Чудо - Ирвин Уоллес

— У меня есть несколько вопросов,— твердо произнесла Лиз.

В часовню со стороны алтаря вошел мужчина с нарукавной повязкой. Он несколько секунд подержал над гробом какую-то фотографию и вышел.

— Что это было? — спросила Аманда.

— По всей видимости, какая-то просьба к святой,— ответила сестра Франческа.— Кто-то из паломников привез фотографию близкого человека, который болен. Паломник надеется вымолить для родственника исцеление. Вот гид и согласился отнести эту фотографию к самому гробу с целью освятить ее. Считается, что близость к телу Бернадетты способна помочь.— Она подняла взгляд на Лиз.— Так вы говорите, у вас есть вопросы?

— Да,— подтвердила Лиз.

— Прекрасно. Думаю, лучше я попытаюсь ответить на них за пределами церкви, чтобы никому здесь не мешать. Давайте выйдем во двор.

Едва они вышли на солнечный свет, к подножию мраморной статуи Девы Марии, как Аманда поторопилась задать собственный вопрос, прежде чем Лиз приступит к запланированному дознанию:

— Интересно, чем занималась Бернадетта все тринадцать лет, что провела здесь, в монастыре Святого Жильдара? Только и делала, что молилась?

— Не только,— сказала сестра Франческа.— Конечно, сегодняшние монахини, которые занимают верхние этажи монастырского здания, посвящают себя главным образом молитве и различным хозяйственным хлопотам. Кое-кто из нас, естественно, работает с туристами. Но Бернадетте в ее времена приходилось заниматься многими делами. Главная ее работа была в лазарете, где она служила помощницей фельдшера. Ей очень нравилось ухаживать за больными. Да и публичного внимания к своей персоне ей было никак не избежать. На протяжении всей жизни слава ее росла, к ней приезжали важные гости. Иногда ее осаждали биографы. Не забывайте к тому же, что частые болезни приковывали ее к постели, и несколько раз она побывала на грани смерти.

Лиз, которой не терпелось задать собственные вопросы, решительно шагнула к монахине.

— А я слышала, что еще одним излюбленным занятием Бернадетты в монастыре были постоянные стычки с наставницей послушниц Марией Терезой Возу. Это правда?

— Я бы не стала называть это стычками,— невозмутимо отвечала сестра Франческа.— Как-никак мать Возу занимала более высокое положение, и на стычки с ней Бернадетта никогда не решилась бы.

— Только не надо увиливать,— заявила Лиз.— Из надежного источника мне известно, что обе с самого начала были на ножах.

— И все-таки я сказала бы по-другому,— не дрогнув, произнесла сестра Франческа.— Позвольте мне строго придерживаться известных нам фактов. Поначалу мать Возу приветствовала Бернадетту как «возлюбленное дитя Девы Марии», однако позже стала относиться к послушнице более критично. Во-первых, она не вполне верила в то, что Бернадетте действительно являлась Дева. Во-вторых, ей не по душе был этот разрастающийся культ Девы Марии, поскольку ее собственные верования основывались на примате Иисуса Христа. Что же до разговоров о том, как сурово настоятельница обращалась с послушницей, вплоть до того, что велела ей целовать землю, то таковы были нравы того времени. Задачей наставницы было воспитать в послушницах смирение и заставить их нести епитимью.

Однако Лиз не унималась:

— Я слышала, что Бернадетта по-настоящему боялась матери Возу.

— Некоторые свидетели это подтверждают. Но у матери Возу был свой резон держать Бернадетту в ежовых рукавицах. Ее беспокоили все эти разговоры о «легендарной Бернадетте». Она опасалась, что слава ударит Бернадетте в голову и тогда девушка, обуреваемая тщеславием и гордыней, не сможет стать хорошей монахиней. Мать Возу считала также, что Бернадетта недостаточно прямодушна, и как-то раз охарактеризовала свою послушницу как «особу заносчивую и весьма раздражительную». Еще раз повторяю, в душе матери Возу по-прежнему жили сомнения насчет того, видела ли Бернадетта Богородицу. У нее в голове не укладывалось, как это Дева Мария может предстать перед простой девочкой столь низкого происхождения. Мать Возу однажды обмолвилась о Бернадетте: «Ведь она была всего лишь деревенской девчонкой. Если бы Святая Дева захотела явиться где-либо на земле, то с чего бы Она предпочла обычную безграмотную крестьянку какой-нибудь добродетельной и высокообразованной монахине?» В другой раз мать Возу недоумевала: «Не понимаю, зачем Святой Деве дарить откровение Бернадетте. Вокруг так много других душ, куда более возвышенных и утонченных!» К тому времени, когда начали говорить о необходимости официально возвеличить Бернадетту, мать Возу совершила восхождение по иерархической лестнице до поста игуменьи нашего монастыря. И когда к ней пришла ее преемница на прежней должности, чтобы упомянуть о возможной канонизации Бернадетты, мать Возу взмолилась: «Подождите, пока я умру».

