Тверской баскак. Том Шестой - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

но подождет! Сейчас я слишком озабочен предстоящим разговором с Боракчин-хатун и не могу сосредоточиться ни на чем другом.

* * *

На улице жара за тридцать, а в комнате даже прохладно. Толстенные стены дома и крохотные стрельчатые окна не пускают нагретый за день воздух вовнутрь. Пол большой комнаты застлан дорогим иранским ковром, в дальних углах на специальных крючках висят две спиртовые лампы, компенсируя нехватку света из окон. В торце комнаты на разбросанных подушках расположилась Боракчин, справа от нее новоявленный советник, а слева, скрестив по-монгольски ноги, сидит Тугай.

Перед ними вытянутый достархан на низеньких гнутых ножках. На нем блюдо с дымящимся пловом, куски нарезанной баранины и засахаренные фрукты. Все это предлагается запивать кумысом, что наводит меня на мысль о неизбежном расстройстве желудка

Я сижу напротив Боракчин с другой стороны стола и непроизвольно отмечаю, что лампы и расписной, покрытый лаком столик — нашего тверского производства. Еще, несмотря на каменное выражение лица Тугая, вижу, что его совсем не радует благосклонность госпожи к какому-то чужаку.

«Еще бы, — иронично хмыкаю про себя, — пока он там кровь проливал, к его госпоже присосался какой-то книжный червь из Бухары!»

Я уже навел справки у Ефима Гнездовича. Этот Эсрем-ходжа мусульманин и мутный тип! Появился в Сарай-Мунке этой весной. Пришел вместе с большим караваном из Бухары. Сходу объявил себя большим знатоком ислама и просил у Боракчин разрешение и денег на строительство новой мечети в столице. Разрешение ему дали, денег, наверняка, нет, но в юрте регентши он стал частым гостем. Пошли даже слухи, что Туда-Мунке скоро примет мусульманство.

Я знаю, что такое возможно. В той истории, что мне известна, это обращение в ислам произойдет гораздо позже — лишь лет через двадцать. С учетом нынешних изменений все может произойти гораздо быстрее, ведь и ханом он стал на двадцать лет раньше.

Еще я постоянно держу в уме, что согласно классической истории Туда-Мунке власть не удержал, и его таки сверг сынок недавно побитого нами Менгу-Тимура. Как сказали бы врачи, у моего ставленника врожденная предрасположенность к дурной болезни!

Пока я мысленно упражнялся в иронии, Боракчин взяла щепотку риса и жеманно отправила ее себе в рот. Это послужило сигналом, и Тугай с Эсрем-ходжой тоже принялись за еду. Я беру лишь засахаренные орехи и отказываюсь от плова и кумыса. На мой взгляд, отравить орехи сложнее всего, а то, что отравить тут могут запросто, я не забываю никогда. Склад ума Боракчин-хатун довольно оригинальный, и что ей может прийти в голову не знает никто.

Медленно пережевывая рис, Боракчин пригубила пиалу с кумысом и подняла на меня взгляд.

— Я приехала сюда, дабы самой убедиться в состоянии дел и обсудить нашу дальнейшую политику в отношении ильхана Абага.

По нашим предварительным договоренностям с Боракчин, в случае утверждения ее сына на престоле, тот должен уступить ильхану спорные территории Азербайджана. Те, за которые еще недавно шли яростные сражения и которые без боя достались Абага-хану, когда Берке неожиданно развернул свое войско на север.

Теперь, как я вижу, она решила отыграть назад. А что⁈ Менгу-Тимур разбит, Ногай признал власть Туда-Мунке, есть от чего разыграться аппетиту. Наверняка, еще и советники руку приложили!

Такой поворот я ожидал, но сейчас своим ответом изображаю полное неведение.

— А что не так! Я полагал, что мы уже все обсудили⁈

Вместо ответа Боракчин-хатун повела глазами в сторону Эсрем-ходжи, и тот сразу же отреагировал.

— Видишь ли, консул, — начал он, вытирая с пальцев капающий жир, — ты, наверное, не знаешь, но здесь всем известно, что Великий Чингисхан приписал Ширван к улусу Джучи. То есть, ильхан Абага завладел тем, что ему не принадлежит, и если сейчас мудрейшая Боракчин-хатун уступит, то многие посчитают это слабостью.

Он сделал паузу и театрально поднял указательный палец.

— А со слабыми никто не считается! Мубарек-хан уже забрал Хорезм, Ширван отдадим Абага-хану! Что дальше⁈ Пустим врагов в свои дом, позволим хозяйничать во всей Дешт-и-Кыпчак⁈

Выдохнув, бухарец закончил свою речь, и регентша перевела взгляд на Тугая, мол, что ты скажешь⁈ Тугай, настоящий монгол по духу, и отдавать что-либо претит ему вообще!

Заговорив, он нахмурил свои редкие брови.

— Сейчас у нас достаточно сил, чтобы выкинуть Хулагуидов из Ширвана. Если консул Твери нас поддержит, то Абага-хан сбежит из Баку также, как и Менгу-Тимур сбежал из Дербента.

«Ну вот, хоть кто-то спустился с небес на землю! — Это я о словах монгола про мою поддержку. — Без меня вам не то, что Баку, вам и Дербент не удержать!»

Тугай не мастер слова, и речь его коротка. Едва он замолк, как взгляд Боракчин уставился на меня. В нем я читаю немой укор: «Ты слышал, что говорят мои советники; в отличие от тебя, они не советуют уступать ильхану».

— Твой советники абсолютно правы! — Начинаю несколько неожиданно для Боракчин и ловлю в ее глазах искру вспыхнувшего удивления. Она никак не ожидала так быстро добиться от меня согласия.

Удивление ее длится недолго, потому что я тут же разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов.

— Вот только выводы они делают не совсем правильные! Со слабыми не считаются — это верно, но какое решение сделает Туда-Мунке слабым⁈ Вот где ошибаются твои советники, о многомудрая Боракчин-хатун! Не уступка Ширвана Абага-хану, а война за него, вот что приведет твоего сына к гибели! Подумай, мудрейшая Боракчин-хатун! Ведь Менгу-Тимур жив и где-то зализывает раны. Может быть, он уже на пути в Хорезм, и Мубарек-хан обещал ему помощь, а может Ногай даст ему своих воинов! Не важно, кто ему поможет, но нет сомнений, как только мы увязнем в войне на Кавказе, он ударит нам в спину!

Смотрю прямо в глаза Боракчин и вижу, что именно этого она и боится.

«Значит, чтобы не говорили ее советники, — уверенно констатирую про себя, — она будет делать то, что я скажу!»

Подумав так, вбиваю последний гвоздь в сомнения регентши.

— Пока твои воины, о мудрейшая Боракчин-хатун, будут сражаться за далекий Ширван, твой главный враг ударит в самое сердце! Он поведет свое войско прямо на столицу, стремясь захватить и убить твоего сына!

Этот удар достигает своей цели, и Боракчин нервно закусывает нижнюю губу. Я вижу, что безопасность сына ей куда дороже и Ширвана, и Хорезма вместе взятых! Это значит, что она согласится на предложенный мною размен. Она признает уже занятый войсками Абаги Ширван частью