В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов

помимо тяжелого политического положения, было еще отсутствие денежных средств. Будь у меня достаточно денег, я мог бы пойти напролом и преодолеть трудности, созданные противодействием «союзников».

Учитывая это обстоятельство, я еще задолго до финансового кризиса делал неоднократные попытки добыть необходимые суммы от торгово-промышленных кругов Германии.

Для этой работы мне рекомендовали некоего г. Ремера, который своей энергией и правильным, казалось, прямым взглядом на положение вещей завоевал мои симпатии и прибрел доверие. Заверив меня в своих больших связях в торгово-промышленных кругах Германии, Ремер убедил меня в необходимости командировать его туда, дав ему поручение с полномочиями по делу займа на нужды армии.

После совещания я командировал Ремера в Берлин, назначив в помощь ему г. Поппе.

Приехав в Берлин, оба они вошли в соглашение с генералом Бискупским и полковником Дурново и вместе с сенатором Бельгардом, членом Государственной думы Дерюгиным, полковником Зякиным, Бергом, бароном Кноррингом и Пиллар фон Пильхау образовали финансовую комиссию, целью которой было заключение займа для нужд Западной армии.

Названная финансовая комиссия действовала от имени Западной армии, уверяя, что она будто бы утверждена мной, но на самом деле мне совершенно не было известно не только о содействии, но даже просто о ее существовании.

В данном случае Ремер проявил слишком большую инициативу и совсем не понял или, вернее, превысил данные ему мной полномочия. Одновременно он завоевал симпатии большинства членов совещания, которые писали мне о нем как о человеке весьма верном и полезном.

Вскоре Ремер приехал обратно ко мне в Митаву и сообщил, что генерал Бискупский имеет возможность получить денежные средства, но при условии, если он будет признан главнокомандующим.

Я ответил, что согласен признать генерала Бискупского Главнокомандующим Западным фронтом, если он достанет денег и создаст еще по крайней мере одну армию. Иначе главнокомандование и командование над одной армией приведут только к двоевластию и созданию ненужных штабов и учреждений, которые, кроме лишних расходов, ничего не дадут. Печальным примером подобного двоевластия и перегружения различными штабами и учреждениями была Северо-Западная армия генерала Юденича, где строевые части находились всегда в полуголодном состоянии, но зато генералов и командующих было более чем достаточно.

Все эти вопросы о признании генерала Бискупского главнокомандующим разбирались на военно-политическом совещании и тогда к моему заявлению, по настоянию Совета и армии, был прибавлен еще пункт, что главнокомандующий не имеет права снимать командующих с должностей[49].

Вскоре по возвращении Ремера в Берлин все члены финансовой комиссии при живейшем участии Ремера были спровоцированы евреем Мошелем, выдавшим себя за директора несуществующего в Берлине отделения банкирского дома Моргана, но в конечном результате оказавшимся агентом д-ра Кона, вождя независимых германских социалистов. Кон был хорошо известен в левых кругах Германии, как сподвижник большевистского посла Иоффе, который дал ему при своем вынужденном отъезде из Берлина 12 миллионов рублей якобы для помощи русским за границей, а на самом деле для пропаганды большевизма в Германии.

Мошель, узнав необходимые ему подробности дела, закончил свою деятельность заключением секретного договора между торговым домом Морган и К°, с одной стороны, и русской финансовой комиссией, с другой стороны, причем заставил членов комиссии расписаться на договоре как министров Западного края России, обещая им при исполнении этого условия выдачу заимообразно, от упомянутого торгового дома триста миллионов марок для продолжения работы против большевиков.

Это самостоятельное выступление Ремера на финансовым поприще доставило мне и Западному русскому правительству, находящемуся на территории Курляндии при армии, немало хлопот и неприятностей.

Пришлось опровергать появившиеся статьи в социалистической печати, подхватившей этот богатый материал для компрометирования и утверждавшей, что все это производилось с моего благословения и ведома.

В результате дальнейшие попытки, уже с моей стороны, получить деньги из торгово-промышленных кругов Германии также, благодаря этому инциденту, успеха не имели, и в этом отношении Берлинская финансовая комиссия принесла мне много вреда.

Вскоре по собственной инициативе ко мне в армию прибывает Генерального штаба полковник Дурново с определенным намерением произвести в ней переворот.

Полковник nриехал в мою армию с рекомендательным письмом от генерала Гурко. Еще раньше мне много говорили о нем, как об очень дельном и трудоспособном офицере Генерального штаба.

Я предложил полковнику Дурново должность генерал-квартирмейстера штаба армии, тем более что исполнявший эту должность Генерального штаба полковник Григоров, ввиду его крайнего переутомления и затруднений из-за незнания им немецкого языка, просил меня освободить его от нее.

Полковник Дурново очень тонко взялся за свое дело. Он все время метался по германским штабам и учреждениям и всюду выражал свое недовольство существующими порядками, очень осторожно указывая на меня как на главную причину. Ведя везде разные конспиративные переговоры, он при отходе штаба армии в Шавли просил о его командировании вТильзит с докладом союзной миссии о положении дел. Он указывал мне, что имеет среди «союзников» достаточно связей, чтобы добиться от них благожелательного разрешения вопроса о судьбе армии. Однако, будучи командирован туда, полковник Дурново не прислал из Тильзита ни одного донесения, но позволил себе обратиться ко мне с частным письмом весьма странного содержания. В этом письме говорилось о неправильном курсе моей политики, направленной против Антанты, хотя прежде он неоднократно высказывал по этому поводу свое полное согласие со мной и вполне разделял мои политические взгляды.

Через несколько дней после этого он возвратился в Шавли во главе какой-то комиссии принимать от меня армию, но в это время войска находились по пути в Германию, и естественно, что на эту комиссию никто не обратил никакого внимания. Я лично узнал о ее приезде уже в Германии, в противном же случае приказал бы эту комиссию арестовать.

Однако полковник Дурново не падал духом и пытался еще испробовать счастья на территории Германии. На другой день после моего отъезда из Нейссе в Берлин он прибыл в Ламсдорф (лагерь близ Нейссе) и, ссылаясь на телеграммы Верховного правителя России адмирала Колчака о моем подчинении генералу Юденичу и генерала Юденича об объявлении меня изменником, склонил генерала Романовского, как старшего в чине, вступить во временное командование всеми русскими частями, интернированными в Германии, впредь до назначения командующего распоряжением адмирала Колчака. Сам полковник Дурново был назначен начальником штаба.

Торопясь закрепить создавшееся положение, генерал Романовский отдал приказ, напомнивший мне скорее воззвание к солдатам о своем вступлении во временное командование армией. Однако и здесь полковник Дурново потерпел неудачу: офицеры корпуса имени графа Келлера выразили свой протест по поводу самочинных действий генерала Романовского и категорически отказались подчиниться его распоряжениям.

20 декабря полковник Дурново уехал в Берлин с докладом о положении дел к представителю генерала Юденича генералу Явиду, а 28 декабря рапортом генералу Романовскому доносил:

«Генерал Явид просил доложить Вам, что от