Камень и ветра 4. Поход за радугой - Анатолий Нейтак

– Готовься к битве! – громыхнул гигант, попарно ударяя своими мечами друг о друга. Виверна завизжала, норовя прощупать этим визгом мою оборону и поколебать боевой дух. Шалишь! Кокон ледяного воздуха вокруг меня слегка уплотнился, немного изменил структуру, и от визга остался только визг. Звук неприятный, но уже не пропитанный магией, способной, самое малое, разорвать мне барабанные перепонки и заставить глаза сочиться кровью.

– А договориться?

– Это место под запретом. Готовься к битве.

Я оскалилась, не заботясь о дружелюбии.

– В любое время, в любом месте!

Гигант во мгновение ока оказался рядом и напал. Доспехи его оказались устроены прелюбопытно: каждый из трёх плечевых поясов мог вращаться независимо от двух других и в любом направлении – хоть слева направо, хоть наоборот. Причём вращаться быстро, очень быстро! Я начала подозревать, что внутри чудо-доспехов нет живых существ. Латный голем.

Ну-ну.

Совать свой меч в стальную круговерть вокруг гиганта я не торопилась, предпочитая уклоняться, перелетая с места на место… вот если бы только ещё мне позволили отделаться так легко! Гигант с лёгкостью сокращал расстояние, словно для него не существовало законов инерции. Мой рывок, переворот – но он уже тут как тут, продолжает размахивать всеми своими овощерезками. А где-то рядом крутится виверна, не то выжидая момент для нападения, не то концентрируя энергию и готовя особо мощный сюрприз…

Ну да, так и есть. Три слова, дышащих жаром, древностью и властью. Только три. Но вокруг меня и гиганта уже выгибается, растёт, смыкается… смыкается… сомкнулась пустая изнутри сфера лавы. Небольшая такая. В два с половиной роста моего гигантского противника. Внутри такой не особо поуклоняешься. Даже просто приближаться к ало светящимся стенам пузыря и то неуютно. Жар! Жар глубин!

– Или ты, или я, – сообщает бронированное чудо големостроения. – Дерись!

– Охотно, – отвечаю я. На металл его мечей я успела вдоволь наглядеться и прощупать правила, на которых они сформированы, – тоже. Поэтому мой слегка видоизменённый меч в скоротечной схватке даже не ломает, а попросту режет чёрные мечи, будто мягкие деревяшки. Мне понадобилась дюжина ударов, чтобы укоротить их до рукоятей. И то лишь потому, что сделать это в один приём из-за их длины у меня бы не получилось.

Но лишённый вооружения гигант оставался опасен. Что немедленно доказал. Я отрубила ему верхнюю левую руку, но остальными пятью он сграбастал меня, прижимая к себе в костоломном объятии, и влетел в раскалённую стену лавового пузыря.

Моя ошибка. Следовало бы помнить, что големы смерти не боятся…

Ох!

Дробящие объятья, испепеляющий огонь, каменная жижа, имеющая температуру хорошо прокалённой плавильной печи… и всё это для меня одной?

Маловато будет!

Моё сознание не приковано к телу цепями, оно свободно от мелких условностей формы. Одна из форм уничтожена? Создам другую!

Лавовый пузырь над лавовым озером лопнул, как мыльный. Его ошмётки, однако, не разлетелись беспорядочно, а слились в раскалённую добела каменную фигуру. Громадную. Мощную. Имеющую почти человеческое лицо, не то коркой, не то маской застывшее на голове этой фигуры.

Только прорези глаз на каменном лице светились оттенками раскалённой докрасна тьмы.

– Ну? – проревела фигура. – Кто следующий?

От стен каверны, в которой кипело лавовое озеро, отделились сразу все "статуи". Десятки чёрных шестируких гигантов, равное количество виверн. Лавовый колосс захохотал…

Реальность лопнула по швам, истаивая, как бумага в крепком щёлоке.

Время вышло.

Я села и потянулась. Рядом отмаргивался, приходя в себя, Клин, "работавший" за туннельное страховидло и, разумеется, за шестирукого голема. На облучке, рядом с держащей вожжи Тайной, встряхивался Лурраст: магическая поддержка, связность сценария, виверна.

– Ну ты даёшь, некрромант! Огонь ведь не твоя стихия!

– Стихия? Что за глупости! И даже если забыть о том, что мы развлекались внутри созданного общим трансом иллюзорного подпространства…

Я сосредоточилась, преодолела барьер, поддававшийся с каждым днём всё легче. Над моей демонстративно поднятой ладонью свернулся, набухая, злой шарик из нитей огня и воздуха, вперемешку. Исключительно забавы ради я вплела в этот шарик ещё и тонкие нити воды, а потом отправила в полёт. Где-то в десятке локтей над повозкой, когда ослаб контроль, шарик пыхнул облаком горячего водяного пара.

– Ну ты даёшь, – повторил Лурраст значительно тише.

– Да, я даю. Пример. Чем дальше, тем больше мне кажется, что замыкаться в границах одного подхода, пусть даже это дающая множество возможностей магия тьмы, нельзя. То есть можно, но тем самым мы молчаливо признаём власть ограничений, которых на самом деле не существует.

Разнообразия ради, гарпон решил проявить серьёзность.

– Ты прротиворречишь вековым наработкам пррактической магии, хотя всё сказанное достаточно ррезонно, не говорря уже об этой небольшой демонстррации. Но слом баррьеров трребует не прросто силы, он трребует смены паррадигм.

– Вот именно. У любой концепции, любой модели, любой теории есть свои пределы. И забывать об этом нельзя.

– Многие благополучно забыли, – заметил Клин.

– А меня не интересуют "многие"! – отрезала я. – Им нравится быть деталями голема? Их право. Их выбор. Но я предпочитаю альтернативы – сразу весь спектр! Всю радугу!

– Пррекррасно. Дело за малым: утверрдить ррешение на пррактике.

– Это не мало. Это очень много, и вы оба это знаете. Но я постараюсь. Приложу все силы.

– Бедный мирр, – проворковал гарпон. – Скорро, скорро Эйррас его прриложит…

– Ничего, ему полезно.

– В каком смысле?

– В том самом. Только в приложении к чему-то можно обрести смысл. В изоляции смысл бытия остаётся, так скажем, не очевиден.

– А…

Судя по всему, интерес к назревающему философскому диспуту у Клина не горел. Да и у Лурраста тоже. Наверно, они просто устали. Долгой дороге свойственно утомлять… причём не только физически. Я чувствовала это на себе, и далеко не в первый раз.

Едешь и едешь, тащишься, мотаешься, бредёшь, снова едешь… день за днём, неделя за неделей. И вроде бы привыкаешь к тому, что две ночёвки подряд на одном месте – редкость. Привыкаешь грызть сушёные, вяленые, солёные припасы, есть собственную стряпню или давиться тем, что приготовлено хреновыми поварами-самоучками в хреновых придорожных харчевнях. Привыкаешь к грязи, привыкаешь к пыли, привыкаешь к холоду, жаре, сырости, запаху собственного пота, общему неуюту… ко всему, что соизволит подкинуть странствие. Но душа начинает маяться всё сильнее. Душа хочет постоянства.