Львиное Око - Лейла Вертенбейкер

— Просим прощения за беспокойство, сударыня, — с деланной учтивостью произнес Морнэ.

— Благодарю вас, — ответила Мата Хари, опустив тяжелые ресницы.

— Сообщите суду вашу фамилию и характер вашего заведения, — сказал Морнэ, обращаясь к грузной женщине, занявшей место для свидетелей.

В выпученных глазах сверкнуло удовлетворение оттого, что их владелица хотя бы на сей раз находилась на стороне закона.

— Я руковожу очень приличным заведением, — объяснила бандерша, сообщив, что ее публичный дом находится в Нейи, куда она перебралась с началом войны. — Очень чистое, постоянно под наблюдением врачей. Можете спросить flics[123]. У меня почтенное заведение, посещаемое весьма уважаемыми клиентами.

— Вы знакомы с подсудимой на профессиональной основе?

— Да, ваша честь, — ответила женщина, поигрывая меховым боа. — Я всегда стремлюсь подыскать что-нибудь новенькое, так сказать. Поэтому, когда у меня она появилась для работы по вызову, я подумала: это то, что надо. Непохожая на других. Сказала, что она индийская танцовщица, что у нее временные затруднения, что к такой работе непривычна. «Классные штучки» всегда найдут себе оправдание. Ну, я и взяла ее к себе. Но она была особенной! Подавай ей политиков или военных в чинах. Ни возраст, ни внешность для нее не имели значения. Главное, что ее интересовало, — это военная информация или какие-нибудь там сведения о международной политике. Ишь ты, чего ей надобно, думаю. Будто на чай к себе гостей приглашает. Все это показалось странным, только мне-то что, я свой куш получала.

Посмотрев на сводницу, Клюнэ вскинул руки вверх.

— Ну не удивительное ли дело — признаться, что ее интересует информация? — спросил адвокат. — Какая же вы патриотка, если не доложили о своих подозрениях относительно ее порочных намерений?

— Порочных? — Слово было найдено неудачно. — Чего ж тут порочного, если девушка спит с мужчинами. Так уж природой заведено. Просто с этой дамочкой было больше хлопот. Только и всего. Может, она и была порочной. Как-никак, индуска. Как бы то ни было, мужчины без ума были от нее. Триста франков за вызов платили. Ну, я ей и разрешала выбирать себе, кто ей нравится.

— Что она и делала, — с удовлетворением отметил Морнэ. — Выбирала известных политических деятелей и крупных военных. Так вы говорите, она получала триста франков за свои… услуги? Триста, а не тридцать тысяч?

— Вы что, смеетесь? Тридцать тысяч мне никто бы не дал и за царицу Савскую, когда она еще целой была. Иначе я давно бы на пенсию себе сколотила!

Когда Клюнэ начал было протестовать, Мата Хари положила на его руку свою ладонь. Было ясно, что мерзкая сводница мать родную продала бы за pour-boire[124].

Доктор Бризар, назвавшийся полицейским врачом, был такой же отвратительный на вид, как и его ремесло. Если какая-то шлюха схватила дурную болезнь, объяснял он, он лишал ее лицензии. Такая уж у него работа. Подсудимая работала в публичном доме в квартале Этуаль а точнее, в доме тринадцать по улице Труайон. Это было за несколько месяцев до начала войны. Она отказалась подвергнуться осмотру, и он не выдал ей разрешения на «работу».

— Вы совершенно уверены в идентичности ее личности? — спросил де Форсье д'Амаваль. Человек дотошный и рассудительный, он нашел много противоречивого в показаниях свидетелей обвинения. С одной стороны, роковая соблазнительница, с другой — обыкновенная потаскушка…

— Индийской танцовщицы? Конечно. Воплощенная дьяволица, все об этом говорили. Она нарушила закон, но не позволила мне даже приблизиться к ней. Я ее хорошо запомнил. Называла себя Мими, Муму или что-то вроде того. И волосы у нее были рыжие. Выкрасила, ясное дело. Крашеные не разрешают себя осматривать, потому что внизу-то у них волосы другого цвета, и я всегда их поддразниваю из-за этого. Такие девицы очень капризны, сами понимаете…

Морнэ поспешил отозвать своего лекаря.

Мата Хари наклонила голову, словно не в силах удержать тяжелый узел волос, и подперла щеку ладонью.

— Я попросил комиссара Ляду, начальника разведки и контрразведки Второго отдела с четвертого августа 1914 года, уделить нам свое драгоценное время в связи со значимостью деятельности, которой занималась подсудимая, — сказал обвинитель.

