Тверской баскак. Том Шестой - Дмитрий Анатолиевич Емельянов

мои длились недолго. Приказав трубить тревогу, я решил увидеть все сам. Вскочив в седло, я пулей вылетел из крепости, пересек реку и выскочил на возвышенность, откуда была видна движущаяся лента Ногайской орды. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять: так в атаку не ходят! Орда двигалась размеренно и неспешно, словно бы этой демонстрацией Ногай открывал мне свои намерения.

«Ну что за понты! — Мысленно выругался я тогда. — А просто предупредить нельзя было, ведь так и до греха недалеко!»

Потом примчался Калида и обматерил меня по-всякому. Я даже оправдываться не стал, он, конечно, был прав, я легко мог напороться на ордынский разъезд и угодить в плен. Дав ему пару секунд выпустить пар, я приказал немедленно атаковать лагерь Менгу-Тимура.

Опасность того, что Ногай увидит наш неприкрытый фланг и воспользуется этим не так, как я ожидал, по-прежнему существовала, но я решил рискнуть. Надо было пользоваться моментом, пока Менгу-Тимур еще не пришел в себя, а его воины подавлены и ошеломлены случившимся.

Орда Ногая еще переправлялась через реку Уллучай в десяти верстах к западу, когда мы начали штурм лагеря Менгу-Тимура. Не дожидаясь подхода всадников Тугая, четыре полка конных стрелков перешли реку и связали боем передовые отряды степняков.

В это время пехота стелила толстые доски прямо в воду создавая две колеи для пушечных колес и тачанок с баллистами. Речка мелкая, но каменистое дно не давало быстро перевезти артиллерию. Колеса застревали между камнями, стопоря движение, поэтому я заблаговременно приказал расчистить одно место от крупные камней, дабы быстро и без помех проложить колею.

Как только на другую сторону перекинули первые пушки, и раздались орудийные залпы, пошла в атаку пехота. Менгу-Тимур попытался было отбросить атакующие порядки обратно за реку, но обойти нашу пехоту с флангов ему помешал плотный огонь артиллерии и баллист, а удар в лоб встретили длинные пики пикинеров и рой арбалетных болтов.

На этом боевой дух его воинства окончательно угас. Бесцельно потоптавшись перед строем пехоты, степная конница начала медленно отходить, а когда им во фланг зашли батыры Тугая и Барсумбека, то отступление мгновенно превратилось в повальное бегство.

На их плечах наша конница ворвалась в Дербент, и все мощные укрепления этого города, включая цитадель Нарын-Кала достались нам практически без боя. Пленных было во множестве, но вот Менгу-Тимура среди них не оказалось. Как ни хотелось Тугаю угодить своей госпоже, порадовать Боракчин ему было нечем. Главный соперник ее сына сбежал, и пока даже трудно было сказать куда.

У него была только одна дорога к спасению — на юг, но там сейчас войска ильхана Абага. Рискнет ли он отдать себя в руки своего злейшего врага или будет пробираться в сторону Черного моря к дружественным тюркским султанатам⁈ На этот вопрос у меня нет ответа. Единственно, что я знаю наверняка — Туда-Менгу жив и умрет еще очень и очень нескоро! По той истории, которую я когда-то изучал, у него впереди целых четырнадцать лет, и на что он их потратит, сомневаться не приходится.

Впрочем, это не моя головная боль, пусть Боракчин-хатун переживает и рассылает убийц во все концы доступного ей мира!

Отставив на этом воспоминания, встречаю идущую мне навстречу представительную делегацию.

Боракчин важно шагает первой. Она уже в двух шагах, и, склонив голову, я прижимаю обе ладони к сердцу.

— Рад приветствовать досточтимую Боракчин-хатун на земле Дербента!

Не ответив мне ни единым жестом, та продолжила шествовать с каменным выражением лица, словно бы не замечая никого вокруг. Не обратила она внимания и на замерших в почтительном поклоне Тугая, Барсумбека и других знатных монголов.

Слуга подвел ей оседланного коня, и регентша уверенно взлетела в седло. Ее служанка сделала тоже самое, и вся группа встречающих монголов тронулась вслед за ними.

Проводив их взглядом, я поворачиваю голову обратно и чуть не вздрагиваю, наткнувшись взглядом на круглое лицо ханского советника.

Пробуравив меня своими узкими глазками и не тратя времени на приветствия, тот бросает мне прямо в лицо.

— Госпожа Боракчин-хатун желает видеть тебя сегодня вечером!

Не дожидаясь ответа, он проследовал за своей госпожой, а я, покачав головой: «Ну что за люди? Где ваши манеры?» — уже встречаю подошедших немцев.

Ответный поклон в сторону ганзейцев, дружеское объятие на приветствие Рудегера и Гнездовича. Прохор тут же подхватывает немцев, дабы проводить их к отведенным им покоям. Ефима берет под опеку Калида, а Рудигеру я предлагаю проследовать за мной.

— Ну, давай, адмирал, рассказывай, как ты тут справляешься? — Начинаю я, едва сделав первый шаг.

Карл, не тушуясь, сходу начинает хвастать, смешно коверкая русские слова.

— Ты же видел, консул, три моих красафца на рейд? Три пушка на флагманском «Любимце фетров», по одна на «Решительном» и на «Грозном». Так что ты только покажи враг, порвем лю-бо-го!

Да, я видел корабли на рейде, издали и еще обязательно осмотрю их со всей тщательностью. Ведь их строили по моему рисунку мастера-корабелы из Любека и Ростока. Я привез их из Западного похода и отправил на верфь Оля' в дельте Волги.

Сделать настоящий чертеж того, что я хочу, со всеми шпангоутами, обшивкой и прочим, мне было не под силу. Ну, не умею я чертить и в строительстве судов не шибко разбираюсь. Так, имею общее представление и все! Я ж таки историк, а не корабел.

Впрочем, от чертежа проку все равно было бы немного, ибо немцы понятия о таком не имели. Они все строили на глаз, без всяких бумаг, имея в голове только заказанные размеры. Я же кроме этого дал им еще и рисунок, набросав на нем нечто похожее на бриг девятнадцатого века.

То, что получилось, я видел сегодня издали. Вроде неплохо! Опять же адмирал хвалит, значит, вышло получше тех коггов, на которых он бороздил Балтику.

Продолжаю слушать ломаную речь бывшего ганзейского командора и по ходу перевожу его на другую тему.

— Как у тебя с экипажем, с провизией? Больные есть?

Рудегер тут же перестраивается.

— Больной нет! Экипажь сыт и до-во-лен! — Тут окончательно обессилев и утерев пот, он переходит на немецкий. — Все как ты сказывал, консул! В море, кроме солонины и сухарей, завсегда к столу парням дают компот из сухофруктов. Лимоны опять же, настой это ваш, как его…

Он почесал затылок и, вспомнив, обрадовался.

— Сбитень! Завсегда у нас, ежели есть, где воду вскипятить, конечно!

Одобрительно киваю, но дальше уже не слушаю. Все это, несомненно, важно,