Исповедь русской американки - Валентина Попова-Блум

Подумав об офицере — неприятный человек с гипертрофированным чувством собственного достоинства, как у людей с комплексами, — я тут же испугалась, обвинив себя в расизме. Спросила мужа — мерило справедливости и толерантности, — свободного от предрассудков, его мнение об офицере, и он сказал: «Холодный, неприятный человек!» — ни словом не обмолвившись об унизительном допросе, учиненном ему, когда он стоял перед этим чиновником, скорее всего недавно бывшим иммигрантом.

Но Бог с ним…

И вдруг в микрофон звучит мое имя и в окне я вижу моего истязателя, к которому я только 5 минут назад старалась почувствовать признательность и подавила в себе неприязнь, объяснив его поведение строгостью процедуры и местонахождения.

«Он передумал!» — мелькнула в голове болезненная молния.

Я медленно пошла к окну, перебирая в голове возможные варианты ситуации — один страшнее другого — и обреченно готовясь к худшему.

Офицер подал мне в окошко мои главные документы (паспорт и социальную карточку), которые он протянул мне перед уходом, а я обронила их на пол в «топоте копыт», даже не заметив. «Пальта не надо!» — пронеслась в голове шутка о широте русской (в анекдоте — грузинской) души.

Взяла документы, поблагодарила его сердечно и тихо побрела к стулу, боясь что-то спугнуть.

Через 10 минут моего остывания от стрессов милейшая черная девочка с кудряшками и метровыми ногтями подозвала меня к окошку, дала какие-то бумажки (я уже плохо соображала) и… поздравила!

Тут я пулей понеслась в туалет звонить на другой конец земного шара дочери с новостью, что я уже сразу иду на присягу, услышала привычное модно-русское: «Во блин! Ничего себе…» и заперлась в кабинке; призадумалась, не найдя туалетной бумаги; нашла, как все практичные русские, выход из экстраординарной ситуации при помощи той же сумки для необитаемого острова и вышла в зал ожидания.

Муж сказал, что мою фамилию произнесли, приглашая в зал присяги, десять минут назад, и я, сбив с ног офицершу на выходе (или входе), не обратив внимания на ее реплику, что я не опоздаю и люди еще подходят туда, заскользила по скользкому полу к заветному знамени.

Человек пятнадцать равнодушно сидели молча и ждали.

Наконец мы хором спели гимн, невнятно подпевая, увидели на экране Буша, с улыбкой произнесшего поздравления в присоединении к нации, и, встав в очередь-цепочку, получили рукопожатия доброжелательного молодого человека (тоже похожего на недавнего иммигранта) и красивые «почетные грамоты» (вместо ожидаемого мной вожделенного синего паспорта, который, оказывается, надо получить на почте).

С поющей ликующей душой и радостно-торжественным мужем я вышла на улицу. Сияло яркое теплое американское солнце.

Меня качало, как пьяную, после трех недель невроза, бессонной ночи, голода и стресса. Муж обнял меня крепко, проходящий господин запечатлел наши освещенные солнцем и счастьем лица на камеру.

Я села за руль с опасением — как бы не провалиться в глубокий сон по дороге домой — и неслась, не чувствуя скорости. Мы ввалились в нашу любимую «Зеленую кухню» — ресторан в нашем же доме, и я, запарковав машину, пока трезвая, и бухнув в час дня шампанского, проглотив сразу завтрак, ланч и обед, доползла до квартиры и провалилась в летаргический сон.

Проснувшись, я понеслась на любимый променад вдоль Гудзона, где даже зимой зеленая трава и цветы, где ходят улыбающиеся собаки и люди. Красавец Нью-Йорк уже зажигал разноцветные глаза-огни, и я чувствовала в себе прошлые реинкарнации — души пилигримов, приехавших за счастьем и свободой в Америку и получивших это.

Господи, благослови Америку, пел внутри голос советской атеистки. Предвкушение радости от получения паспорта чудного синего цвета после полувекового ношения красного, неуважаемого паспортными контролями мира, не обмануло.

Новый синий паспорт как символ WELCOME to everywhere («добро пожаловать всюду»), как чудная книжечка с картинками разных штатов, был зацелован, неоднократно прижат к горячей груди и теперь сияет на дне трюмо на почетном месте, в кожаном чехольчике, в ящичке с самым дорогим.

Он ждет теперь своего часа торжества при очередном путешествии уже без унизительных, дорогих и очень сложных визовых хлопот.

Счастье временами накатывает, как волны возрастных приливов. Вот только вспоминается «Сталкер» Тарковского: а что делать, когда ты достигаешь в трудном движении заветной цели? Куда идти и чего ждать? Главные жизненные вопросы человечества.

Я хочу и прошу Бога о счастье просто наслаждаться жизнью при всей ее хлопотности, неровности, нервозности и сложности.

ЖИТЬ и НАСЛАЖДАТЬСЯ всем, что еще дано: солнцем, травой, музыкой, искусством, вином и едой, телевизором, наконец.

И еще нести радость жизни всем, кто рядом. А дальше? Тишина? Но это не скоро!

Третий штат США, сокращение NJ. Численность населения штата Нью-Джерси в 2022 году — 9 261 699 человек. Столица Нью-Джерси — Трентон, самый большой город штата…

Живя в предместье Нью-Йорка, в чудном Нью-Джерси (каждый штат в США имеет второе название, отражающее его основную характеристику. Нью-Джерси именуется еще Гарден-Стейт, что в переводе означает штат-парк, а лучше сад) я встречала много русских, обосновавшихся в этом прекрасном соседстве с огромным мегаполисом, вредным для проживания из-за многотысячных машинных выхлопов, толп туристов, суетни работающей и торгующей братии, снующей круглосуточно везде, особенно в сердце Нью-Йорка и в общем-то и мира — Манхэттене.

Этот небоскребный рай — или ад, кому что — остров, отделенный от других районов города реками Гудзон и Ист-Ривер.

Штат Нью-Джерси начинается от Манхэттена с другой стороны реки Гудзон (Хадсон Ривер), и его жители, глядясь в воды огромной, наверное, километровой по ширине реки, созерцают профиль острозубья(!) Манхэттена, устье реки, впадающей в Атлантический океан, заселенный маленькими корабликами, парусными и моторными лодочками, грузовыми баржами и огромными океанскими кораблями, включая новый гигантский корабль «Квин Мэри», и оканчивающий остров Манхэттен мостом Веризано Бридж, пропускающим невероятно огромные суда из океана в порт и обратно. Издалека кажется, что огромное круизное судно никак не проползет под мостом. Однако все как-то умещаются.

Здесь, в пятнадцати минутах