Уолл-стрит и революции в России 1905-1925 - Ричард Б. Спенс

этого кризиса, они отказались напрямую просить помощи у американцев или любой другой иностранной буржуазии. Однако они были готовы позволить вечно полезному товарищу Максиму Горькому и русскому православному патриарху Тихону просить о пожертвованиях. 13 июля Горький направил обращение, адресованное коллегам-писателям, а также обращение Тихона, адресованное архиепископам Кентерберийскому и Нью-Йоркскому, Фритьофу Нансену, знаменитому норвежскому исследователю и главе Международного Красного Креста.[885] Нансен ответил, что только у американцев есть ресурсы для оказания значимой помощи. Вскоре после этого неназванные "Советские интересы" опубликовали письмо Горького в Нью-Йорке.[886] К 18 июля вмешался советский официальный орган "Известия", признав "серьёзную ситуацию" и обратившись за международной помощью, хотя он специально отверг любую помощь из Вашингтона из-за отказа правительства США расширить признание Советской России.[887]

Опасаясь, что Нансен или другие назойливые европейцы могут перехватить инициативу, 23 июля вмешался Гувер. Он телеграфировал Горькому, предлагая помощь ARA, которая, как он подчеркнул, не была связана с американским правительством. Единственным условием Гувера было, чтобы Советы освободили всех американских пленных до начала переговоров. Как уже отмечалось, записка Гувера достигла Москвы в тот же день, что и Чарльз Крейн. Официальные переговоры начались в Риге 10 августа, в ходе которых представитель Москвы Максим Литвинов встретился с человеком Гувера Уолтером Лайманом Брауном (другим горным инженером). Исходная позиция Советов заключалась в том, что им нужно продовольствие, а не армия янки в хаки, бегающих вокруг и раздающих её. Лайман настаивал на том, что никакой помощи не будет, если ARA не займётся распределением. После десяти дней упорных препирательств Браун и Гувер добились своего.

В течение следующих двух лет около 300 американцев работали в Советской России и контролировали более 120 тыс. россиян, всё, конечно, под бдительным присмотром вездесущей ЧК. Миллионы жизней были спасены, и хотя благодарность русских была искренней, к ней примешивалась подозрительность. Если целью американцев было только раздавать еду, то почему они так интенсивно и назойливо интересовались сбором информации? Какова была цель записных книжек и гроссбухов, которые они носили с собой повсюду?

Американцы кичились тем, что усилия ARA были "100% гуманитарной операцией".[888] Действительность была сложнее. Официальный историк деятельности ARA в России Томас Дикерсон раскрыл лежащую в её основе мысль, когда высказал мнение, что политика Америки в отношении России должна основываться на "моральной опеке", которая "сохранит её для больших целей в будущем".[889] Другими словами, за всеми теми, кто уверенно бил себя в грудь с сознанием собственной правоты, стояли хорошо просчитанные экономические мотивы. Личные взгляды Гувера отражали это совершенно ясно. По его мнению, Россия представляла собой "огромный, непокорённый рынок", и американским интересам необходимо было позиционировать себя, "чтобы взять лидерство в восстановлении России, когда наступит подходящий момент".[890]

Как отмечает Саттон, в начале 1922 года Гувер обратился в Государственный департамент со схемой использования "Guaranty Trust" в качестве американского представительства Советского государственного банка (Госбанка) и расчётной палаты для всех советских закупок в США.[891] Ключевой фигурой на нью-йоркском конце был знакомый Генри К. Эмери, теперь глава иностранного отдела "Guaranty", ранее этот пост занимал Макс Мэй. Кстати, о Мэйе: в 1921 году он распустил свою "Foreign Trade Banking Association" (организацию, которую создал после ухода из "Guaranty Trust"), а в сентябре 1922 года, когда помощь ARA набрала обороты, вновь появился в качестве вице-президента и главы валютного отдела чикагского "National Bank of the Republic".[892] Следует напомнить, что 19 ноября NBR включила Чарльза Крейна в число своих директоров и основных акционеров. И это ещё не всё. В декабре того же года Макс Мэй отправился в Москву, где получил другую работу: директора нового "Российского коммерческого банка" (Роскомбанка), совместного предприятия советского правительства и "важных иностранных интересов, в частности, шведских".[893] Последним, и содиректором Мэйя, был "красный банкир" Улоф Ашберг.

Спасти Джона Рида

Россия попала в поле зрения Гувера задолго до 1921 года, и человеком, который сыграл в этом определённую роль, сознательно или нет, был "революционер истеблишмента" Джон Рид. Тайным связующим звеном между Гувером и Ридом был уроженец Калифорнии, дантист, офицер разведки, ставший бизнесменом по имени Уэстон Бёрджесс Эстес. В июне 1917 года Эстес получил звание лейтенанта в резервном стоматологическом корпусе армии и оказался в форте Тоттен, Нью-Йорк. Там он подружился со своим коллегой-медиком, доктором Харрисом Айресом Хоутоном. У Хоутона была ещё одна работа — офицера почтовой разведки. Он собирал информацию о радикалах, подозреваемых в сговоре с немецкими агентами, и привлек Эстеса к помощи. 2 января 1918 года Хоутон представил отчёт, "свидетельствующий о хорошей работе лейтенанта Эстеса".[894] В июле 1918 года в другом отчёте Эстеса восхваляли как "очень способного и преданного офицера".[895]

В марте 1918 года Эстес официально обратился с просьбой о переводе в разведку. К ноябрю того же года он был помощником офицера разведки Восточного отдела, капитана Гамильтона Смита. Однако для остального мира Эстес по-прежнему был всего лишь стоматологом.[896] Благодаря новым обязанностям он вступил "в контакт с радикалами и коммунистами в Нью-Йорке".[897] Гарри Махони называет Эстеса "агентом по проникновению в эти радикальные группы".[898] Это подтверждается ежедневными отчётами о расходах, которые показывают, что Эстес встречается с "информаторами".[899] Эстес официально уволился из военной разведки в января 1919, но признался, что поддерживал контакты со многими радикально настроенными знакомыми.[900] Джон Рид, безусловно, был одним из них. Эстес позже признался, что Рид "знал меня и знал, что со мной общаться ‘безопасно’".[901]

В октябре 1919 года Джон Рид выскользнул из США и направился обратно в Россию. Его общепризнанной целью было представлять новообразованную Американскую коммунистическую рабочую партию в Коминтерне. Конечно, это было ещё не всё, что нужно было сделать. Вскоре после его отъезда Бюро расследований допросило некоего мистера Лэнга, экспортёра с Манхэттена, Либерти-стрит 55, по тому же адресу, что и "Sinclair Consolidated Oil". Лэнг заявил, что за несколько недель до этого Рид обратился к нему с предложением отправить вольфрамовую руду в Россию на сумму 50 тыс. долларов. Когда Лэнг забеспокоился из-за юридических сложностей, Рид заверил его, что "Государственный департамент в курсе".[902] Итак, Рид направлялся в Россию в качестве агента Коммунистической партии, делового агента, агента правительства США или всех троих?

Случайно или намеренно, другим американцем, проявлявшим интерес к торговле с Россией,