Сон-трава. Истории, которые оживают - Елена Воздвиженская

амбулаторно, но толку не было. Мы рекомендовали родственнице убрать из поля зрения эту картину, дабы не провоцировать развитие новых галлюцинаций.

– И она убрала? – спросил Костя.

– Да. Только Анна, не найдя в своей квартире картины, впала в такую истерику, что пришлось вызывать бригаду и вот с того момента она и находится у нас.

– А картина? Почему она здесь?

– Мы поняли, что исключить раздражающий фактор, в данном случае картину, было неверным решением. Этот момент лишь усугублял течение заболевания, а не помогал стабилизировать его. Поэтому мы попросили родственницу принести картину к нам и повесили её на стене. С того момента пациентка успокоилась, стала очень покладистой, даже замкнутой.

– Тогда почему она в одиночной палате? – спросил я, – Не лучше ли для неё было бы нахождение в социуме?

– Нет, – ответил врач, – Мы пробовали. Но в те моменты, когда Анна начинает беседовать с сыном и мужем, якобы появляющимися на картине, у остальных больных начинались приступы, они впадали в истерику, плакали, кричали, в общем реагировали весьма болезненно. Мы приняли решение поместить Анну сюда. Так лучше всем. Да, мы много раз пробовали прятать картину, но Анна каждый раз становилась буйной.

– Значит вы считаете, что выздоровление невозможно?

– Увы, – ответил заведующий, – Мы испробовали всё.

На следующий день нам предложили выбрать «своего» пациента, с которым каждый из нас будет заниматься особенно усиленно, но помимо этого, мы, конечно же, несли дежурства и вели дневники практики, наблюдая и за другими пациентами отделения.

Я выбрал Анну. Меня заинтересовал её случай, мне хотелось убедиться, что нет действительно никаких шансов побороть её безумие. Заведующий дал добро и мы с Костей приступили к своим обязанностям на ближайшие полтора месяца.

В первый день я попытался просто установить с Анной зрительный контакт. Я принёс стул и поставил его рядом с её стулом. Она по прежнему сидела и смотрела на картину, словно ожидая чего-то или кого-то. Время от времени она улыбалась и губы её тихо шептали что-то. Я тоже сидел и смотрел на картину, не говоря ни слова. Так прошло около часа. Затем я поднялся и ушёл. Ни она ни я не проронили ни слова.

Весь последующий день прошёл в обычных хлопотах студента-практиканта.

На пятый день, когда я снова пришёл к Анне, и присел рядом на стул, спустя какое-то время, вдруг почувствовал на себе её взгляд. Я посмотрел на неё. Анна не отводила взгляда. Она смотрела на меня внимательно и словно изучающе. А потом внезапно улыбнулась мне. Улыбка её была простой и ясной, не похожей на улыбку психов, которых я уже насмотрелся за годы учёбы. Я в очередной раз подивился её адекватности и тому, за какими масками может порой прятаться болезнь.

Спустя две недели Анна заговорила. Когда я впервые услышал её голос, то чуть не свалился со стула от неожиданности, я настолько привык к её безмолвию. Однако вовремя успел сориентироваться и взять себя в руки.

– Они обычно приходят вечером, на закате, или ночью, – сказала она так ровно и спокойно, словно продолжила уже начатый разговор. Голос её был мягким и тихим. Я в очередной раз подивился разнообразию форм проявлений заболевания.

– Кто – они, Анна?

– Борис и Матвейка. Борис – это мой муж, а Матвей – сыночек, – пояснила она.

– Они приходят к вам сюда, в палату?

– Да. Вот отсюда, – Анна подняла руку и указала на картину.

– Они живут там? В картине? – спросил я.

– Нет, что вы, – улыбнулась Анна моему вопросу и посмотрела на меня, как на несмышлёного ребёнка, – Они ведь умерли.

– Так, – подумал я про себя, – То есть она всё-же не исключает того, что их нет в живых. Это уже хорошо.

– Анна, – продолжил я вслух, – А часто они приходят?

– Мне хотелось бы чаще, каждый день, но это невозможно. Они приходят на полной луне. Но если ночь пасмурная и луны не видно, они не появляются.

