Огнём и сталью - Сергей Ким

Минерва мысленно вынуждена была согласиться — её тоже крайне раздражали все эти малолетние выскочки, не имеющие за душой ни знаний, ни таланта, но считающие себя круче всех только потому, что у их родителей есть деньги или громкий титул.

Но как строгий декан факультета она никогда не могла высказать это вслух и была вынуждена держать своё мнение исключительно при себе.

— Поттер, но ведь это не повод…

— Да, это не повод, а очень веская причина, мэм, — неожиданно перебил преподавательницу мальчик и его глаза нехорошо сверкнули. — Моя мать, если вы не помните, мэм, тоже была магглорождённой. И любой выпад с упоминанием «грязной крови» я считаю выпадом против неё, а такого я никогда не прощу. Можете меня отчислить прямо сейчас, но это не изменит моих убеждений. И вообще, у меня такое ощущение, что одиннадцать лет назад Тёмный Лорд всё-таки победил.

— Поттер, успокойтесь! — не на шутку встревожилась МакГонагалл и неожиданно для себя замолчала под холодным взглядом ярко-зелёных глаз.

— Вот за это умирали мои родители, да? — спросил мальчик. — Чтобы все сделали вид, будто ничего не было, а эти недобитые нацисты и дальше травили всех своим ядом?

— Поттер, вы явно, наверное, сильно ударились головой, — спокойно произнесла декан. — Будет лучше, если вы отдохнёте и придёте в себя… А мы продолжим этот разговор как-нибудь позже.

— Как скажете, мэм, — бесцветным тоном произнёс Поттер.

— Иди, Гарри.

— До свиданья, мэм.

Гриффиндорец вышел, а МакГонагалл скрестила на столе руки и опёрлась на них подбородком.

Поттер мог быть сколько угодно хулиганом и дебоширом, но Минерва не могла не признать правоты его слов. Неправильных слов. Невозможных слов для одиннадцатилетнего ребёнка. Не мог он их сказать.

«За что мы сражались?»

Это могли бы спросить Джеймс и Лили Поттеры, Алиса и Фрэнк Лонгботтомы, Эдгар Боунс, Диана и Ральф Симонсы, Кэтрин МакДугал, Марлин и Чарли МакКинноны, Доркас Медоуз и многие, многие другие, кого когда-то учила Минерва…

Это ли мир, за который они воевали? Где Упивающиеся Смертью свободно разгуливают на свободе, а магглорождённые де-факто — всё так же люди второго сорта. Где власть так и осталась в руках древних родов, почти все из которых растеряли остатки былого благородства.

Десять лет назад мы думали, что если исчезнет Тот-Чьё-Имя-Нельзя-Называть, то мир станет лучше. А он оказался всего лишь следствием, а не причиной.

Где же мы ошиблись? Где?

Почему мы хотели построить новый свободный и добрый мир, а в итоге вернулись к тому с чего начинали?

«…мне говорили, что Хогвартс — это лучшая в мире школа, а на деле тебя тут безнаказанно могут обозвать недочеловеком…»

И тут МакГонагалл впервые за долгие годы стало не по себе. Действительно не по себе.

Потому что она вспомнила, что уже однажды слышала эти слова.

Пятьдесят с лишним лет назад.

Снейп вёл Харальда по подземельям Хогвартса, освещённых скупым светом магических факелов, способных гореть годами без замены.

Как ни странно, но после сегодняшнего выхода из себя (не до конца понятного даже самому Поттеру), он погрузился в какую-то странную отрешённую меланхолию. Отец называл такое состояние просветлённым пофигизмом.

И ведь правда — сейчас мальчику было почти на всё глубоко наплевать…

— Поттер, если вы где-то витаете, то витайте пониже, — вывел Харальда из задумчивости ядовитый голос зельевара. — А то ещё в свод подземелья врежетесь и получите сотрясение мозга… Ох, запамятовал — в вашем черепе ведь мозгов отродясь не было.

Брюнет меланхолично подумал, что в таком случае у него бы, как у некоторых динозавров, резко поумнел спинной мозг…

— Вы дорогу хоть запоминаете? Запоминайте, запоминайте. А то ближайшую пару недель вы сюда будете частенько заглядывать. Буквально каждый день. И всё время быть для вас бесплатным гидом в мои обязанности не входит.

— Так точно, сэр. Запоминаю.

Спустя некоторое время и ещё несколько поворотов зельевар толкнул одну из дверей и вошёл внутрь какого-то помещения. Насколько понял Харальд, оно было расположено где-то неподалёку от главного класса по зельеварению.

Обстановка помещения состояла из нескольких длинных низких столов, уставленных многочисленными стеклянными сосудами, испачканных в чём-то малоаппетитном. А посреди всего этого великолепия с объёмистым деревянным тазиком и тряпкой в руках обнаружилась краса и гордость Слизерина — Драко Малфой собственной белобрысой персоной. Вид у него был крайне угрюмый — в мытье алхимических ёмкостей явно было мало приятного.

— Не отвлекаю? — участливо поинтересовался у слизеринца его декан. — Легки ли пути вашей тряпки в благородном деле удаления всякой дряни?

Белобрысый наградил зельевара более чем красноречивым взглядом с пожеланием как минимум утопления в этой самой дряни.

— А я вам тут помощника на ближайшую неделю нашёл, Малфой, — продолжал изгаляться Снейп. — Радость какая, правда? Ну, до встречи, мои дорогие недоумки. Удачной работы — я зайду через два часа. И чтоб к моему приходу всё блестело, как блёстки на мантии нашего дражайшего директора… Да! И не вздумайте тут ничего расколотить. Иначе…

Преподаватель развернулся и вышел из комнаты, прошуршав напоследок мантией какую-то очередную колкость вкупе с угрозой, но уже, видимо, на змеином языке.

У Малфоя явно вертелась на языке какое-то малокуртуазное словцо, но он всё-таки решил сдержаться и переключиться на новую жертву — Харальда.

— Какими судьбами, Поттер? — как обычно растягивая слова, с ленцой произнёс слизеринец. — Нечасто можно увидеть тебя на отработках у профессора Снейпа…

— А я вообще не думал, что он слизеринцев хоть как-то наказывает, — немедленно парировал брюнет.

Белобрысый моментально помрачнел.

— Знаешь, Поттер… — судя по выражению лица, слизеринец собирался толкнуть какую-то высокомерную речь, но Харальду сейчас было не до очередных загонов доморощенных аристократов.

— Знаю, — оборвал его гриффиндорец. — Поэтому лучше скажи, что делать, чтобы Ужас Подземелий по возвращению не слишком бурчал.

Следующий час прошёл в полном молчании и совместном выдраивании банок от остатков всякой алхимической гадости. Что удивительно — Малфой, несмотря на весь свой снобизм, выполнял принудительные хозработы вполне чётко и без явных попыток сачкования.

Монотонная грязная работа неожиданно настроила Харальда на благостный лад, что было чревато последствиями для всех окружающих. А, собственно, окружающий Малфой к этому же моменту начал отчётливо страдать от скуки. Поэтому нет ничего удивительного, что между мальчиками завелась какая-никакая, а беседа.