Львиное Око - Лейла Вертенбейкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместе с донесениями от Х-21 они, несомненно, передавались ее немецкому руководству.
Как уже указывалось, подсудимая находилась в определенном порту в определенное время, когда туда прибыли первые танки. Перед этим ее видели в обществе офицера британского танкового корпуса. Этот офицер был в числе тех немногих лиц, которые могли сообщить ей сведения о танках. Цех, в котором собирались бронированные машины, находился в условиях полной секретности. Рабочие не покидали территории цеха, корреспонденция просматривалась. Никто, кроме офицера такого чина, не вправе был выйти из сборочного цеха. И все-таки есть основания полагать, что противник располагал интересующей его информацией.
В 1916 году ее видели в Виттеле в обществе офицеров из эскадрилий, занимавшихся выброской союзных агентов за линией фронта. Переданные ею точные сведения привели впоследствии к их аресту.
В конце 1916 года с ней встретился капитан Ляду. Подсудимая тотчас согласилась выполнять задания французской разведки. Ляду принял, или сделал вид, что принял, ее предложение. Он поручил ей выполнить задание в Брюсселе. Под тем предлогом, что намерена встретиться со слепым любовником, она едет не в Бельгию, а в Мадрид.
— Я вовсе не собиралась ехать в Испанию, — вполголоса проговорила Мата Хари.
— Что вы сказали? — разом и с удивлением в голосе спросили Морнэ, Клюнэ и Сомпру.
— Вы не собирались ехать в Испанию, мадам? — переспросил Сомпру, подчеркивая свою решающую роль на процессе.
— Я не собиралась ехать в Испанию, — повторила Мата Хари, удовлетворенная тем, что ей удалось произвести сенсацию. По лицу Клюнэ было видно, что заявление это сделано экспромтом.
— Тогда куда же вы намеревались ехать?
— В Брюссель, mon colonel, в соответствии с пожеланиями вашего капитана Ляду, — с серьезным видом проговорила она. — Видите ли, я долго думала и решила, что, если он удостоил меня такой чести, я должна послужить Франции и подчиняться приказам. Хотя мой русский друг в Испании с каждым днем терял зрение, он первым бы настоял на том, чтобы я выполнила свой долг. Поэтому я села на пароход, рассчитывая попасть из Фальмута в Амстердам, а оттуда в Брюссель. Вы понимаете?
— А как вы узнали, что пароход должен прибыть в Фальмут? — полюбопытствовал Ляду.
— Всем пассажирам это было известно, — произнесла Мата Хари. — Вы любите наводить тень на плетень, хотя всем все ясно. Каждому извозчику известно, когда отплывает тот или иной корабль. По-моему, самое лучшее — это вести честную игру. Когда простые вещи окружают таинственностью, к ним начинают проявлять повышенный интерес. Во всяком случае, мы знали, что в Ла-Манше проводится траление мин и что нас доставят в Англию, а оттуда каждого направят на свой рейс. И я решила поступить по-своему. Но англичане повезли меня в Лондон.
— Мы знали, что вас увезли в Лондон, — сказал Морнэ.
— Разумеется. Это был произвол с их стороны, разве не так? Они увезли все мои чемоданы. Везде были развешаны запрещающие знаки, повсюду люди, несущие свой багаж, словно ишаки. И все равно меня со всеми моими чемоданами увезли в Лондон.
— У вас было восемнадцать мест, насколько мне известно, — сказал Морнэ, подняв полоску бровей и неодобрительно пожав плечами.
— Неужели их было больше восьми или девяти? Но я должна возить с собой костюмы, месье. Я же артистка. Они перерыли все. На это ушло несколько часов. Осматривали даже самые интимные предметы туалета. Что-то искали. Даже нижние юбки проверяли — нет ли на них записей невидимыми чернилами?
— А вы пользовались невидимыми чернилами? — спросил, выпячивая из-под золотистых усов нижнюю губу, судебный шут Тибо.
— Это так интересно, — призналась Мата Хари. — Ничего не видно, а потом раз — и все появилось. Только ради любопытства, сударь.
— Продолжайте, — приказал Сомпру.
— Пришлось целых два дня провести у них там в Скотленд-Ярде. Потом я встретилась с чрезвычайно обаятельным человеком, мистером Бэзилем Томпсоном. Вы с ним знакомы, полковник? Он такой добрый и милый, настоящий джентльмен. Я сообщила ему по секрету, что намерена сотрудничать с разведкой их союзницы, Франции. И знаете, что он мне ответил? Он совершенно серьезно посоветовал мне выбросить это из головы! Он буквально сказал следующее: «Послушайтесь совета человека, который годится вам в отцы, оставьте то, чем вы занимаетесь». Притом очень серьезно. Я обещала подумать. Меня посадили на судно, я решила, что оно направляется в Амстердам. Ведь я хотела попасть именно в Амстердам. Но англичане отправили меня в Виго. Это грязный испанский порт, где приличной даме делать нечего. Я, естественно, поехала в Мадрид. Что мне еще оставалось?