– Понятно, – снова подумал я, – Обычное явление, приступы связаны с фазой луны, а в частности с полнолунием.

– В прошлый раз Борис сказал, что нам осталось недолго ждать встречи. Я все эти годы умоляю забрать меня туда, к ним, но они лишь улыбаются и уходят. В тот лес, видите?

Я кивнул.

– Но в этот раз он сказал, что мы скоро будем вместе, и теперь у меня появилась надежда. Борис сказал, что нужно подождать три луны. Одна уже прошла. Значит ещё две.

Анна замолчала и как я не старался разговорить её, в тот день она не проронила более ни слова.

***

В ту ночь выпало моё дежурство. Вечером я совершил обход вместе с дежурным врачом больницы и вернулся в своё отделение. Медсёстры выполнили назначения и ушли на пост. Наступила ночь. Я сидел в ординаторской, ожидая вызова от дежурных медсестёр в случае чего, и тут мне в голову пришла идея навестить свою подопечную. Я прошёл по коридору, палата Анны была последней в веренице дверей, тесная, крохотная комнатушка, где помещалась лишь кровать, стол и небольшая тумбочка в углу. Это был весь её мир.

Анна сидела как обычно на стуле.

– Она вообще спит когда-нибудь? – подумал я, а вслух же произнёс, – Здравствуйте, Анна! Я сегодня дежурю и вот решил зайти, навестить вас. Как ваши дела?

– Тс-с-с, – прошептала Анна, поднеся палец к губам, – Борис с Матвеюшкой тут.

Я замер, по коже пробежали мурашки от её слов, всё-так я был ещё не опытный врач, которого уже ничем не удивишь, а всего лишь студент четвёртого курса. Признаюсь, мне даже стало жутко, настолько убедительны были её слова.

Палату заливал яркий лунный свет. Предметы отбрасывали длинные тени. Картина на стене была видна, словно днём, мельчайшие детали можно было разобрать без труда.

– Полнолуние, – дошло до меня, – Точно, сегодня же полнолуние!

Я подошёл ближе к Анне, желая сказать ей, что, мол, вот, видите, тут никого нет, только мы с вами. И тут я увидел его.

На качелях, свисающих с дерева, сидел мальчик. Я остановился поражённый. Могу поклясться, что ещё сегодня днём никакого мальчика на картине не было. Что за… Может быть Анна сама нарисовала его? Но чем? В палате нет ничего, кроме полотенца, перекинутого через спинку кровати. Я подошёл вплотную к картине. Анна что-то бормотала, глаза её сияли, она не замечала ничего вокруг.

Я уставился на картину и тут увидел ещё один силуэт. Он стоял на тропинке, ведущей к дереву. Это был силуэт молодого мужчины. Мне казалось, что я схожу с ума. Это было невероятным. Но я совершенно отчётливо видел двоих людей на картине, которую изучил до мелочей за то время, что провёл в этой палате рядом с Анной.

Я достал телефон и сфотографировал картину, а после вышел из палаты. Ничего другого мне просто не пришло на ум. Дойдя до ординаторской, я достал телефон и внимательно посмотрел на фото. На картине никого не было!

Я постоял в полной прострации у двери ординаторской, а после развернулся и быстрыми шагами пошёл обратно. Когда я вошёл в палату, там было темно, видимо луна спряталась за тучи, либо завернула за угол здания, оно было расположено буквой «П». Анна мирно спала в своей постели. Я подошёл к картине и посветил на неё фонариком. Качели и тропинка были пусты.

***

Через день я снова пришёл к Анне и нашёл её в обычном состоянии – перед картиной. Я присел рядом.

– Ещё одна луна осталась, – внезапно произнесла Анна.

– Что? – не понял я.

– Вчера была вторая луна, – пояснила она, не спуская глаз с картины.

Мы посидели так ещё пол часа, но Анна не произнесла более ни слова.

Вскоре наша практика подошла к концу. Мы сдали работы главному врачу, он подписал наши дневники и выслушал отчёт по проделанной работе и истории ведения пациентов. Естественно, про то, что я видел в ту ночь, я умолчал,