Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - Игорь Синицин

В то время, когда венгерские снайперы и пушки по приказу свеженазначенного Надем министра обороны Венгрии Пала Малетера стреляли по советским войскам и убивали собственных коммунистов, Москва, по совету посла Андропова, решила сделать ставку на двух мадьярских деятелей, оказавшихся лояльными Советскому Союзу и готовыми спасти свою страну от гражданской войны. Это были Янош Кадар и Ференц Мюнних. Оба ушли в подполье от разъяренных толп, побывали затем в Москве на «смотринах», фундаментально обсудили с советским руководством нынешние и будущие проблемы Венгрии. Выбор Хрущева и политбюро пал тогда на Яноша Кадара, которого особенно тепло представлял посол Андропов. Мюнних получил тогда важнейший пост посла в Москве.

Вполне возможно, что лично Андропов был особенно склонен рекомендовать Яноша Кадара по той простой причине, что Ференц Мюнних принадлежал по возрасту и политическому опыту к более старому и жесткому поколению партийцев-интернационалистов. После ухода Сталина в мир иной они теряли свою былую популярность, даже если их мозги оставались свежими. А судьба Яноша Кадара была Андропову значительно ближе хотя бы потому, что этот относительно молодой партийный лидер мадьярских коммунистов напоминал ему фактами своей биографии те ужасы, которые могли постичь его самого, если бы Отто Вильгельмовичу не удалось вытащить Юру Андропова из «ленинградского дела». Как раз в те годы, когда в СССР разворачивалась эта кровавая интрига, в Венгрии начинались сфальсифицированные процессы антисемитского содержания, инициированные из Москвы. Самый громкий из них происходил в сентябре 1949 года над министром внутренних дел Венгрии Ласло Райком и его ближайшими сотрудниками.

После казни Ласло Райка новым министром внутренних дел был назначен самый популярный и молодой член ЦК Венгерской компартии Янош Кадар. Но и он был снят со своего поста уже в 1950 году, а в 1951-м брошен в тюрьму и подвергнут жестоким пыткам. Палачи сдирали у него ногти на руках. Даже в 70-х годах Кадар стеснялся при посторонних класть на стол свои изуродованные руки.

Другой, несколько более поздний выдвиженец Андропова, словак Густав Гусак, также подвергался политическим репрессиям в то же самое время, что и Кадар. Тогда волна арестов и казней прокатилась по всем странам-сателлитам Москвы, как эхо кульминации сталинизма в Советском Союзе. Весной 1950 года в Чехословакии поднялась кампания борьбы с «буржуазными националистами». Один из лидеров КПЧ Рудольф Сланский был обвинен в оказании помощи сионистам и расстрелян. Густав Гусак был арестован и несколько лет провел в тюрьме…

Советский посол в Венгрии в 1955–1956 годах по-дружески встречался с Кадаром, до лета 1956 года бывшим деятелем второго эшелона венгерского руководства. Проведя много встреч и бесед с ним в разгар трагических и кровавых событий осени того же года, виной которых была Москва, посол сделал правильный вывод о том, что ради будущего своей страны этот венгерский лидер сможет преодолеть свое стойкое физическое и душевное отвращение к сталинской державе, представители которой в конце 40-х годов консультировали его палачей из венгерской службы безопасности. Посол стал «работать» с Яношем Кадаром и отдал именно ему предпочтение перед другими венгерскими деятелями, которых продвигали к власти Суслов, Микоян и Серов. Это укрепило на три десятилетия личную дружбу двух политиков.

Так складывалась, еще в зачаточном состоянии, методология действий Андропова и советского руководства во времена кризисных ситуаций на просторах империи Варшавского пакта. Ее стержень — поиск местных лидеров, пользующихся доверием своих народов в силу тех или иных причин и не враждебных Москве, для продвижения их к власти. Если необходимо — то и под защитой советских танков.

Опыт Андропова, накопленный в Венгрии, то обстоятельство, что он стал лично известен Хрущеву, Суслову, Микояну и другим влиятельным членам политбюро, привели его по окончании службы в Венгрии вновь в аппарат ЦК КПСС. На этот раз он стал заведующим одним из двух международных отделов — «по связям с братскими партиями стран народной демократии», который в бурные времена десталинизации в коммунистических и рабочих партиях выходил на передний план среди других идеологических и организационно-партийных подразделений аппарата.

На нового заведующего отделом, а затем и секретаря ЦК КПСС весьма сильно повлияло его пребывание в Венгрии. К его глубокой, врожденной внутренней культуре, которую он неустанно развивал самообразованием, прибавился лоск дипломата, умеющего носить рубашки с крахмальным воротничком и хорошо сшитые костюмы, свободно держаться за столом, где слева от тарелки лежат три-четыре вилки, а справа такое же количество ножей, для хлеба и пирожков слева находится маленькая «пирожковая» тарелка, а перед носом возвышается четыре-пять фужеров и рюмок разного калибра для разных вин и напитков. Бывшему помощнику киномеханика сельского клуба и волжскому матросу восприятие бытовой культуры высших слоев западного общества оказалось вполне по плечу.

После своих трудных и опасных посольских лет, будучи секретарем ЦК, Юрий Владимирович часто навещал Венгрию, ездил по стране, знакомился с ее сельским хозяйством, пищевой и легкой промышленностью, бурно развивавшимися после прихода к руководству Венгерской компартией его друга Яноша Кадара. Два крупных партийных деятеля Восточной Европы вели, вероятно, достаточно откровенные беседы о путях «гуляшного социализма», как стали называть в 60-х годах экономическую политику в Венгрии. Главным образом оттого, что Кадар и его соратники не боролись с мелким частным предпринимательством, а, наоборот, развивали и поддерживали всех товаропроизводителей, благосостояние народа стало быстро расти. Андропов в Москве явно «прикрывал» от недругов усилия Яноша Кадара по прокладыванию «особого» пути Венгрии к социализму.

Советские же коллеги, даже в «реформаторские» хрущевские и постхрущевские времена, несмотря на заявления о том, что партия и государство должны повышать благосостояние народа, как огня боялись «мелкобуржуазной стихии» и всячески боролись против мельчайших ее проявлений. На селе, например, под руководством Хрущева доходили до того, что объявляли весь скот, принадлежавший личным владельцам, препятствием к общественному, коллективному труду. Крестьянский частный молочный и мясной скот уничтожался или вынужденно сдавался в колхоз, вводилось повышенное налогообложение тех колхозных дворов, где осмеливались сажать не только картошку, но и яблони. Таковы были задворки хрущевской «оттепели».