— Разве этого не было достаточно, чтобы покончить с легендой о Бернадетте? — спросила Лиз.

— Не вполне,— ответила монахиня.— Потому что на смертном одре мать Возу призналась, что ее сомнения были плодом ее собственной слабости, а не слабости Бернадетты. Последние слова матери Возу свидетельствовали о том, что она сдалась перед Бернадеттой и реальностью свершившегося в Лурде. Ее последние слова были: «Лурдская Матерь Божья, храни меня в час предсмертных мук».

Лиз, похоже, тоже начала сдаваться.

— Ну хорошо,— сказала она наконец.— С этим, пожалуй, хватит. Но еще об одном я все же вас спрошу. Это касается церковной политики, желания некоторых убрать Бернадетту из Лурда и держать ее в относительной безвестности в Невере. Вам, должно быть, известно, что на Бернадетте хотел жениться некий представитель высшего общества, прежде чем та ушла в монастырь?

— Известно,— подтвердила сестра Франческа.

— Вот и было бы интересно узнать, почему церковь не позволила поклоннику Бернадетты сделать ей предложение. Почему ей даже не сказали, что кто-то добивается ее руки? Не потому ли, что церковь не хотела, чтобы Бернадетта оставалась в миру и вела нормальную жизнь, как любая другая молодая женщина? Не для того ли ее скрыли от глаз остального мира, чтобы утвердить ее легенду и создать славу святилищу в Лурде?

— Вовсе нет,— возразила монахиня.— Боюсь, вы все совершенно неверно поняли.

— Тогда скажите мне, что вы считаете правильным,— язвительно произнесла Лиз.

— А верно вот что: молодой дворянин, студент-медик из Нанта Рауль де Трикевиль, в марте тысяча восемьсот шестьдесят шестого года написал монсеньору Лорансу, епископу Тарбскому и Лурдскому, о том, что больше всего на свете мечтает жениться на Бернадетте, а потому просит о содействии. Епископ ответил в довольно раздраженном тоне, что замужество Бернадетты противоречило бы «тому, чего желает Пресвятая Дева». Вскоре после того, как Бернадетта переехала в Невер, молодой человек решил попытать счастья во второй раз. На этот раз он написал епископу Форкаду, спрашивая, не может ли он увидеться с Бернадеттой, чтобы лично сделать ей предложение: «Позвольте мне самому попросить ее выйти за меня замуж. Если она настроена так, как говорите вы, то откажет мне. Если же она примет мое предложение, вы будете знать, что избранное ею служение в действительности не для нее». Епископ ответил, что служение Бернадетты в самый раз для нее, а потому он не желает выступать в роли возмутителя ее душевного спокойствия. Он не счел нужным рассказать Бернадетте ни о молодом человеке, ни о его предложении. Нет ни одного свидетельства о том, что эти отказы являются результатом какого-то церковного заговора или политических происков. Покровители Бернадетты делали лишь то, что в наибольшей степени соответствовало ее интересам.

— Ну, это вы так говорите,— мрачно заметила Лиз.

— Об этом говорят факты,— непреклонно заявила сестра Франческа.— А теперь мне пора возвращаться к моим прямым обязанностям. Вы поедете в Лурд на машине?

— Нет, сначала в Париж, а оттуда вечером в Лурд самолетом. Нам надо успеть на последний рейс.

— Позвольте проводить вас до ворот,— сказала монахиня.

До ворот они шли в молчании и готовы уже были расстаться, когда Аманда вдруг задержалась.

— Сестра, можно еще один, самый последний вопрос? — просительно произнесла она.

— Конечно можно.

— Я хотела спросить о личном дневнике Бернадетты,— сказала Аманда.— Все говорят, что Бернадетта была неграмотна, не умела писать. Как же она вела дневник?

Сестра Франческа кивнула:

— Да, она была неграмотна и не умела писать во время чудесных явлений Богородицы. Но затем, готовясь к первому причастию, Бернадетта пошла в школу и училась при лурдской богадельне. Она научилась очень хорошо писать и написала множество писем, в том числе одно — самому Папе в Рим. Писала она очень легко, правда, поначалу не по-французски, а на своем местном наречии. Но в конце концов выучила и французский.