Когда поют цикады - Стивен Амидон

– Я знаю, что я видел.

– Почему ты не рассказал мне об отце Кристофера и матери Ханны? Ты же прочел об этом утром, верно?

– Потому что это не имеет значения.

– Для них имеет, – кивнула Даниэль в сторону полицейского участка.

– Я знаю, что я видел.

– Так же, как и знаешь, что слышишь?

Слова получились жестокими и явственно ударили по больному. Если Даниэль и пожалела о сказанном, то в следующее мгновение выражение ее лица ожесточилось больше прежнего. Всю дорогу до кондоминиума Патрика оба молчали.

– А теперь я поеду домой, – объявила женщина, когда он припарковался на личном стояночном месте. – И будь так добр, не звони мне больше.

– Тебе вовсе не обязательно так поступать.

– Нет, обязательно. Тебе, кстати, тоже.

Даниэль выбралась из машины и направилась к своей. Уезжая, она даже не взглянула на него. Только миновало десять часов. Через два настанет полдень, за которым последует остаток его жизни. Патрик вошел в дом и оживил ноутбук. На экране так и висело письмо Гриффа:

Патрик!

Я знаю, что ты был дома, когда я приходил к тебе утром. Слышал ты меня или нет, роли не играет. Естественно, нам придется освободить тебя от обязанностей. Для всех нас это тяжелое решение, однако мы больше не можем допускать, чтобы твое имя ассоциировалось с ценными бумагами. Лэнс свяжется с тобой касательно компенсационных выплат. Внакладе не останешься. Желаю тебе удачи. Вправду желаю.

Грифф

«Освободить от обязанностей». Патрик просмотрел новости, однако о готовящемся признании вины молчали. Чего и следовало ожидать, впрочем. Впредь основные события будут разворачиваться закулисно. Он ознакомился с реакцией на сенсацию о романе Мишеля Махуна и Элис Хилл. Общественное мнение качнулось в противоположную сторону. Теперь Джек Пэрриш был невиновен. Из него пытались сделать козла отпущения, пытались его подставить. Кристофер Махун – вот подлинный убийца.

Он выпил. Алкоголь сразу же вдарил по полной, что было не внове. Патрик достиг той стадии, когда уже не мог предсказать воздействие выпитого. Он налил себе еще одну порцию и устроился в кресле. И задумался о теле Даниэль. Как оно ощущалось прошлой ночью. Как оказалось меньше, нежели ему представлялось. И более хрупким. Потом вспомнил слова детектива: «Вы ей отнюдь не помогаете». Мужчина залпом осушил стакан и тут же налил третий.

Как-то незаметно день перевалил за середину. Мужчина поехал в «Хоул фудз». На перекрестке его обгудели, однако он так и не понял, за что – то ли что-то сделал не так, то ли чего-то не сделал. Во время заруливания на стоянку раздался мерзкий скрежет. Бордюр.

В универсаме он врезался в наклонный лоток с лаймом, и несколько плодов упали. Патрик понаблюдал, как они раскатываются по натертому полу, а затем двинулся дальше. «Приберите в проходе в продуктовом отделе», – подумал он. Или сказал вслух. На этот раз контейнеры и ароматные блюда его не интересовали, выбор свелся к первому попавшемуся бутерброду в холодильном шкафу. Целлофановая упаковка продукта ощущалась кожей чего-то мертвого. Патрик почти достиг выхода, когда за спиной раздался голос:

– Простите?

Какая-то женщина, робкая, но настойчивая. Он и не подумал остановиться.

– Сэр?

Она уже нагнала его, так что избежать разговора было невозможно. Патрик повернулся. Женщина оказалась молодой. На приколотом к спецовке бейджику значилось имя: «Рэй». Лицо круглое, несколько прядей выкрашено зеленым мелком для волос, а вокруг левого уха выбрито. Обнаженные руки покрыты спорадически разбросанными татуировками всяческих геометрических форм, смахивающими на зарисовки древнего астронома, пытающегося разобраться в небесной механике.

– Я заплатил за это, – заявил Патрик.

– Что? Да нет же, я просто… Вы в порядке?

Он не нашелся с ответом. Вопрос был не из легких.

– Вы же отец Габи, верно?

– Вы ее знали?

– Мы учились в параллельных классах. Все это так…

– Да. Так.

– В общем, у вас такой вид, как будто вам не помешала бы помощь.

Теперь на них таращились все вокруг – работники, покупатели. Чье-то лицо он даже узнал, какой-то женщины – чьей-то матери, или клиентки, или просто соседки. Но на всех застыло одинаковое выражение: у него был такой вид, как будто ему не помешала бы помощь.

– Ах, нет. Всего лишь… плохой день.

Рэй вздохнула, словно бы его слова все объясняли. Он протянул ей бутерброд. Чуть помявшись, женщина взяла упаковку. Сэндвич был с салатом из тунца и клюквы. Такого Патрик еще не пробовал.

Дома он напился. И время как будто спятило. Проходили часы, а потом оказывалось, что натикало лишь несколько минут. Ему вспомнился взгляд Даниэль, когда она вышла из полицейского участка. Вспомнились лаймы, катящиеся по натертому полу, эти маленькие зеленые луны, освободившиеся от уз гравитации. Вспомнились два уставившихся на него силуэта, когда он стоял перед домом Пэрришей. Оливер и Селия. А может, Селия и Джек. Напуганные, скорее всего, но в стенах собственного дома уверенные в безопасности.

Должно быть, он заснул, потому что внезапно стало темно. Снова все изменилось. Процесс разделения, начавшийся в нем со смертью дочери, в конце концов завершился. Последний раз подобные ощущения он испытывал в колледже, когда получил сотрясение мозга во время перекрестной перебежки на матче. Полузащитник склонил голову, и они стукнулись шлемами. Патрик понимал, что только что получил травму – возможно, серьезную, – но при этом его охватил неописуемый восторг, невероятное чувство освобождения. Сейчас же схожее ощущение было непроходящим. Жизнь больше ему не принадлежала. Части его тела, посредством которых он разговаривал, чувствовал и двигался, отныне ему не подчинялись. По сути, он превратился в пассажира. И ему только и оставалось, что наблюдать да ждать, чем все это закончится.

Мужчина отыскал мобильник и набил сообщение Даниэль: «Сейчас я этим займусь».

Ткнул кнопку «Отправить» и взял ключи от машины. При трогании автомобиль издал зловещий звук: должно быть, бордюр возле супермаркета он зацепил основательно. Тело вело машину очень аккуратно, и много времени поездка до Фокс-Чейз-лейн не заняла. На этот раз он припарковался дальше по улице и обратно к Пэрришам прошел мимо трех домов, одинаково огромных и безмолвных. Затем без малейших колебаний пересек выстриженную лужайку и двинулся вдоль торца здания. За ярко освещенным окном ему открылся просторный, заставленный книгами кабинет, эдакое святилище в бордовых и каштановых тонах. За массивным столом спиной к окну сидел Оливер. Он разговаривал по телефону, но толстое стекло заглушало его голос.

Позади дома располагалось патио, огороженное низко натянутой лентой, рядом на траве громоздилась мебель. Патрик перешагнул через хлипкую преграду и по свежемощенному камню прошел