Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - Игорь Синицин

Куусинен не оставил своего выдвиженца без внимания. Юрий Владимирович частенько навещал его и в цековском кабинете, и в квартире печально знаменитого Дома на набережной — элитарного комплекса зданий наискосок от Кремля, где жили «самые, самые» верхи Советского Союза. Но несколько раз по квартирантам этого дома прошлась сталинская метла «чисток» и репрессий. Она трагически затронула не только «подозрительных» для Сталина квартирантов этого дома, но и семьи репрессированных большевиков, изгоняя их с насиженных мест. Квартиры в Доме на набережной освобождались одна за другой со дня его постройки до года смерти Сталина — 1953-го. Дом на набережной считался в Москве одним из самых печальных и несчастливых зданий. На Отто-Вилли это, впрочем, не сказалось, как и на его ученике Андропове, хотя он часто бывал в его стенах.

Вероятно, именно здесь Юрий Владимирович получил свои первые уроки дипломатии от Куусинена, когда стал сотрудником Министерства иностранных дел СССР. Вероятно, Отто Вильгельмович, как старый деятель Коминтерна, дал заведующему 4-м Европейским отделом МИДа подробнейшие персональные характеристики своим бывшим товарищам-революционерам, которые после Победы и фактического захвата Советским Союзом в свою орбиту стран Восточной Европы возглавили социалистические и коммунистические партии, государственные аппараты стран «народной демократии». Но в новом тогда здании МИДа на Смоленской площади Андропов надолго не задержался. Он был назначен в Будапешт в ранге советника-посланника и вскоре, в 1954 году, получил из Москвы верительные грамоты посла в Венгерской Народной Республике. Уроки дипломатии у талантливого, но скрытного учителя — Куусинена — продолжались. Но они были, очевидно, весьма специфическими.

Старый коминтерновец мог передать своему лучшему ученику необходимость постоянной скрытности, что в сталинские времена являлось залогом спасения жизни. Куусинен мог научить Андропова и методам, которыми действовал Коминтерн, управляя различными компартиями всего мира. Он мог многое рассказать молодому дипломату о тех деятелях Коминтерна, своих старых друзьях и товарищах, которые стали руководителями стран «народной демократии» или заняли место во втором эшелоне, вроде Имре Надя или Эриха Хонеккера. Одним словом, Куусинен мог научить молодого дипломата совершенно новой дипломатии — не партнерским международным отношениям более или менее равных стран на мировой арене, а ленинско-сталинской социалистической дипломатии — как управлять государствами-сателлитами с дипломатических и партийно-эмгэбэшных позиций.

Параллельно существовали и другие институты влияния ЦК КПСС и государственных органов СССР в странах, номинально союзных, но фактически подчиненных Москве. Это были так называемые «советнические аппараты» МГБ и Министерства обороны, Госплана и других центров власти СССР.

В этом смысле советское посольство в стране «народной демократии» являло собой совершенно иное учреждение, чем дипломатические миссии СССР в других странах мира, в том числе и развивающихся. Оно было в некоторой степени координирующим органом всех этих представительств. Посол Москвы играл ведущую роль, но не все «советники» были ему прямо подчинены…

Кабинет главы дипломатического представительства СССР в старинном дворце на улице Байза Будапешта был весьма уютен и покоен. Однако обстановка в Венгрии после смерти Сталина постепенно начинала накаляться. В этой стране с послевоенных времен до 1956 года главным наместником Москвы и правителем был жестокий сталинист и деятель Коминтерна Матиаш Ракоши. Не исключено, что молодой советник-посланник Андропов, а через несколько месяцев — посол привез из Москвы вместе с верительными грамотами и личное послание старому товарищу Ракоши от его коминтерновского друга Куусинена.

Кроме Матиаша Ракоши, на венгерской политической сцене выступала еще одна крупная фигура из давно распущенного к тому времени Коминтерна. Это был Имре Надь. Возможно, старый коминтерновец Куусинен слишком хорошо знал Надя как человека и работника Коминтерна, которого не коснулись репрессии НКВД в те времена, когда иностранцев-коминтерновцев, по их доносам друг на друга и обвинениям в шпионаже, большими группами сажали в советские тюрьмы и концлагеря. До Матиаша Ракоши чекисты не добрались по одной, не зависящей от них причине — за шестнадцать лет до Второй мировой войны Ракоши, как руководитель мадьярской компартии в подполье, был арестован спецслужбами адмирала Хорти и находился в венгерской тюрьме.

Что касается Имре Надя, то последний председатель КГБ СССР Владимир Крючков прямо называл этого сотрудника Коминтерна агентом НКВД, выдавшим на расправу несколько десятков своих товарищей-мадьяр и имевшим кличку Володя. В последние годы появились свидетельства и того, что солдат австро-венгерской армии Имре Надь, попавший в 1916 году в русский плен, стал после большевистского переворота в октябре 1917-го ярым большевиком. Как новообращенный адепт этого вероучения, Имре Надь принимал участие в расстреле последнего русского царя, его семьи и слуг в Екатеринбурге в июле 1918 года. Официально, правда, этот факт никогда не фигурировал в биографии Имре Надя, возможно, потому, что участие, хотя и косвенное, в расстреле детей могло бы снискать ему аплодисменты разве что на Лубянке 1937 года, но не в демократических и монархическо-аристократических слоях венгерского общества…

Однако я не собираюсь писать историю венгерского восстания, а привожу некоторые факты из жизни Ракоши и Надя лишь для того, чтобы вычленить из событий, разыгравшихся в этой стране, четкую методологию, которую в связи с этим кризисом разработал Андропов. Эта методология, в несколько измененной форме и с разными уровнями успеха, применялась им и позже — в Чехословакии, Афганистане и Польше.

То, что после Чехословакии 1968 года получило на Западе наименование «Доктрины Брежнева», имеет свои корни в Венгрии 1956 года, то есть появилось во времена «верного ленинца» Хрущева. Я нисколько не сомневаюсь, что Ленин в аналогичном случае действовал бы еще более жестоко и беспощадно, так, как он приказывал подавлять восстание, например, тамбовских крестьян. В Центральной России, осмелившейся в начале 20-х годов выступить против большевиков, практиковались массовые расстрелы населения целых деревень, расстрелы заложников, священнослужителей, в лесах восставших травили газами. Но после Второй мировой войны в европейских странах «народной демократии» уже невозможно было действовать по-ленински. Поэтому действовали в 1956 году по-хрущевски, а в 1968-м и 1979-м — по-брежневски…