Камень и ветра 4. Поход за радугой - Анатолий Нейтак

Не то чтобы умеющие решать проблемы не пили пива, не брали взяток и не дрючили подчинённых, но… проклятье! Похоже, одно лишь воспоминание о тёплом дружеском общении с обитателями крыла правопорядка управы Южного сектора Шинтордана отупляет не хуже, чем крепкий удар палкой по затылку. Достаточно вспомнить словесный частокол, который я только что нагородила, и можно смело ставить окончательный диагноз.

В общем, вменяемым начальником, к моему безмерному изумлению, оказался Гамбит. Мой старый знакомый, которого я бы даже в самом гротескном кошмаре не смогла представить лейтенантом городской стражи.

Ну да. В кошмаре не смогла бы, точно. А в жизни – пришлось.

Когда восьмёрка "бравых мужчин" отправилась по назначению, то есть в следственные камеры, толпа насторожённо зыркающих стражников рассосалась, а мы с Клином зашли в персональный кабинет Гамбита (персональный кабинет! у Гамбита-то! с ума сойти…), хозяин первым делом набулькал в три стакана чего-то слабоалкогольного, подмигнул моему ученику и выдал:

– Не робей, парень. Игла, она баба хорошая, надёжная. И спину прикроет, и фронт не сдаст, и раненого не бросит. Бывал я с ней в одном деле, знаю. Только вот при этом она ещё бледненькая, чёрненькая и страшненькая! Не мой тип, так что хватай, пока уценка!

– Гамбит!

– Ах да. Ты ведь уже выросла, так что я не совсем прав. Теперь ты совсем бледная, очень чёрная и очень страшная!

– А ты, Гамбит, просто вочеловеченная язва прямой кишки. Поверишь ли, Клин: именно этот тип был первым, кто добровольно предложил мне свой шихем! Хуже того: я согласилась!

– Ещё скажи, что ты об этом жалела.

– Не скажу. Хотя шихем, говоря по совести, был заварен так себе. Однако могу признаться честно: не менее семидесяти трёх раз у меня возникало жгучее желание отловить тебя, привязать мордой к дубу, спиной к белому свету, а потом пинать, пока у тебя копчик не отвалится!

– Копчик? Ха-ха! У меня? Три ха-ха! Нога пинка давать устанет!

– Ещё бы: по твоей-то во всех смыслах закалённой заднице!

Клин слушал этот жизнерадостный трёп и, похоже, медленно съезжал с ума. Такой он меня ещё не видел… впрочем, такой меня видели только и исключительно те, кто имел несчастье наблюдать мои с Гамбитом диалоги.

Почему несчастье? Да потому, что на счастье это явно не потянет…

– А что это вы оба налитое не пьёте? Халяву надо хватать за жабры сразу, пока не выветрилась! Или ждёте, когда вам выдадут другую награду?

– Ну…

– Берите эту, потому как с другой с некоторых пор имеются… сложности.

– Ну и прах с ней, – сказала я искренне, беря стакан. – За встречу, что ли?

– За неё, голубушку. И за извилистость судьбы. Будь ещё и она прямолинейной, я бы сдох.

– Врёшь! Заплесневел и высох, но не более того.

– Плесневеть и сохнуть мне хочется не больше, чем сдохнуть. Перспективе сдохнуть я бы, пожалуй, больше радовался. У меня была бы надежда на тебя, Игла! Ты ведь воскресила бы меня, если что, не правда ли?

– Правда-правда. А потом упокоила в особо извращённой форме – ме-е-едле-енно! – и снова воскресила… всякое истинное удовольствие должно быть долгим!

Гамбит снова ухмыльнулся. Вернее, чуть расширил вечную свою ухмылку, чтобы показать: мол, услышал и заценил. С виду был он шкет шкетом: тощий, мелкий, ростом даже пониже меня, одетый вечно в какое-нибудь раритетное драньё частично с чужого плеча и самых неожиданных расцветок. Только парные ножи-"крылышки" были неизменным элементом его экстерьера, да ещё "счастливая" серая шляпа с грустно поникшими полями. На моей памяти Гамбит не снимал её ни на улице, ни в помещении, и даже перед сном просто сдвигал её с затылка на лицо.

А ещё Гамбит был баснословно удачливым вором из тех, про которых все отлично знают, что он вор, но никогда ничего не могут доказать. А ещё он закончил с отличием факультет истории и права Большого Зи-Нанского университета. А ещё на его пальце красовалось кольцо члена Содружества Посоха и Пыли – только не медное, как у меня, а железное. А ещё про него рассказывали анекдоты даже те, кто никогда не видел в глаза ни одного из его немногочисленных друзей и почти бесчисленных знакомых.

И вот теперь Гамбит – лейтенант. Городской стражи. В Шинтордане.

Нет, мир точно сошёл с ума!

– Я знаю, дорогуша, – сказал этот фантастический персонаж, уменьшая свою ухмылку до минимума, – что мы с тобой можем пикироваться часами. И это доставит нам обоим море удовольствия. Но иногда надо быть и серьёзными. Что ты делаешь в моём городе?

Вот так. "Моём городе" – ни больше, ни меньше. Размах у него не детский…

– Пока ещё ничего. Прислушиваюсь, принюхиваюсь… улицы вот от паразитов чищу.

– Улицы. Ага. Значит, на данный момент ты свободна, как комар в полёте?

– Не совсем так, Гамбит, но вроде того. Это плохо?

– Это хорошо. Потому что я действительно бывал с тобой в деле и не думаю, что за эти годы ты стала плести заклятья хуже. А?

– Я тоже думаю, что сейчас я делаю это заметно лучше, чем в былые дни. Формально у меня уже вторая ступень, но это формально… впрочем, о своих достижениях умолчу, а то ты, не приведи боги, скорчишь скептическую рожу и обзовёшь меня врушей.

– Только не это! Мне пока что дорог мой копчик! А если серьёзно, я знаю, что ты терпеть не можешь хвастаться. На привалах о своих подвигах привирали почти все, и только Штамп да ты были клинически точны.

– Кстати, что там со Штампом? Да и с остальными?

– Ничего хорошего, – отрезал Гамбит. – Я сейчас на работе и не имею права надраться до того градуса, до какого хочется; к тому же воспоминания – дело долгое… почти как фехтование на шуточках. Так что вернусь к делу. Хочешь получить работу?

– Какую?

– Опасную. Смертельно опасную. За которую к тому же вряд ли заплатят, но за выполнение которой с лёгкостью могут облить грязью и насмерть убить репутацию, а то и сделать из шкуры рваное решето. Короче, особо пакостную работёнку по наведению порядка.

– И что я с этого буду иметь?

– Меня. В качестве должника. И ещё чувство морального удовлетворения. Эти два пункта гарантируются, остальное… с остальным нынче сложно.

– Тебя послушать, теперь вообще со всем либо сложно, либо плохо.

– Ну да. А когда было иначе?

На риторический вопрос я ответила всерьёз:

– Ты знаешь когда.

– Знаю. Но времена мутировали, чума на них и чёрная удача. Мне – и тебе, если согласишься, – только и остаётся, что позаботиться об этой мутации… чтобы не сделалась летальной.

– Суров, как в собственной могиле. Мне уже не по себе. Чего ты хочешь?

Гамбит посмотрел мне в глаза. Губы его привычно ухмылялись, но взгляд был тяжёл, как корни гор. Потом он глянул на Клина и снова вперил взгляд в меня.