Тверской баскак. Том Шестой - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

Несколько секунд напряженной тишины, и Ногай таки ведется на мои посулы, хотя и прячет свой интерес за враждебной недоверчивостью.

— С чего бы мне верить тебе, урусс⁈ Твои слова это всего лишь твои слова, и даже не Туда-Мунке!

Награждаю его жестким ледяным взглядом и достаю из-за пазухи кожаный футляр. Аккуратно вытаскиваю из него пергамент с ханской тамгой Туда-Мунке и передаю его Ногаю.

Тот читает грамоту, в которой написано, что волею Великого хана улуса Джучи ему, Ногаю, правнуку Чингисхана, внуку Тевал-хана, седьмого сына Джучи, отдаются в полноправное и вечное владение все причерноморские степи от Дона до Дуная.

По мере того, как он читает грамоту, на его лице все больше и больше проявляется радостно-растерянное выражение. Глядя на него в этот момент, я могу лишь мысленно умиляться.

«Господи, ну прям как дитя неразумное! В этом веке даже сильные мира сего готовы верить всему, что написано на бумаге и украшено дурацкой печатью! Что мне трудно было поставить ханскую печать, если я держал в своих руках весь ханский дворец. Ни Туда-Мунке, ни его мать и знать об этой бумаге не знают; они оба и писать-то не умеют!»

Полностью прочитав послание, Ногай поднял на меня несколько ошалелый взгляд. Он явно не ожидал такого подарка, вот так сразу, и слегка растерян. Я пользуюсь моментом и отвечаю на все те будущие вопросы, которые задаст себе Ногай, когда его недоверчивый и холодный рассудок вернется в норму.

— Ты можешь сомневаться в верности слова Туда-Мунке, но у тебя нет никаких оснований не верить моему слову. Ведь ты знаешь, кто я такой! Не можешь не знать, что я, консул Твери, еще ни разу своего обещания не нарушил.

Мой взгляд замирает на секунду, и я продолжаю, вкладывая в каждое слово всю свою силу:

— Туда-Мунке — всего лишь слабый болезненный ребенок, а я — тот, кто посадил его на трон Золотой Орды. Мое слово для тебя куда важнее, чем его. И я клянусь тебе: ежели ты оставишь лагерь Менгу-Тимура, то получишь не просто тамгу от хана Туда-Мунке, а мою реальную помощь в подчинении всех причерноморских степей от Дона до Дуная, включая Тавриду! В борьбе с Куридаем она тебе может понадобиться.

Сказав главное, не упускаю момента подсластить пилюлю:

— Не сомневаюсь, ты и сам справишься с зарвавшимся юнцом! Вся Великая степь наслышана о победах Ногая, но ветер войны переменчив, а удача капризна. Моя помощь никому еще не вредила!

Часть 2

Глава 10

Начало августа 1266 года

Дневной бриз разгоняет на море легкую волну, и, стремясь к берегу, большая десятивесельная шлюпка кутается в пену прибоя. Вот она уткнулась днищем в песок, и, не теряя времени, гребцы спрыгнули в бурлящую воду. Не давая волне развернуть шлюпку поперек, они с разгона вытащили ее берег, где, завалившись набок, она застыла, как выброшенное на песок морское чудовище.

Стоя на ступенях городской набережной, я смотрю, как Карл Рудигер орет на матросов, пытающихся помочь замершим от переживаний пассажирам. Те же неловко топчась и пытаясь сохранить достоинство и целостность своих дорогих одежд, терпеливо ждут, когда моряки организуют им сходню.

Наконец, трап установлен, и первой на песок Дербентского пляжа ступает сафьяновый сапожок Боракчин-хатун. За ней спускается ее верная служанка Фатима и новый советник Эсрем-ходжа. Следом за ними, аккуратно неся свое тучное тело, идут председатель Ганзейского союза города Любек Франц Шульцгруммер и его представитель в Твери Отто Рокстаден. Последними сходят на берег адмирал моего первого и единственного флота Карл Рудигер и председатель совета Ост-Индской компании Ефим Гнездович.

«Ну, не умилительно ли? — Не могу удержаться от ироничной усмешки. — Когда и где еще увидишь Золотоордынскую ханшу в кампании с немецкими бюргерами и бывшим пиратом?»

Ганзейцам я не удивлен, они прибыли точно в согласии с нашей январской договоренностью. Вместе с большим тверским караваном, они спустились по Волге до новой столицы Золотой Орды Сарай-Мунке. Там с середины июня до конца июля они ждали, чем разрешится стояние на реке Уллучай, а как только туда дошла весть о победе, Ефим Гнездович двинул остаток каравана к острогу Оля'. Там товар германских гостей и Боракчин со свитой перегрузили на три корабля Рудигера, и вот не прошло и пяти дней, как они бросили якорь на рейде Дербента.

Мысленно произнеся название города, я обвел взглядом небольшой городок, зажатый внутри двух длинных стен. Сам город Дербент, обнищавший за последние годы, ничем не примечателен, а вот его укрепления — это поистине жемчужина фортификации.

Две стены, протянувшиеся на расстояние не менее чем три тысячи шагов, перекрывают узкую долину от морского побережья до первых горных отрогов. Внизу у побережья расстояние между северной и южной стеной — около четырехсот шагов, а в горах они обе сходятся к цитадели Нарын-кала, полностью закрывая проход на юг кочевникам с севера и одновременно защищая зажатое внутри стен поселение.

При наличии достаточного гарнизона взять эти укрепления было бы непросто, но нам, к счастью, штурмовать их не пришлось.

Тут мои воспоминания отскочили к событиям полуторамесячной давности. Тогда, сразу после разговора с Ногаем, у меня не возникло ощущения, что положение вот-вот изменится к лучшему. Он ушел, не ответив мне ни да, ни нет, и еще четыре дня от него не было ни слуху, ни духу. Я уже серьезно начал подумывать, а не ошибся ли я в нем, когда с рассветом пятого дня дозорные принесли весть, что тумены Ногая начали сниматься с лагеря, а его передовые дозоры уже переходят реку в десяти верстах выше по течению.

Это был нелегкий момент, потребовавший от меня очень и очень рискованного решения. Три тумена вражеской конницы заходили нам во фланг, а у меня не было полной уверенности в том, как на это реагировать. Ногай никак не известил меня о своем решении, и о его намерениях я мог только догадываться.

Если он принял мое предложение и хочет обойти наши позиции с целью уйти к себе на Тамань, то мне следовало его пропустить и немедля атаковать оставшееся войско Менгу-Тимура. Вот только гарантий, что это именно так, у меня тогда не было никаких! Наоборот, в глубине души роилось подспудное подозрение, что Ногай затеял коварный маневр.

«Он надеется на твое бездействие, — шептала мне затаившаяся подозрительность, — хочет зайти тебе в тыл и обрушиться на ничего не подозревающую союзную конницу!»

Сомнения