Великий диктатор. Книга третья - Alex Berest

можно взять из фонда пионерской организации, чьим коммерческим директором является Эдвард Гюллинг. Будет у нас ещё на одного пайщика больше. По поводу ожиданий нашего уважаемого хозяина, то не вижу никаких особых проблем кроме одной — для проведения клинических испытаний в хирургическом госпитале новых препаратов.

- Клинические испытания? Какое интересное название! - тут среагировал на мои слова профессор Коллан.

- О! Матти у нас любит красивые названия, - закивал Пол Ярвинен. - Но увы, это слово не ново. Вы, профессор, видимо просто не сталкивались с фармакологическими испытаниями.

- А что за единственная причина, которая может этому помешать? - вычленил из моих слов самое главное Фердинанд Вальберг.

- Вы запатентовали новое лекарство?

- Да. Препарат «Пенициллиум» зарегистрирован в княжестве и империи. Ведётся работа по регистрации в остальных великих державах и Бразильской империи, - на этот раз отчитался Эдвард Гюллинг.

- «Пенициллиум»? Красивое название. Но, доктор Ярвинен, вы же кроме меня проводили испытания этого препарата на ком-то ещё? А то начнёте применять в госпитале — и пойдут несчастные случаи.

- Они, несчастные случаи, у Пола уже были. Вернее, один случай, - сдал своего подчиненного фон Вальберг. - Но, слава Богу, что всего один. Из десяти предоставленных нам заключённых только один пострадал. Впрочем, он должен радоваться, что остался жив и почти здоров, а не ломает камень на бессрочной каторге где-нибудь в Сибири.

- Я, скорее всего, не рассчитал дозу препарата при вводе через вену, - стал оправдываться Пол Ярвинен. - У заключенного начался ангионевротический отёк. Благо, я был знаком с работами Наполеона Цыбульского и Альфреда Айнхорна. И сразу ввёл заключённому дозу «супраренина» и начал давать кислород. И всё, в целом, обошлось. Если не считать, что пациента частично парализовало. И я потратил дорогой препарат компании «Хёхст».

- Какие ужасы вы мне рассказываете, - усмехнулся я. - Вы же мне вводили ваш «пенициллиум». Вы не боялись, что и со мной будет точно также?

- Абсолютно нет. Я тебе, Матти, вводил внутримышечно и выверенной дозой, проверенной на других заключённых. Поначалу было небольшое высыпание, которое я принял за крапивную лихорадку, но моё предположение не подтвердилось.

- А вот этот. «Супраренин», - почти по слогам произнёс я. - Его выпускает только «Хёхст»? Или можно как-то приобрести лицензию? А то — мало ли?

- Нет. «Супраренин» - это германское название «эпинефрина» Джона Абеля. А этот препарат не имеет хозяина. Так что, если будет финансирование, то можно наладить и его выпуск.

«Эпинефрин»? Знакомое название. Где-то я его слышал, в той, первой жизни. Надо будет на досуге попытаться вспомнить.

- А что будет с тем заключённым, который пострадал? - неожиданно влез в разговор Эдвард Гюллинг.

- Будем пытаться поставить его на ноги, испытывая на нём новые лекарства, - пожал плечами фон Вальберг. - Этот Нестор Михненко и такого не заслуживает. Он был осуждён за убийство, как минимум, трёх человек. И даже уже здесь, поступив в нашу цитадель с рваной раной ноги, пытался бежать и нанёс травмы тюремному охраннику.

- Ладно. Бог с ним, с заключённым. Я тут вдруг подумал, что вы, господин Вальберг, и вы, господин Ярвинен, давно хотели начать выпуск хирургических инструментов, шприцов и прочих аспираторов и скарификаторов. Так почему бы не предложить поучаствовать в их разработке профессору фон Коллану? Вы эту тему с ним обсудите. А сейчас. Я, от себя лично, хочу поблагодарить вас за то, что спасли мне жизнь! - обвёл я взглядом сидевших на стульях рядком медиков.

И, поднявшись на ноги, поклонился им настолько глубоко, насколько позволила мне забинтованная рука.

- Я буду помнить об этом всю жизнь. Спасибо вам, господа!

Глава 22

Глава 22

«Дети Божьи, приходитеИ Отцу на грудь падитеЗдесь покой мы все узнаемЧто иным не дан созданьям»

Выводил своим звонким голоском мой названый брат Лукас, стоя чуть впереди строя всего церковного хора.

Я слушал и удивлялся как стремительно летит время. Ведь совсем недавно это я, вот как сейчас Лукас, стоял перед хором и пел свой первый церковный гимн. Правда, ещё в старой, сельской и деревянной церкви. Глаза закрыл, открыл, а время промелькнуло. И вот я уже сижу на торжественной литургии в первом ряду, среди самых уважаемых прихожан.

Усадили меня сюда неспроста. Я же теперь в глазах земляков почти национальный герой. После покушения в Гельсингфорсе отец Харри, наш приходской священник, устраивал службы за моё здравие, чуть ли не ежедневно. А во время моего возвращения в Яали, скооперировавшись с пионерами, вывел на торжественную встречу моей тушки почти весь город.

Представьте моё охреневание перед людским морем с транспарантами «Добро пожаловать домой». Оркестр, детский хор, поющий написанные мной песни, и все норовят обнять и пожать руку. Причем, правую, раненую. Меня и так в поездах хорошо растрясло, а тут ещё и это. Пришлось брать себя в руки и объяснять ситуацию Ялмару Стрёмбергу. Который тут же всё понял и организовал вокруг меня плотное кольцо старших пионеров.

Но даже такие меры предосторожности не спасли меня от ответной речи после слов приветствий со стороны пастора и моего отца, как главы города. И только после того, как я, собрав силы, поблагодарил собравшихся, меня наконец отпустили домой.

Впрочем, праздник возвращения блудного и немного прострелянного Матти домой, который припал на третье пасхальное воскресенье, продолжился и без меня. Ой, боюсь, что теперь моим землякам эта традиция понравится, и они будут праздновать «День Матти» каждый год, вне зависимости от того, ранен я или нет.

«В Боге всякий процветает,Чад своих он всех питаетНе страшны нам муки ада,Длань Господня - им преграда»

Подхватил весь хор, чем и вывел меня из воспоминаний. Сегодняшняя служба была посвящена не концу четвёртой пасхальной недели, как можно было подумать, а именному указу нашего императора Николая II «О территориальных изменениях в Великом княжестве Финляндском».