Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - Игорь Синицин

Венгрия шла по другому пути. В кратчайшие сроки она полностью решила проблемы сельского хозяйства. Уже к концу 70-х годов, когда мне довелось побывать автотуристом в этой стране, урожай зерновых повысился с 17 до 55–60 центнеров с гектара, кукурузы — с 26 до 70 центнеров. Производство мяса на душу населения превысило 160 килограммов, из которых половина шла на внутреннее потребление, а другая половина — на экспорт.

Андропов все это видел во времена своих наездов в Венгрию. Очевидно, в душе крепкого большевика возникали определенные сомнения в правильности сельскохозяйственной политики КПСС. Отсюда и его надежда в конце 70-х годов на молодого бывшего комбайнера Горбачева, которому он немало содействовал стать секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству…

В 60-х годах особенно рельефно проявлялась двойственность Андропова. С одной стороны, его сторонники и поклонники в партийном аппарате и обществе стали делать ему рекламу как либералу и доброжелательному политику, а с другой — в его официальных высказываниях и выступлениях неизменно звучала большевистская непреклонность и жесткость. Я думаю, что это нельзя назвать двуличием. Он был просто живой и сомневающийся человек, размышляющий над всем тем, что ему приходилось видеть и переживать. Его сознание подвергалось эволюции. Он еще не стал под влиянием своего позднейшего окружения и борьбы за власть, а также болезней упертым догматиком, каким казался после 1977 года, и то не до конца. Но об этом речь еще впереди.

Сейчас я хотел бы обратиться к его опыту и тайной дипломатии в месяцы Пражской весны и сразу после нее. Ведь к лету 1968 года он уже год находился во главе КГБ и начинал кое-что понимать в деятельности этой организации. Кроме того, он был абсолютно доверенным человеком генсека КПСС Брежнева, и от его информации, позиции на основе этой информации зависело очень многое в подходе советского руководства к «социализму с человеческим лицом», стремящемуся утвердиться в центре Европы.

Разумеется, в тоталитарной системе координат отнюдь не главе секретных служб принадлежало решающее слово. Также и так называемое «коллективное руководство» Коммунистической партией Советского Союза было весьма далеко от окончательных решений. Основная ответственность лежала на генсеке Брежневе. Со всех сторон на Брежнева наседали представители самых разных сил — от консервативно-милитаристских, интернационалистов сталинского толка, составлявших большинство в советском руководстве и возглавлявших тогда «братские социалистические страны» — типа Вальтера Ульбрихта в ГДР и Вацлава Гомулки в Польше, — до либеральных реформаторов, оставшихся от эры Хрущева.

Я не собираюсь излагать здесь полную хронологию событий 1968–1969 годов в Чехословакии и Советском Союзе. Мне хотелось бы отметить лишь методологию действий Андропова. Не претендуя на истину в конечной инстанции, сообщу лишь то, что стало мне известно из первых рук — от крупных советских разведчиков. Одним из них был мой отец, тогда почти шестидесятилетний полковник Синицын[2], проработавший во внешней разведке к тому времени тридцать лет. Другим стал мой старый знакомый, известный разведчик, тоже полковник Василий Романович Ситников. Несколько выше я уже представлял его читателю.

Методология, которую применил Андропов, явно вытекала из его опыта работы в Венгрии в 1956 году и уроков старого конспиратора Куусинена. Тогда молодой посол пытался получить самую разностороннюю информацию о событиях и людях, обобщить ее и передать в Москву. Кроме него, информацию посылали советнические аппараты других ведомств, резидентуры КГБ и военной разведки — ГРУ.

Главная задача, которую ставил перед собой Андропов в Будапеште, было найти, изучить, рекомендовать Москве такого венгерского деятеля, который в интересах своего народа, опираясь на подлинный, выстраданный авторитет, мог бы принять на себя руководство своей страной и затушить пожар, грозивший перерасти в гражданскую войну с непредсказуемыми последствиями. Требовалось также вывести из игры лидеров тех враждебных СССР сил, которые могли спровоцировать в стране крупномасштабное вооруженное восстание. В условиях жесткого противостояния Востока и Запада события могли начать развиваться стихийно, вплоть до третьей мировой войны. И такой лидер был найден и выпестован именно Андроповым. Это был Янош Кадар. Время показало, что выбор Андропова оказался весьма удачен для всей Восточной Европы.

В конце 60-х годов, на новом историческом витке, у Юрия Владимировича было значительно больше власти и возможностей эту власть употребить. Брежнев возложил координацию всех советских усилий в отношении Пражской весны на Андропова. Но председатель КГБ 1968 года был значительно выше по всем своим качествам своего предшественника Серова, который сидел в Будапеште 1956 года инкогнито и своими распоряжениями только запутывал ситуацию. Андропова в Праге и Братиславе 1968–1969 годов не было. Но эффективность действий председателя КГБ от этого не уменьшилась.

Вместо себя он «выбросил» в ЧССР очень небольшой «десант» из весьма опытных профессионалов разведки. Кроме вышеназванных Ситникова и Синицына, было еще известных мне человека четыре или пять. Каждому из них было поручено вступить в контакт с определенным деятелем КПЧ или чехословацкого правительства, изучить его систему взглядов, узнать характер, взвесить его реальный авторитет и перспективы, отношение к Советскому Союзу и странам социализма, их руководителям. Это были Й. Смрковский, О. Черник, Г. Гусак, В. Биляк, А. Индра и другие деятели Пражской весны.

В Чехословакии и в правящей компартии, как и в руководстве стран Варшавского договора, не было единства в отношении реформ Дубчека. Страна и партия разделились на правых, горячо проводивших либеральные реформы и дистанцировавшихся от Советского Союза, центристского «болота» и весьма активных левых, выступавших против Дубчека, но бывших в меньшинстве. Сам Александр Дубчек был колеблющимся и нерешительным человеком по характеру. Кое-кто в ЦК КПСС и высокопоставленной советской журналистике называл его «чехословацким Керенским» в память печально известного политического болтуна в Петрограде 1917 года. Происходил он из Словакии, где одно время работал лесничим.

Правых, то есть сторонников кардинальных реформ Дубчека, среди граждан страны было большинство, особенно в промышленно развитой Чехии. В Компартии Словакии, весьма многочисленной части КПЧ, сильны были левые, просоветские тенденции. Это происходило не в последнюю очередь потому, что две части федеративного государства — Чехословакии, основанной в 1918 году на обломках австро-венгерской монархии после Первой мировой войны, были не равны по экономическому развитию. Чехия была более развита в промышленном и социальном отношении. Словаки с известной долей справедливости считали, что благосостояние Чехии растет за их счет. Разумеется, подобные мнения бытовали на обывательском уровне, однако некоторое противостояние чехов и словаков на национальной основе отмечалось и в руководящих органах партии и государства.