Политология революции - Борис Кагарлицкий

Не только в России, но и на Западе новые социальные движения повторили за полтора десятилетия ту же траекторию бюрократизации и упадка, на которую старому рабочему движению потребовалось полтора столетия. Отсутствие четкой классовой базы способствовало ускоренному разложению «радикальных» политических элит. В России лидеры экологического движения сумели избежать многих соблазнов, связанных с участием во власти и коррупцией. Ускоренное разложение русского экологизма было связано не только с его собственными внутренними проблемами, но и с общей неудачей гражданского общества, которое погибло, не успев возникнуть. Экологизм был выражением гражданской активности и пришел в упадок вместе с ней. Без мощного социального импульса эта гражданская активность не может ни возродиться снизу, ни быть насаждена «сверху».

Не имея возможности мобилизовать массовую социальную базу, экологические организации сделали ставку на работу профессионалов. В условиях России это было равнозначно ориентации на западную финансовую помощь: «Структуры движения стали меняться потому, что приоритеты зависели от западных экспертов и организаций» Радикальные идеи и настроения уступили место прагматизму, отмечает известный исследователь Олег Яницкий, усиливая реформистский характер движения. Разложение движения в таких условиях неизбежно. Если та шли иная группа получает Грант на определенный проект, который должен быть реализован в течение определенного времени, ничем другим она уже заниматься не в состоянии. «Подобий сценарий подрывает солидарность между группами, усиливает конкуренцию между ними».[388]

К концу 1990-х годов кризис неправительственных организаций и новых социальных движений становится очевидным. Но это не означает их ухода со сцены. В 1999—2000 годах происходит очередной перелом. На Западе в политику приходит новое поколение, не затронутое ни «холодной войной», ни крахом коммунизма, ни комплексом постоянного поражения, сформировавшегося у западных левых на протяжении 80-х годов XX века. Они не хотят работать в традиционных парламентских партиях или относятся к ним с подозрением, но и самоизоляция НПО 1980-х годов их не устраивает. Отныне НПО открыто раскалываются на две группы: тех, кто представляет собой непрозрачные самодостаточные структуры, нацеленные исключительно на симуляцию деятельности и проедание грантов, и тех, кто поставил себя на службу массовому движению, превратился в его специализированные подразделения, подчинившись его задачам и его демократии, кто готов выступать в качестве экспертного сообщества, технического аппарата, не пытаясь больше заменять собой организации масс.

После волнений в Сиэтле и Вашингтоне настал черед массовых выступлений в Европе. В сентябре 2000 года 10 тысяч демонстрантов, съехавшихся со всего континента, сорвали встречу Международного Валютного Фонда и Мирового Банка в Праге. Столица Чехии была избрана для этой встречи не случайно. Ее организаторы не скрывали, что в городе, где еще помнят тоталитарную пропаганду советской эпохи, антикапиталистические идеи движения «будет трудно распространять».[389] Это в значительной мере соответствовало действительности, но демонстрации показали, что, несмотря на скептицизм старшего поколения, среди молодежи левые идеи пользуются возрастающей популярностью.

В Праге полиция ожидала, что демонстранты постараются повторить «американский сценарий», блокируя отели. Вместо этого протестующие дали участникам встречи собраться в Конгресс-центре и заблокировали выходы. В течение двух часов представители мирового банковского сообщества не могли вернуться в свои отели. В конечном счете им пришлось добираться в гостиницы на общественном транспорте, что, по признанию самих делегатов, было для них настоящим шоком. Встреча была прекращена.

