Мастер побега - Дмитрий Володихин

Престолонаследник № 6. Герцогиня Тэчи Хаг-Хаги-Шафоот, по отцу княгиня Гаруту, двоюродная племянница регентши, 38 лет. Точными сведениями о месте проживания 2-е Главное управление не располагает.

Престолонаследник № 7. Дана Фаар, дочь баронессы Фаар, княгини Гаруту, по матери княжна Гаруту, троюродная сестра последнего императора, троюродная племянница регентши, 23 года. Проживает под именем госпожи Гагш-младшей в имении Сафалейреш на побережье, на выселках так называемой столицы Хонти, города Сагьяеш…»

Буквы пустились в пляс перед глазами. Бумага затуманилась, будто оконное стекло, на которое дохнули теплом.

Дана!

Четыре года прошло…

И Тари стоит рядом. От имени «Дана» ее отделяют четыре шага и толщина бумажного листа.

Ведь все уже прошло. Нет никакой Даны Фаар. Она погибла Она затерялась где-то далеко, на чужой земле, которая два года назад была своей. Она стерлась из жизни, из памяти. Нет ее. Когда-то давным-давно это было очень остро. Каждое слово, сказанное о ней, каждая мысль о ней, каждая вещь, о ней напоминавшая, – все это влияло на состояние души Рэма с необоримой силой. От одного ее короткого имени у него в сердце мог закончиться штиль и начаться шторм. Дана была… как проглоченное шило. Она ворочалась у Рэма в потрохах, резала и дырявила кишки, колола сердце, вспарывала легкие, не давала дышать спокойно. Иногда ему казалось: вот он повернется слишком резко, и металлический штырь, пробив плоть живота, высунется наружу. Иногда слезы беспричинно подступали к горлу, и Рэм впивался зубами в собственные пальцы – только бы удержать предательскую влагу внутри. Но как только воспоминания о Дане начинали блекнуть, как только на месте, которым она полновластно распоряжалась внутри личности Рэма, возникала воронка стылой пустоты, он сейчас же перечитывал последнее письмо Даны, он возвращал ее себе.

Он хотел шила в потрохах. Он печалился, очень печалился, когда шило принялось таять…

Но все ведь кончилось! Все кончилось. Все кончилось давным-давно…

И все опять вернулось за несколько мгновений.

Дана пришла и победила бедную Тари. Рухнула Тари в один миг и рассыпалась в труху… Рэм просто представил себе лицо Даны во всех подробностях – ее волосы, ее глаза, – вдохнул немного надежды… и Тари немедленно перестала что-либо значить для него. Хороший человек. Добрый, отзывчивый, заботливый.

Нелюбимый.

Ледяное шило опять царапнуло желудок Рэма изнутри, и он воспринял эту боль как счастье.

«Надо ехать, – услышал Рэм собственную мысль, прозвучавшую с необыкновенной отчетливостью. – Никуда не денешься, надо ехать. Я увижу ее, я обниму ее…»

И какая хрен разница, что будет дальше? Может, жизни не будет. Отлично, он не против.

Впрочем, как это не будет жизни, когда его Дана жива?! Его эфирная красавица с подводной лодки… Очень даже будет жизнь. Какой-то смысл появится в этой жизни. Станет теплее.

– Как долго ты в курсе? – спросил он у Тучи.

– Вот уж скоро три месяца… Не беспокойся, данные верны, ни малейших изменений.

Хитрый упырь. Друг-то друг, а вон оно как выходит…

– А ты меня, сукин сын, в столицу хотел двинуть. С-сукин сын! Не сказал бы?

Туча ухмыльнулся.

– Во-первых, для пользы общего дела ты нужнее в столице…

– Общего дела?!

– Не ори. Во-вторых… давняя же история, может, у тебя рассосалось уже. А здесь у тебя – дела, привязанности о-го-го какие. Видишь? Не хрен меня упрекать. Я все правильно делал.

И что Туче скажешь? У него сплошь – польза общего дела. «Народу нужно то-то… народ ценит то-то… народу надо помочь тем-то…» Где тут территория для жизни, на которой могли бы уместиться маленькие живые таракашки – люди, причем поодиночке, а не всем скопом?

«Что теперь делать с Тари? Требовать документы и для нее? Вернее, просить, какое уж нынче – требовать… Все переменилось в один момент. Ну вот поедет она в Хонти, а там Дана… Там Дана. Дана и я. Будь Тари ко мне прохладна, будь она мне товарищем, просто товарищем, как она сама мне талдычила столько времени, ну, отвез бы, устроил как-то, объяснил бы… наверное, даже такое можно объяснить», – с горечью думал Рэм.

Если бы, если бы! Выходило иначе.

Тари совсем не холодна, и никакой она не товарищ. Она.. волосами… сапоги. И это – из самой глубины ее души. Излучение многое делает явным… Она не пожелает никому уступать Рэма Стало быть, в Хонти ей быть нельзя. Ни при каких обстоятельствах.

– Туча, существует ли шанс устроить ее здесь?

Тари улыбается, даже не пытаясь вникнуть в суть его вопроса. Туча, ни слова не говоря, двигает на середину стола конверт с пандейскими деньгами и выездными бумагами. Большей щедрости, чем сейчас, он не проявит. Тут никаких сомнений. Ну, хотя бы так…

– Да что там у вас? – безмятежно спросила Тари. – Вы ведете непонятный разговор.

Голос ее нимало не замутнен тревогой. В нем ни страха, ни сомнения, ни недоверия. Если бы она была Рэму просто товарищем, верным товарищем!

Сейчас будет больно.

– Когда я перестал… дергаться?

– Только что, Рэм, – ответил Туча.

– Тари, ты помнишь, как тебя… какая петрушка с тобой происходила чуть раньше?

– Когда, Рэм? Со мной? – Тари по-прежнему счастливо улыбалась. На лице написано: надо же, очнулся мой хороший. Меня выбрал, мой желанный. Сейчас мы его вы́ходим, сейчас мы его поставим на ноги. Сейчас мы ему второй стакан чайку горяченького, а потом – врача Все у нас будет хорошо…

Она еще не поняла.

– Чуть раньше, чем только что.

Она задумалась.

– Я-а.. ну… я… кажется, по радио передавали какой-то задорный мотивчик, и я… да разве важно теперь? Ты очнулся, я зову доктора…

– Нет! Вспомни.

– Ты меня пугаешь, Рэм…

– Я тебя очень прошу, вспомни!

– Мне… Забавно, я, кажется, не очень уловила… какая-то музыка… у меня даже настроение поднялось… я тебе сказала несколько приятных слов… но… странно… не уверена, какие именно…

Он жадно отхлебнул горячего сладкого чаю. Надо же, все очень трудно получается. Любил Дану. Любит Дану. А и здесь прирос сердцем… Трудно рвать. Ерунда Бессмыслица. Больно.

– Выходит, ты ничего не помнишь?

– Что-то приятное… Почему у тебя такое лицо? Со мной приключилось нечто непонятное? Я тоже теряла сознание? Не помню…

Рэм допил чай и взял конверт с хонтийскими деньгами. Надо собираться. Чем он располагает? Надеждой, любовью, неплохим, пусть и незаконченным образованием, подъемными на первое время. Да еще умом наглого критика – впрочем, обладать им становится делом небезопасным. Кажется, пришло такое время, когда ум обязан стать проще и, главное, тише. Иначе его просто конфискуют у владельца прямо с головой… Пора бежать отсюда.