— Где вы поселились в «Отель де ля Пас», а в соседнем номере — капитан первого ранга фон Крон, германский военно-морской атташе, — заявил Морнэ.
— Совершенно верно, — согласилась Мата Хари. — Это так удобно. Он такой милый человек, вы сами бы согласились со мной в другое время. Такой душка. Он просто обожает все французское.
При этих ее словах Шатерен закусил губу и закрыл нижнюю часть лица ладонью.
— Вне всякого сомнения, — отозвался Морнэ. — В 1870 году многие прусские грабители обожали все французское. Часто ли вы с ним встречались?
— Очень часто. Как вы уже догадались, он был моим любовником.
— И вы обошлись ему в пятнадцать тысяч песет?
— Гораздо дороже, — сказала Мата Хари. — Если вас это интересует. Эту сумму я израсходовала на поездку по личным делам в Париж. После этого намеревалась вернуться к нему в Испанию. Он такой чудный.
— И этот чудный господин платил вам как агенту под кодовым названием Х-21?
— Это неправда! — воскликнула Мата Хари. — Деньги пришли на мое собственное имя!
— На ваше собственное имя! — торжествовал Морнэ. — На ваше собственное имя, то есть Х-21.
— Вы обвиняете Х-21 в совершении самых невероятных деяний, — понизив голос на регистр, отвечала Мата Хари. — О таком агенте я ничего не знаю. Я уже говорила вам, что давно была известна как Х-21 и что я иногда использовала это таинственное обозначение, отправляя свою корреспонденцию, пользуясь услугами немцев. Возможно, существует еще какой-то Х-21. Может, вы выдумали эту Х-21, чтобы шантажировать меня. Во всяком случае, деньги в Париже получала Мата Хари, а не Х-21.
— Вы не отрицаете, что получили эту сумму?
— Конечно, нет. Иначе откуда бы у меня появились деньги? — добавила Мата Хари, повернувшись к смутившемуся Клюнэ.
— Вызываю в качестве свидетеля генерала Картье, — четким и убийственно холодным тоном произнес обвинитель.
Как и Клюнэ, генерал был ветераном войны 1870 года, настоящая развалина. Он с достоинством носил свой мундир и источал респектабельность. Он заявил, что перехваченные постом на Эйфелевой башне радиограммы противника проходят через его руки. Текст донесения из Испании в Берлин гласил, что Мата Хари, агенту Х-21, следует выплатить 15 000 песет.
— На ваше собственное имя, — поднял указательный палец Морнэ. — На имя агента Х-21.
— Наша чаровница впервые казалась озадаченной, — с удовлетворением сообщил Францу ван Веелю Бушардон. — Глаза у нее широко раскрылись и едва не вылезли из орбит.
— Неужели этот старый идиот Клюнэ не догадался спросить у генерала, каким образом ему удалось прочитать шифрованную радиограмму? Ведь, я полагаю, текст был зашифрован? — с небрежным видом поинтересовался ван Веель, пряча дрожащие руки в карманы.
— Нет, не догадался, — отозвался Бушардон. — Я совсем об этом не думал. Ты только никому не говори, mon vieux. Если бы мы «раскололи» шифр, который до сих пор используют немцы (а по-моему, так оно и произошло), мы скорее отпустили бы на все четыре стороны десяток немецких шпионов, чем признались в этом. Разве я не прав? Так что давай забудем, каким образом попал им в руки текст донесения. И ты, и я, — добавил он, заметно нервничая, и попросил Франца налить ему двойную порцию коньяку.
В ту минуту, когда Морнэ произнес эту драматическую фразу, Мата Хари, не в силах унять дрожь в руках, положила ладони на колени.
— Я не знала… это не так… вы же не говорили… Капитан фон Крон не мог…
— Это еще ничего не доказывает, — громко произнес адвокат Клюнэ. — Абсолютно ничего, — добавил он, но голос его дрожал.
— Он был моим любовником, — проговорила Мата Хари. Из широко раскрытых глаз ее падали слезы.
— Любовником, — повторил Клюнэ, протягивая ей флакон с нюхательной солью, но подсудимая отмахнулась от него.
— Господа, господа, будьте благородными людьми! Мы без ума были друг от друга. Если я люблю человека, мне безразлично, кто он. Должно быть, он был беден и поэтому тратил на меня казенные деньги, не уведомив меня об этом. Если бы я знала, я бы отказалась от них. Хотя какое это имеет значение? Любовь — такое редкое чувство, а правительства так богаты! Мы так чудесно проводили с ним время…