Девочка, которая зажгла солнце - Ольга Золотова

наедине с собой навязчивые темы, ожидая, что вот-вот второе «я» их поддержит и вручит небольшой билетик с подробными указаниями на обеих сторонах. Видимо, хорошие времена прошли, а в билетной кассе закончились лишние советы. Следующему гостю придется несладко.

Он заходит, принимает известную позу на полу и тупо смотрит перед собой, не зная, зачем пришел сюда и почему из приоткрытого окна так аппетитно пахнет чем-то жареным. Жадно облизывается и выходит вон, но ненадолго: спустя некоторое время снова возвращается с огромным пакетом, битком набитым всевозможными пачками и бутылками. Хорошо, когда в доме появляется тот, у кого можно без зазрения совести воровать деньги. Особенно хорошо, если ты ненавидишь этого человека также сильно, как и он тебя, и вы молча друг друга презираете, находясь под одной крышей, нелюбимой вами обоими в равной степени.

Парень морщится, когда громкий хлопок от вскрываемой пачки разрезает мрачную тишину вокруг него, но затем та снова сгущается, нарушаемая только постоянным хрустом и жеванием. Он поглощает в себя все, без разбора и размышлений: запивает пачку чипсов литром ледяного молока, посыпает это сверху порцией сухих хлопьев и перемалывает зубами, не ощущая ни вкуса продуктов, ни того, как вязкая жижа вытекает из уголков рта, оседая на вороте школьной рубашки грязными пятнами и комьями; запихивает в себя пару-тройку шоколадных батончиков, едва не откусывая вместе с ними часть обертки, а следом отправляет еще одну пачку каких-то сухариков, крекеров и печенюшек с его любимой йогуртовой начинкой.

Но зачем это все?

А парень и не слышит; у него в голове бьется встревоженной птицей одна только мысль, о том, что внутри него кто-то есть. Огромное и бесформенное существо, впрыскивающее печаль в потоки бегущей крови, отравляющее сердце и не дающее сделать чистый, свободный вдох — оно будто заполнило собой все пространство внутри, и единственным разумным способом кажется этот… Брюнет проталкивает в себя пищу, как бы крича монстру: «Видишь? Смотри же сюда, это мое тело, мое, только мое и ничье больше! Я не позволю тебе поглотить меня, буду бороться, пока есть силы, чтобы только ты убрался прочь и оставил меня в покое!» И продолжает бесконтрольно есть, стеклянными глазами перебегая с этикетки эклеров на другую, кажется, от злаковых батончиков с клубничной начинкой.

А после наступает глубокая апатия… Он сидит на полу, по-прежнему сжимая в руках поглощаемые с невероятной скоростью сладости, и не желает думать; его мозг словно по короткой негласной команде решил выключиться, погрузить сознание в зудящее серое марево, сродни густому и беспросветному туману, который на языке оседает каплями. И мысли застыли на месте, нарушив свой привычный ритм движения; даже странное существо больше не докучало своим присутствием — будто тоже угомонилось, растворившись в мрачном спокойствии и темноте. Все замерло. Затихло, так, что только гулкие удары сердца иногда раздавались в ушах, но тихо-тихо, боясь потревожить эту тишину.

И Джек открыл глаза.

Увидел себя, окруженного горой всевозможного мусора: крошки, объедки, недоеденные куски печенья и надкусанные фрукты — и среди этого ужаса сидел он, чувствуя боль в голове и переполненном желудке, а внутри себя незаглушенную ничем пустоту и отчаяние. Он внезапно все осознал. В лицах входящих в комнату людей разглядел свое собственное, безрадостное, с помутневшими глазами и подрагивающей нижней губой; вспомнил все, каждую отображенную в образах деталь своей жизни: малыша, который нарвал маме букет, тем самым сделав ее самой счастливой на всем свете; ребенка, принесшего свои сбережения получившего в награду тусклую улыбку, а затем его же, собирающего со слезами вещи в дорожный чемодан; юношу, выскочившего на прогретую солнцем улицу, счастливого, с нетерпением летящего на крыльях вдохновенной весной любви. Дауни узнал каждого из них. Даже последнего, покинутого всеми, заедающего проблемы все новыми и новыми сладостями.

«Зачем? К чему вообще что-то чувствовать, если лучше вырезать свое сердце и быть мрачным каждые сутки следующего дня? Ведь не стоят мгновения радости этой пожирающей изнутри боли, тоски, за которой приходят равнодушие и смирение, чтобы после на короткий миг уступить место светлым чувствам и повторить круг снова. Это несправедливо. Хорошие люди не должны страдать так, как мучаются на самом деле. Они прекрасны целиком и полностью, а потому заслуживают куда лучшего: миссис Фридман должна встречать рассвет с чашкой чая в руках и в объятиях любимого ею человека, вместо одиноких вечеров и безрадостных будней за книгами. Рэйчел не должна расстраиваться из-за пустяков, потому как светлая искорка внутри нее может растерзать любой сомнительный на вид пустяк, превращая грязный клочок в столп разноцветных искр и огоньков. А маме сейчас бы стоять у плиты и печь рождественские крендели, смеясь и повторяя в который раз, что ноябрь — самое время, чтобы начать праздновать святой день, а, значит, без вкусного десерта обойтись никак нельзя. Так почему же самые лучшие должны переживать все это… Неужели только потому, что они в какой-то мере особенные? Тогда, черт возьми, жизнь, верни все обратно, я принес с собой чек».

Дауни резко встал с пола и, сохраняя угрюмое выражение, прошел на кухню, вернувшись обратно с огромной коробкой и чайной ложечкой. Некоторое время постоял в раздумьях, затем снова уселся в привычную позу и прямо руками схватил шоколадное пирожное, жадно жуя и бросаясь за следующим куском, только бы на губах остались ошметки шоколада и крема, перемешанные в непонятную массу с коричневым бисквитом. Он все ел без остановки и отдыха, не замечая даже застывшую в дверях своей комнаты гостью. Пока вдруг не поднял заплывшие влагой глаза и не замер с набитым сладостью ртом.

Перед ним и вправду стояла Робертсон. В смешном ярко-оранжевом дождевичке и вязаной шапке с двумя весело наклонившимися пумпонами, она с нескрываемым отвращением смотрела на беспорядок в комнате и на самого парня. И пусть он после отказывался признаваться самому себе, списывал увиденное на игру воображения или под таким углом упавший солнечный луч, но… Брюнет запомнил явственно и четко, как зеленая радужка на миг потемнела, а сочный цвет свежей травы сменился изумрудной печалью. Девочка неуверенно сказала:

— Привет, Джейкен. Не хотела врываться без стука, но у вас открыта дверь. Мне нужно серьезно с тобой поговорить. Что у тебя тут творится?

Джек попытался руками сгрести все обертки и фантики поближе к себе, тем самым якобы расчищая место вокруг в попытке создать жалкую иллюзию чистоты, но забросил эту затею. Ему вдруг стало так неприятно на душе, как будто он совершил гадкую вещь, и теперь вынужден стыдиться обращенного на него