Девочка, которая зажгла солнце - Ольга Золотова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Робертсон отложила шоколадный шарик в сторону, упрямо продолжая сверлить Джека глазами, хоть и всячески старалась не замечать изменений в его поникшем лице. Поначалу оно так и светилось слепым раскаянием, затем стало печальным, а взгляд карих глаз вызывал что-то среднее между жалостью и умилением, но теперь… На нее смотрел не Джек, а что-то другое и жестокое, свирепое, угрюмое, готовое одним движением тяжелой руки уничтожить без единого следа. И Рэй старалась всеми силами игнорировать гложущее ее предчувствие, отвлекаясь на самые глупые и ненужные мелочи.
— Кстати, как ты смотришь на то, чтобы завтра прийти к нам на чай вечером? Собираются прийти еще несколько гостей, но это не страшно; моя мама напечет ее лучшие кексы, будем смеяться, говорить о пустяках, политике и пить чай — столько чашек, сколько будет возможно выпить! Ты рад? Когда Хлоя предложила позвать кого-нибудь из наших друзей, я хотела сначала пригласить тебя и Тару, но она передумала, поэтому я здесь… Так ты придешь? Не думай, что будет скучно — со мной можно заниматься самыми серьезными вещами, и они все равно вызовут улыбку! — рыжеволосая улыбнулась, мысленно умоляя парня последовать ее примеру.
А Дауни не мог в который раз отвести хмурых глаз от россыпи веснушек и этих черезчур милых ямочек на щеках. «Ты слишком светлая, слишком правильная и солнечная», — подумал он про себя, собираясь с мыслями и не зная, принять приглашение или бросить грубый отказ. «Я боюсь тебя сломать, девочка, которая так сильно пахнет персиками и счастьем — пожалуйста, уходи. Забери с собой всю эту дрянь и сладости, только оставь меня в покое, иначе я случайно запачкаю тебя своей черным».
— Я… не знаю, смогу или нет. Просто сделай мне одолжение, Рэйчел: одну маленькую и такую незначительную вещь, за которую я буду тебе несказанно благодарен позже. Могу на тебя рассчитывать?
Нечто отвратительное внутри брюнета злобно ухмыльнулось, чуть только зеленые глаза блеснули радостью и живым интересом. Именно сейчас и нужно будет нанести решающий удар, в эти бесценные секунды, пока злость на самого себя и весь окружающий мир еще не оставила юношеское сердце; заставить ЕЕ страдать, но как можно мягче, так, чтобы отвращение внутри нее переполнило привычную жалость и доброту, вытеснила устоявшиеся моральные принципы, как бесформенный поток рвущейся через прорванную плотину жижы. И эта гниль заставит чужие губы слегка побледнеть и плотно сжаться в одну ровную линию; брови двумя острыми стрелами взлетят вверх, в то время как во влажных глазах потемнеет сочная зелень и уступит холодному презрению. ОНА будет ненавидеть. Должна начать ненавидеть, потому что все люди устроены одним и тем же образом — можно сказать, слеплены из одного и того же теста. Немного соленоватое, оно портится на воздухе, покрывается жесткой коркой, оставаяь внутри немного рыхлым первые пару суток. А затем превращается в каменный кусок, форму которого изменить ничто не в состоянии.
Дауни не хотел верить, что Рэйчел не застынет точно также, а вырвется, расцветет и сохранит в себе дикую режущую боль, не давая ей ни на секунду угаснуть или ослабнуть; будет держать в себе, изводя печальной зеленой улыбкой, и эту тоску не сможет заглушить даже чай. Пусть десять кружек — все будет скатываться в бездонную яму души, пока потрескавшееся сердце продолжит биться в бесконечных судорогах.
— Уходи отсюда прочь. Немедленно. Я… не могу сейчас тебя видеть. Ты отвратительна мне, а твоя бесконечная веселость начинает раздражать все больше и больше. Я больше не хочу знать тебя, чувствовать разочарование или грусть, твой осуждающий взгляд — мне это не нужно. И ты не нужна. Совсем. Сейчас это покажется тебе страшным и неисправимым, что-то кольнет внутри, может, ты даже почувствуешь боль, но так будет лучше. Гораздо лучше для нас обоих, просто пока что тебе тяжело понять это и принять. Остается только смириться, но знай, что я больше не желаю видеть тебя в своем доме. Добротой невозможно решить все проблемы, пора бы уже это признать.
Дауни внезапно ощутил полное равнодушие к растроганной девочке; его не беспокоило то, что прекрасные глаза наполнились слезами и помутнели, что губы уже не могут сохранять прежнее положение, а то и дело дергаются в разные стороны, видимо, с трудом сдерживая рвущийся наружу первый, самый тяжелый всхлип. Он может и заметил, как покраснели щеки, и рука взметнулась к веснушчатому носу, чтобы предотвратить грядущий поток рыданий — по крайней мере теперь он относился к этому гораздо проще и спокойнее. «Я сделал то, что был должен», — заключил Джек, бросая очередной голодный взгляд на недоеденные конфеты и чувствуя при этом недовольное ворчание в переполненном желудке. «Высказал свою мысль, но ведь это правда. Ни к чему подавать ложных надежд».
Ты сделал выбор, — шепнул до этих пор молчавший внутренний голос, — но не каждое решение можно сразу назвать правильным или ошибочным. Ей больно, а тебе плевать — конечно, ведь наш Джеки завершил свое дело. Ему это показалось единственным выходом, и не мне его переубеждать, просто… Запирайся от проблем в своей комнате, закрывай окна, чтобы ни единый порыв свежего ветра не смог тебя потревожить; огрызайся на тех, кому ты небезразличен и пренебрегай теми, кто пытается сделать вид участия и заботы; только ты выбираешь, как пройти бегущей вперед жизни. И сейчас она в нетерпении ожидает на перепутье, вот-вот готовая повернуть в определенную тобой сторону. Видишь вдалеке великолепные вечеринки у Картера, симпатяжку Оливию в вызывающе короткой юбке, полную свободу и то, что тебе кажется счастьем? Так чего же ты ждешь? Почему колеблешься и до крови сдираешь ногти, цепляясь за выступ злополучного указателя, прося дать на раздумья еще какие-то ничтожные пару мгновений? Ведь ничего не потеряно. Все впереди, вот только за спиной маячат какие-то странные и глупые вещи, от которых ты никогда отвязаться не сможешь. Но поверь, пройдут года, и забудется Роджер со своими поучениями и сладостями. Исчезнет Кэтрин, провожая тебя ненавидящими глазами в объятия нового этапа жизни, сжимая в руках те самые билеты в кино, которые она так и не позволила себе выкинуть. Воспоминания об умершей матери станут бледными и будут лишь хлипкой связью с оставленным прошлым, которое ты так рассудительно