Эхо - Алексей Котаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эхо прижал замотанную в робу голову еще сильнее.
– Я найду… – бормотал он.
– Я доберусь куда угодно.
– Хоть на край света.
– Я дойду…
– Дойду? – остановился он и оперся на тюбинг коридора.
– Да куда я, блядь, дойду без тебя?
Ноги отказались слушаться и Эхо скатился по стене на пол, прижимая к себе Миру.
– Это должно было быть началом нашего пути, а не его долбанным концом!
– Прошу тебя, – он вновь уткнулся в сверток с головой. – Не бросай меня. Не так!
Глава 34
В смирении рождается мудрость
Эхо лежал посреди коридора, обняв круглый сверток. Единицы контроля время от времени вставали из-за своих столиков, прыгали в разрыв пространства, а после с грохотом возвращались сюда. Никому не было дела до парня, что отказывался существовать.
Каждую секунду времени Эхо корил себя за то, что случилось. Он лежал, глядя в потолок и думал о том, что все могло бы быть не так. Думал, что, если бы он не отцепил тогда кабель от терминала – Мира была бы жива. Пусть даже в образе голограммы или голоса в голове.
Мимо пролетали часы. Потом начали проноситься и дни. Эхо оставался на своем месте, без сил и смысла двигаться дальше. Пробовать воскресить труп он не мог, ведь прекрасно понимал, что угасшую жизнь уже не вернуть. Провод, что торчал из свертка, не передавал никакого сигнала, сколько бы Эхо ни пытался его подключить к маршрутизатору.
С каждым днем мир вокруг бежал все быстрее и быстрее. Еда, что приносили себе единицы контроля время от времени пропадала со стола в отсутствии хозяина. Единица видела пропажу, но вместо того, чтобы выпнуть Эхо – шла за другим пайком. Сеть не рассчитывала на нахождение в этом пространстве обычного человека. Вот и единицы не рассматривали варианта конфликта с юношей.
С тех пор как Миры не стало – тюрьма оставалась статичной, привязанной к одному месту. Больше не было ни прыжков, ни перемещений. Лишь бесконечная служба живых тел с электронным разумом, что хранили порядок в нескончаемо большом мире.
Вокруг Эхо стояла невыносимая вонь, он отказывался быть человеком, сколько бы времени не проходило. Так и лежал дни напролет, глядя в потолок. Он одновременно и проклинал себя и пытался найти какое-то смирение в этой ситуации, но ничего не выходило. Сделать шаг вперед парень теперь не мог. Все его мечты сейчас были лишь о том, как вернуть время вспять. Оказаться в том решающем моменте, сделать свой выбор таким же, но… чтобы все было иначе.
– Тебе еще не надоело? – раздался голос, который Эхо уже однажды слышал. Физическая единица контроля подошла вплотную, уперевшись носками своих ботинок в плечо парню. – Долго еще ты будешь тут сидеть?
– Отстать. Какое тебе дело? – Эхо вдруг закашлялся от столь долгого молчания. – Ты вообще должен меня игнорировать, у тебя алгоритм работы такой!
– Та прав, – единица отвернулась и села за свой столик. Мятая газета с выцветшими буквами расправилась перед его шлемом и статично замерла.
Время новь ускорило свой бег. Дни, месяцы, все смешалось в одну кучу. Эхо лежал так долго, что в конечном счете даже перестал думать.
Окно управления организмом было переключено в режим ручного управления.
– Я не хочу жить… – раздался хриплый голос обессилившего от голода Эхо.
Единица положила свою газету спустя очень долгое время и не вставая со своего стула сняла шлем. – То есть, вместо вечного поиска смирения и мудрости ты предпочел сдаться.
– Иди нахрен, понял? – кашлял Эхо, лежа на боку и обнимая мертвую голову. – Я смирился! Это и есть моя долбаная мудрость. Мудрость ничего не делать.
– Так вот к чему она тебя подвела. Чтож… свой выбор ты сделал. Ее выбор ты игнорируешь.
Эхо молчал. Его не задевали слова и вступать в дискуссию он был не намерен.
– Я видел, что произошло, – продолжала единица контроля, что уже однажды отчитывала юношу за халатное отношение к своей собственной крови. – Ты хотел обменять свое тело на спасение мира. Всего мира. Она оставила это право тебе. Так я это вижу. Так может займешься уже? Ты четыре года лежишь и не двигаешься. Смердишь как дохлое животное.
– Отстань! Я и есть дохлое животное! Дай мне дождаться конца! – Эхо с трудом перевернулся на другой бок, лишь бы не видеть ноги своего собеседника. – Умоляю тебя, прекрати говорить со мной. Ты мешаешь мне слушать ее.
– Ее голоса уже давно нет.
– Да знаю я! Но если он появиться, а я прослушаю его из-за тебя, я все тут разнесу.
– У тебя уже нет сил сражаться. Ты ведь только что сдался.
– Насрать…
Молчание вновь повисло в воздухе, а Эхо прижал сверток еще сильнее к своей груди. Его путеводный свет погас. Он не знал куда двигаться дальше, лишь продолжал бормотать что-то невнятное, пытаясь услышать в голове голос, которого нет.
Еще пара лет и все закончится. Пара лет такой пустяк, по сравнению с тем, сколько Эхо шел к этому моменту. Иногда сердце прерывисто билось и в глазах появлялась темнота, что заслоняла собой даже символы второй сетчатки. В эти моменты Эхо испытывал страх, вперемешку с блаженством от того, что этот ад от него наконец уйдет. Чувство вины заставляло его до конца терпеть все происходящее, наказывая себя за содеянное.
Хлопки перемещая через пространство ритмично грохотали в помещении. Единицы приходили и уходили. Иногда ушедший уже не возвращался и на его месте появлялось голое тело. Тело обрастало новым комплектом брони и шлемом, сидело за столиком предшественника и выполняло все те же функции. Пока в мире были оболочки – сеть отправляла их сюда по востребованию. Где-то в этом мире люди сопротивляются, пытаются противостоять системе, давая отпор закону и порядку. Эхо это не волновало. Он смиренно лежал и ждал. Долго ждал.
В освещенном зале, в котором находились оболочки, заполненные цифровыми алгоритмами, не было ничего. Ни экранов, ни панелей управления. Комнат с кроватями и диванами тоже не было. Был пищепровод и водопровод, который соединялся с тем, что был установлен на уровне пребывания тюрьмы. Газеты и книги всегда были одни и те же, открытыми на все тех же страницах. Одним словом – будка охранника, который влачит свое существование и существует неразрывно с тем местом в котором находится.
Спящего Эхо растолкал тяжелый ботинок. Над ним стояла темная тень и через мутные глаза было трудно отличать
