Ничего не говори. Северная Ирландия: Смута, закулисье, «голоса из могил» - Патрик Радден Киф

было непросто. Из-за традиционного запрета обсуждать военные действия детали многих важнейших событий периода Смуты тонули в тумане молчания. Мирный процесс так или иначе легализовал Шинн Фейн как политическую партию, но ИРА оставалась нелегальной организацией. Один лишь факт признания принадлежности к ней вел к открытию уголовного дела. И если военизированные группировки боялись властей, то еще больше они боялись друг друга. Любой, кто нарушал кодекс молчания, считался «стукачом», как называли информаторов. А стукачей убивали. Военные склонны сбиваться в группы и весьма подозрительно относятся к чужакам. Но, может быть, полагал Молони, разговорить людей удастся, пообещав им, что их свидетельские показания не обнародуют до самой смерти. Таким образом можно добраться и до тех, кто находился в гуще конфликта, кто еще жив и чья память свежа, только нужно гарантировать им конфиденциальность и защиту. Архивы должны быть запечатаны (как те капсулы, что посылают потомкам) до тех пор, пока правительство и бывшие соратники не прекратят разбирательства по таким делам. Пол Бью с энтузиазмом воспринял эту идею. Он добавил, что записи нужно убрать подальше и хранить, как хранят бутылки старого вина.

Ученые круги Бостонского колледжа, скорее всего, действительно были готовы дать гарантии использовать такие интервью только для истории, но кто им доверится? Действительно, трудно представить, что группа вузовских теоретиков с ноутбуками в руках сумеет убедить закаленных в боях бойцов открыться им. Поэтому Молони нашел нестандартное, но, вероятно, разумное решение: бывшие участники военных действий не расскажут своих секретов ученым, но они, возможно, поделятся ими с другими бывшими бойцами.

* * *

И вот летним вечером 2000 года Молони и библиотекарь из Бостонского колледжа Боб О’Нейлл отправились на обед в «Динз» – высококлассный ресторан морепродуктов в центре Белфаста. Основанный местным шеф-поваром, который в свое время работал в отеле «Клэридж» в Лондоне, а в 1990-х вернулся домой, «Динз» представлял собой один из символов нового Белфаста, образ того космополитического будущего, которое мог бы принести мир. Мужчины предполагали встретиться здесь с Энтони МакИнтайром – неуклюжим человеком с нечесаной бородой и густо покрытыми татуировкой предплечьями. Все звали МакИнтайра просто Мэкерз. Он вырос в Южном Белфасте. Будучи шестнадцатилетним, приписал себе год и вступил в Провос, затем отсидел 17 лет в тюрьме за убийство бойца-лоялиста. Мэкерз не успел окончить школу до заключения, но в тюрьме он устал от чтения Библии и начал интересоваться образованием. Отчасти он сделал это из-за матери, поскольку та всегда расстраивалась, что он бросил учебу. А кроме того, это был неплохой способ проводить вечера. Мэкерз даже полюбил эти тихие ночные часы, когда другие заключенные уходили спать, а он оставался один и читал в тишине.

Освободившись к 1992 году из тюрьмы, Мэкерз закончил «Квинс», а затем поступил в докторантуру, где Пол Бью оказался его руководителем. Написав диссертацию о республиканском движении, он получил степень доктора. Но ученая степень не обеспечивала ему постоянной работы. И когда он только вышел из тюрьмы, то опустился на некоторое время до краж в магазинах. В 2000-м он познакомился с молодой американкой Кэрри Туоми – веснушчатой брюнеткой с большими голубыми глазами, учившейся в Белфасте. Они «нашли друг друга», поженились, у них родилось двое детей.

Эд Молони впервые увидел Мэкерза на республиканских похоронах в 1993 году, и бывший боец ИРА стал впоследствии одним из его источников. Мэкерз владел одновременно как языком науки, так и уличным наречием. И Молони решил, что он идеальный интервьюируемый для проекта Бостонского колледжа. Бью одобрил идею включения в список своего бывшего докторанта и решил, что университет вполне может и что-то ему заплатить. В 2001 году Бостонский колледж получил грант в сумме 200 000 долларов от богатого бизнесмена – американца ирландского происхождения, который хотел тем самым поддержать инициативу. План заключался в том, чтобы взять интервью у бывших бойцов – как у республиканцев, так и у лоялистов. (Первоначально Молони намеревался также включить в проект свидетельские показания представителей полиции, но потом от этого отказались.) Для работы с лоялистами Молони нанял человека по имени Уилсон МакАртур из Восточного Белфаста, который имел крепкие связи с лоялистскими кругами и тоже получил диплом в «Квинс». Еще до обеда в «Динз» Молони, О’Нейлл и Мэкерз договорились о том, чтобы держать все в большом секрете, поскольку предмет беседы был крайне щекотливым.

* * *

Белфастский проект, как его стали называть, явно был направлен на очевидные недостатки Соглашения Великой пятницы. Пытаясь достичь мира, переговорщики сосредоточились больше на будущем, чем на прошлом. Акцент делался на освобождении заключенных, принимавших участие в военных действиях, а ведь многие из этих людей совершили страшные преступления. Но договор не предусматривал создания какого-либо механизма выяснения правды и примирения, который мог бы дать жителям Северной Ирландии возможность обратиться к темной и часто болезненной истории того, что разрушало страну на протяжении трех десятилетий. В Южной Африке после окончания апартеида шел процесс, в ходе которого люди честно рассказывали свои истории. В этом случае происходило нечто вроде обмена: если ты сказал правду, то можешь получить легальный иммунитет. Модель Южной Африки имела свои изъяны: критики утверждали, что система учета была несовершенной, а признания часто носили политический характер. Но была хотя бы сама попытка подвести итог.

Одной из причин успешности такого процесса в Южной Африке было наличие очевидного победителя в борьбе с апартеидом. Смута же, напротив, окончилась тупиком. Соглашение в Великую пятницу стало договором о «разделении власти». При этом создавалось ощущение, что ни одна сторона не наслаждается триумфом. Так, некоторые косметические изменения: Корпус королевских констеблей преобразовали в Полицейскую службу северной Ирландии; структурная дискриминация, против которой более всего протестовали борцы за гражданские права, в основных чертах своих ушла в прошлое. Северная Ирландия всегда была склонна к театру исторических поминок и величественных празднований. Но не существовало никаких формальных правил относительно того, как быть с периодом Смуты, даже просто – как понимать его.

Смутное ощущение того, что ничто не решено, было лишь усилено нежеланием Джерри Адамса признать свое прошлое членство в ИРА. Если люди в Северной Ирландии задавались вопросом, безопасно ли это –