Массовые протесты прошли в Ницце в декабре 2000 года во время совещания руководящих органов Европейского Союза, а затем – в Швейцарии во время Всемирного экономического форума в Давосе. Для предотвращения демонстраций полиция практически блокировала район Давоса, что привело к дезорганизации транспорта по всей маленькой Швейцарии и вызвало возмущение добропорядочных бюргеров. Демонстрантов поливали холодной водой на морозе. Для «защиты» Давоса использовались воинские подразделения с бронетранспортерами (бронетехника активно, но неэффективно использовалась уже в Праге, где один бронетранспортер был подожжен анархистами). Несмотря на то, что в отличие от Праги, демонстранты не смогли помешать проведению Мирового Экономического Форума, назвать Форум успешным было затруднительно. «Давос-2001 знаменует резкое изменение настроения и психологии представителей мировой бизнес-элиты, – писал «Green Left Weekly». – Они, конечно, пока еще не выпрыгивают из окон, но они стали мрачными, они постоянно оправдываются и почти не употребляют слова "глобализация", "технология", "прибыль", которые раньше вставляли в любую фразу».[390]

Надо отметить, что перенос основного места действия из США в Европу и Канаду способствовал усилению и более четкому артикулированию антикапиталистической направленности движения. Активисты традиционных левых партий, а также сторонники многочисленных революционно-марксистских групп играли в европейском и канадском движении значительно большую роль, нежели в США. Что еще важнее, они оказались своего рода культурными посредниками, через которых традиции рабочего и социалистического движения, исторический опыт «старой» левой были переданы новому движению.

Более активное участие сторонников «традиционной» левой в антикапиталистических выступлениях способствовало И выдвижению на передний план позитивной программы.[391] Лозунги стали более Конкретными и социально заостренными. Вместо того чтобы упрекать корпорации в различных безобразиях, активисты теперь боролись за ликвидацию самих международных институтов, посредством которых корпоративная диктатура реализуется на практике. Уличные восстания начала 2000-х годов подготовили французское и голландское «Нет!» на референдуме по Евроконституции и предопределили глубокий кризис легитимности, охвативший институты западноевропейского сообщества.

Прямым следствием массовых выступлений в Сиэтле стала президентская кампания Ральфа Нэйдера в США в 2000 году. До сих пор радикальные критики системы в Америке перед каждыми выборами оказывались в состоянии морального кризиса. Теория «меньшего зла» заставляла их поддерживать демократов, а собственный жизненный опыт свидетельствовал, что чем больше демократы пользовались бескорыстной поддержкой левых, тем дальше сдвигались вправо. Когда в 1992 году после 12 лет правления консервативных республиканцев в Вашингтоне воцарился Билл Клинтон, многие надеялись если не ? на поворот влево, то хотя бы на то, что неолиберальный экономический курс во внутренней политике и агрессивная империалистическая линия во внешней сменятся чем-то более умеренным. На практике все вышло наоборот. Администрация Билла Клинтона оказалась одной из самых правых за всю послевоенную историю США. По своей внешнеполитической агрессивности демократы заткнули за пояс даже республиканцев, организовав подряд несколько вооруженных интервенций на Балканах, активно поддержав действия МВФ в странах «третьего мира», поддержав государственный переворот, организованный в 1993 году российским президентом Ельциным. В середине 2000-х годов радикальный американский журнал констатировал: «Сегодня демократы стоят по всем ключевым социальным вопросам правее, чем были республиканцы в 1970-е годы».[392]

Настал момент, когда никакая «теория меньшего зла» не могла оправдать сотрудничество с демократической партией. Активисты, пережившие «битву в Сиэтле», увидевшие собственными глазами, что происходит в Европе и в соседней Мексике, где разворачивалось восстание сапатистов, не желали превращаться в заложников истеблишмента. Выходом для них стала президентская кампания независимого кандидата Ральфа Нэйдера, получившего известность в качестве адвоката, защищавшего права потребителей.

Хотя Нэйдер, выступавший от имени Зеленой Партии, набрал меньше голосов, нежели ожидалось (около 3%), он был первым за два десятилетия радикальным кандидатом, который привлек к себе внимание прессы и общества. Уличные митинги в поддержку Нэйдера в Нью-Йорке и Калифорнии были крупнее, чем аналогичные мероприятия республиканцев и демократов. А «зеленые» укрепили свои позиции в качестве электоральной альтернативы господствующим партиям. Большая часть радикальных левых групп – в том числе и весьма далеких от экологической проблематики – активно работала на Нэйдера.