Воспоминания военного министра - Владимир Александрович Сухомлинов

со многими сановниками и придворными людьми, которые его охотно принимают, делает Андроникова опасным для тех, кто его отвергает, потому что в таких случаях он мстит и может сильно повредить. Словом, та тема, что «в наш злой, развратный век и добродетель просит у порока».

Воспитывался князь в Пажеском корпусе, который ему пришлось покинуть до завершения полного окончания курса, – за некоторые наклонности, не допускаемые в закрытых учебных заведениях. Образованность у князя была небольшая.

Но зато все умственные его способности пошли на развитие интриг, и в этом он действительно был не дурак: ему помогала его необыкновенная способность к иностранным языкам. На французском, немецком, английском, шведском, датском он говорил прекрасно, с отличным акцентом.

Юные годы свои он провел почему-то в семье графа Берга, которой был многим обязан, а кавказское свое происхождение отрицал, считая, что титул кавказского князя ничего не стоит: в Тифлисе всякий водовоз – князь.

Тем не менее знакомство мое с ним тогда еще не состоялось – оно произошло позже способом, выработанным князем продолжительным опытом его спекулятивно-благотворительной деятельности. В один из официальных приемов он явился с образом и просьбой о разборе дела человека, действительно несправедливо пострадавшего. В этом его появлении помог ему и личный мой секретарь канцелярии военного министра, ведавший приемом у меня на квартире, с которым Андроников давно был, конечно, знаком и пользовался его расположением. Это, впрочем, входило в его систему – он заводил возможно близкие отношения с секретарями всех министров, поэтому знал, кто, когда и куда уезжает, и к отходу поезда неизменно являлся с коробками конфет, печенья, фруктов, оделяя своими даяниями и лиц, сопровождавших министра.

По внешнему виду Андроников – это Чичиков: кругленький, пухленький, семенящий ножками, большей частью облекающийся в форменный вицмундир с черным бархатным воротником и золотыми пуговицами. Он зачислялся обыкновенно по тому министерству, патрон которого к нему благоволил, пользуясь за это взаимностью князя, и приходил в ярость, когда его вышибали из списков ведомства в связи с переменой министра, князя не признававшего. Только числясь по ведомству, не получая ни содержания, ни наград, он пользовался лишь вицмундиром. За это возненавидел Андроников министра внутренних дел Маклакова. Чего только ни сочинял про него, что называется «с черного хода» – с парадного было опасно, это было хорошо известно ему по конструкции этого ведомства, к которому он пристроился, оказывая услуги тайной политической полиции.

Способность втираться к власть имущим у этого человека была совершенно исключительная. Весьма немногим из тех, которые были намечены князем, удалось избежать чести не пожимать его нечистую руку, но были и такие, которые в нем как будто и души не чаяли.

Тайна его положения обусловливалась тем фактом, что отдельные министры пользовались его услугами, чтобы быть осведомленными относительно их коллег о том, что делается в других министерствах.

Из сановников при царском режиме он эксплуатировал графа Витте, графа Фредерикса, Горемыкина, Григоровича, Макарова, Штюрмера, Саблера, высшее духовенство, Коковцова и многих других. Последний, в свою очередь, пользовался осведомленностью князя обо всем, что делается в закулисной жизни столицы и различных ее сферах.

Очень увивался он около дворцового коменданта генерала Воейкова, но у последнего были достоверные сведения о сомнительной деятельности князя, и Воейков держал его на расстоянии.

Завладел Андроников и великим князем Константином Константиновичем, его сестрой – королевой Греческой, и этот двор был его излюбленным. Ее величество подарила ему образ не особо малого размера, и князь приспособил его для ношения на специального рода шейной цепочке, поясняя всем, чей это подарок.

Чтобы пробраться к большому двору (что ему долго не удавалось, несмотря на постоянные забегания к министру двора), во время войны Андроников сошелся с Распутиным и добился аудиенции у императрицы, где повел интригу против Распутина же, но тот об этом узнал и выставил князя.

Был вхож князь Андроников и к князю Мещерскому, издателю «Гражданина»…

По части интеллекта у них общего было мало, но сходились они в том, что было причиной преждевременного ухода Андроникова из Пажеского корпуса.

После смерти же Мещерского Андроников затеял издание органа, подобного «Гражданину». С этой целью ему удалось выудить несколько десятков тысяч рублей у Горемыкина, председателя Совета министров. А когда Горемыкин ушел, то князь не постеснялся еще и лягнуть покинувшего пост председателя Совета министров, чтобы угодить новому восходящему светилу, к которому он, конечно, явился с образом, номером журнальчика с подхалимской статейкой, неразлучным портфелем под мышкой и фарисейскими уверениями в глубоком почтении и преданности.

Прижимая пустой, по обыкновению, портфель к сердцу, он отдавал себя в полное распоряжение, просил любить и жаловать. Что им не будут брезговать, он был уверен, так как состав канцелярии председателя оставался тот же.

Личных средств к жизни у Андроникова не было, а жил он, не отказывая себе ни в чем. Так как жалованья он не получал от казны, то заменяли таковое те гонорары, которые он получал за всякие ходатайства во всех министерствах и учреждениях, где у него были свои люди. Кроме того, он пристраивался к разного рода аферам и эксплуатировал отдельные личности, попадавшие в его паутину.

Одной из таких была госпожа Червинская, которую он обработал так, что сам же называл баронессой Пильц из «Петербургских трущоб». Пустив ее деньги в оборот своих афер, он посадил ее на мель и сделал своим послушным орудием. Так же прекрасно владея иностранными языками, образованная и значительно его умнее, компаньонка была вместе с тем с каким-то мозговым завихрением, до паники боялась собак, и находившее на нее временами нервное возбуждение придавало ей вид умалишенной.

В интересах темных дел у Наталии Илларионовны Червинской создана была пародия на салон, где собирались недовольные мною господа, как, например, полоумный Коломнин с женой, обработанной «баронессой Пильц» как следует. Появлялся там и товарищ председателя Государственной думы Варун-Секрет, личность совсем не двусмысленная, использованная против меня в клеветнических заметках «Нового времени».

К «салону» принадлежал и полковник Булацель, бывший адъютант военного министра, покинувший эту должность не по своему желанию, а за поступки, неприличные для порядочного человека. Словом, хороший был это уголок для рандеву порядочного сброда, пригодного в делах князя Андроникова, для его конторы шантажа и темных дел.

Что касается квартиры-конторы самого князя, то ее посещала масса молодежи, юнкеров, кадет, воспитанников разных заведений, приезжие провинциалы, прибывавшие в столицу для устройства различных дел и осведомленные о деятельности Андроникова и его связях в Петербурге.

Заискивая у митрополита и высшего духовенства, он притворялся глубоко верующим, а на самом деле кощунствовал и был, безусловно, порочным человеком.

На