Избегая изумленного взгляда Мата Хари, вышел низенький, невзрачный господин.

— Почему он принял мое предложение работать на благо Франции? Почему он разрешил мне уехать в Испанию? Почему, если он подозревал меня? — шептала на ухо адвокату Мата Хари. Но тот лишь растерянно качал головой.

Показания Ляду прозвучали убедительно благодаря их прозаичности. Он государственный служащий. Ни при каких обстоятельствах не преступал полномочий, которыми наделил его закон, даже в те дни, когда над родиной нависла смертельная угроза. Пока капитан не получил убедительных доказательств, он не решался арестовать подсудимую на основе одних лишь слухов и подозрений. Сокрытие источников информации, с военной точки зрения, пожалуй, важнее, чем арест вражеского агента. Однако у него есть веские причины полагать, что Мата Хари, Х-21, которая передавала противнику важные сведения, получала за них вознаграждение. Сведения эти она передавала посредством личных контактов или в почтовых сообщениях, якобы личного характера, отправлявшихся дипломатическим каналом.

Переменив позу, капитан Ляду взял лист бумаги, поправил на носу очки и, прокашлявшись, заявил, что женщина, находящаяся на скамье подсудимых, как он предполагает, несет ответственность за следующее:

За передачу противнику информации, приведшей к потоплению четырнадцати транспортов в Средиземном море.

За сообщение противнику об отплытии торговых и пассажирских судов, направлявшихся в Алжир.

За передачу противнику информации о бронированной машине — танке. Это новое британское оружие создавалось в условиях полнейшей секретности. Тем не менее наступление союзных войск было в кратчайший срок остановлено неприятелем, применившим противотанковые орудия, созданные на заводах Круппа.

Таковы были главные преступления Мата Хари против Франции.

Сообщение произвело на подсудимую не меньшее впечатление, чем на семерых членов трибунала. Отчаявшийся Клюнэ с трудом скрывал свое состояние. Он впервые выслушал все обвинения, выдвинутые против его подзащитной. Он не мог поверить, чтобы она была способна на столь тяжкие преступления.

— Агент под псевдонимом Х-21, — сняв пенсне, продолжал Ляду, — как стало известно, располагал этими сведениями и передал их в Берлин. Х-21 ответственна за трагические последствия, к которым это привело. Как только стало известно, что Мата Хари и Х-21 — это одно и то же лицо, она была немедленно арестована. До этого момента она лишь находилась под подозрением.

— С какого времени? — спросил Морнэ.

— С мая 1915 года, когда мы получили донесение от одного офицера, находившегося на борту пассажирского судна, о том, что известная индийская танцовщица, пропагандировавшая обнаженную натуру как вид искусства, отреклась от своего индийского происхождения и стала жительницей Берлина. По словам нашего информатора, она превосходно говорила по-немецки с восточным акцентом.

— Но является ли она уроженкой Индии? — поинтересовался Массар.

— Наши иммиграционные чиновники допрашивали ее, и мадам Мак-Леод, урожденная Зелле, заявила, что она родилась в Бельгии. В ее старом паспорте было отмечено, что она родилась в Голландии. Мы не отнеслись к ней достаточно серьезно, но на ее досье поставили штамп: «НАХОДИТСЯ ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ».

— И вы действительно наблюдали за ней?

— Мы, так сказать, не упускали ее из виду.

Мата Хари нахмурилась.

По словам Ляду, вскоре поступило донесение о том, что в день объявления войны ее видели в Берлине в обществе герра фон Ягова. Стало также известно, что она находилась в интимных отношениях с кронпринцем.

Мата Хари весело кивнула.

Ляду отметил, что в 1915 и 1916 годах подсудимая содержала салон в парижском отеле «Атеней» и систематически принимала у себя лиц, располагавших информацией, полезной для врагов Франции. Выдавая себя за содержанку одного голландского дипломата, она лгала. Упомянутый дипломат, хотя и знатного рода, не располагал такими средствами, которые позволили бы ей жить на широкую ногу. Кроме того, его преданность принципам нейтралитета была окрашена личной симпатией к Франции и ее союзникам. Это было проверено французской агентурой, к удовлетворению капитана Ляду. С любезного разрешения трибунала капитан воздержится от упоминания имени дипломата, исходя из служебных интересов последнего. Однако знакомство подсудимой с этим лицом и другими лицами, в том числе голландским премьер-министром, давало ей возможность сообщать, поставлять информацию с помощью дипломатической почты под видом частных писем, в том числе и к своей дочери.