшуюся на глаза пару и показывает мне. Я не смотрю. Бетани уничтожила весь наш сегодняшний прогресс.

— Эти? — он отчаянно старается отвлечь меня. Не сработает. Дерзость, которую я собиралась вывалить на ту девушку, теперь кипит во мне с хорошей примесью злости, и есть только один человек, на которого я могу все это выплеснуть.

Я откидываю туфли:

— Нет.

Он отшатывается, распахнув глаза и слегка приоткрыв идеальные губы.

— Прошу прощения?

Злобно прищуриваюсь, глядя на него.

— Не начинай со своим прощением, — предупреждаю. — Она была клиенткой. Она могла меня преследовать?

— Нет, — он чуть не смеется.

— Почему ты не дал мне просто представиться? И почему ты не поставил ее на место?

Миллер осторожно ставит туфли на полку и передвигает чертову вещь, прежде чем приблизиться ко мне с задумчивым видом. Мое тело отвечает раздражением и нежеланием, но уступает.

— Я уже говорил, не хочу, чтобы кто-то вмешивался, поэтому, чем меньше людей знают, тем лучше. — Подушечкой указательного пальца он приподнимает мой подбородок, принуждая посмотреть на его лицо, покрытое темной щетиной. Замечаю раздражение, плещущееся в глубине его красоты. — Когда я говорю, что есть только мы, — не я или ты — я также имею в виду никого другого.