Дураки - Евгений Будинас

К счастью, в Бонне находился господин Дитрих-Штраус, совсем к счастью, они до него дозвонились: он был дома, свободен и одинок. И к вечеру Дудинскасы уже сидели в его захламленной двухэтажной квартире в центре города, узнавая у хозяина последние новости: всю неделю информационные программы начинались с сообщений о делах в Республике.

Два года назад про них никто здесь даже не слышал. Ну разве что давным-давно, когда весь мир переживал за «ревущую во все телевизоры» гимнастку Ольгу Корбутович, упавшую на Олимпиаде с бревна. Теперь стараниями Батьки про Республику знают все, хотя и чураются, как чумных. Известность началась с расстрела силами ПВО воздушного шара, занесенного ветром в суверенное пространство, и гибели двух американских спортсменов на нем. Недаром швейцарские пограничники, поняв, откуда пожаловали Дудинскасы, так ковырялись в их вещах, с такой охотой их отвалили...

— О, как хорошо, что ты привез мне в этот скучный бюрократический Бонн хоть немножечко вашей увлекательной жизни! — смеялся Дитрих-Штраус.

Он принялся куда-то звонить и вскоре доложил обстановку. Ситуация осложняется тем, что, прежде чем обращаться в швейцарское консульство, Дудинскасам нужно получить многоразовую визу в Германию.

— Иначе никто в Швейцарию вас не пустит. Пикантность лишь в том, что вы уже как бы здесь, а визы у нас вы дают там, ха-ха, с той стороны границы. И чтобы их получить, вам надо сначала уехать. Ха-ха-ха...

Почувствовав, что Дудинскас совсем расстроился, Дитрих-Штраус снова засмеялся:

— Ладно, Виктор, не надо огорчаться. Завтра мы что-нибудь придумаем. Мы попробуем, — Дитрих-Штраус заговорил с шутливым пафосом, — как-то расконсервировать эту бездушную машину, которая умеет все, но только не выходить из нестандартных ситуаций! Это у вас все просто, надо не иметь сто рублей, а чтобы были друзья на нужную сумму...

В конце концов с немецкой бюрократией они разобрались, но в швейцарском консульстве, где тоже все было обговорено, вдруг обнаружилось, что в паспорте Дудинскаса нет свободной страницы.

Тогда он попросил консула вклеить ему визу в любое место, уверяя, что паспорт ему все равно ни к чему, что у него уже давно есть другой, даже два, правда, для поездок за границу они непригодны. Для убедительности Виктор Евгеньевич их тут же и показал. Консул смотрел на него недоуменно, видимо, думал, что он не совсем здоров, но тут пришел на помощь второй консул:

— У них президенту не понравилась какая-то картинка на паспортах, и он велел напечатать новые.

Визу Дудинскас получил.

— Они там что, так богато живут? — бормотал консул, вклеивая ее в «неположенное место». — Или им нечего делать?

На сей раз в Женеву они решили пробираться кружным путем, через Францию, чтобы объехать этот ставший им ненавистным пограничный пост. Но во Франции все автобаны оказались перекрыты бастующими водителями, выставившими на них свои большегрузные фуры. Бастовали из-за очередного повышения цен на бензин. На все вопросы о каком-нибудь объезде восторженные французы выбрасывали вперед скрещенные руки, согнутые в локтях:

— Барьера! Барьера!

— Чего они радуются? — недоумевала супруга Дудинскаса. — Чего так ликуют? Ведь эта забастовка для всех, как паралич. А они им — кофе и бутерброды. Да было бы из-за чего бастовать, при их-то зарплатах! Нам бы их проблемы...

В конце концов отыскали какую-то щель, выбрались на автостраду, по которой и понеслись одиноко, как в космосе, пока не налетели на контрольный пункт, где с них тут же потребовали штраф за бесплатный проезд по бану.

— А где и кому мы могли заплатить?! — возмутилась было супруга. — Мы что, виноваты, что у вас тут все бастуют?

Но, увидев сомкнутые ряды потомков первых коммунаров, готовых запеть «Марсельезу», она поспешила расплатиться.

В маленьком городишке, где Виктор Евгеньевич с женой оказались, расставшись с автобаном, было три банка, но ни в одном им не удалось поменять на франки стодолларовую купюру.

Ее долго и недоуменно рассматривали, о чем-то советовались, куда-то звонили, листали какие-то толстые справочники, и в итоге отрицательно качали головой.

Боже, какая дикость — для любой бабули на Комаринском рынке, которая с лихостью профессионала, на ощупь, да еще оглядываясь по сторонам на снующих омоновцев, проверяет купюру, презрительно отваливая всякую попытку всучить ей однодолларового Вашингтона с прималеванными нулями вместо стобаксового Франклина, ставшего нам сразу близким и родным. Такое французским банкиришкам и не снилось.

— Вот уж провинция! — ликовала супруга Виктора Евгеньевича. — Эти уж иностранцы! Недаром считается, что из всех собак мы, дворняжки, самые умные и живучие.

Роковым опоздание в Женеву стало потому, что прибыли они сюда не в какое-нибудь воскресенье, а в тот день, когда в Республике, по настоянию Всенародноизбранного, прошел очередной референдум.

Именно события, с ним связанные, и привлекали всеобщее внимание, им и посвящалась вся первополосная информация телевидения, радио и газет.

На сей раз на всенародное обсуждение выносились поправки в недавно принятую Конституцию. Писалась она «под Капусту», поэтому устроить Всенародноизбранного никак не могла. Слишком много власти отводилось Верховному Совету, судам, советам и слишком мало — главе государства. В новой редакции всем, кроме Батьки, не оставалось ничего. Кроме того, ее принятие как бы автоматически продлевало срок полномочий Всенародноизбранного на два года.

В воздухе запахло диктатурой...

Виктор Столяр, которого Верховный Совет назначил председателем Центральной комиссии по проведению выборов и референдумов, проявил решимость, заявив, что он ни под каким предлогом не утвердит результаты юридически несостоятельного референдума. Сразу после этого он был физически выдворен из ЦИКа, для чего Всенародноизбранному пришлось прибегнуть к помощи спецназа.

В Верховном Совете взволновались не на шутку. Одни — из-за диктатуры, другие — из-за собственной судьбы.

С последними Батька поступил просто: каждого вызвал и предложил хорошую должность...

Первые начали процедуру импичмента.

Когда говорят о журналистике как о четвертой власти, подразумевая, что есть еще три, тут что-то путают...

Весь жизненный опыт Всенародноизбранного свидетельствовал об ином. Никаких веток на самом деле нет, а есть только ствол и листочки.

На самом деле (так было и будет всегда) власть бывает «распорядительная» и «исполнительная». Или не очень исполнительная.

Распорядительная власть — это ЦэКа, а точнее, его первый секретарь (неважно, как его назовем, хоть президентом) — хозяин, который и распоряжается. Все остальные призваны исполнять. Верховный Совет, Совмин, парламент или Национальное собрание — название опять роли не играет, всякие суды (от районного до Верховного, от хозяйственного до Конституционного), службы контроля, силовые структуры, инспекции, банки, газеты, радио, телевидение, базары — всем им отдаются распоряжения: поправить закон, собрать урожай, повысить удои, остановить инфляцию, осудить и добавить срок, снизить цены, выпустить или, наоборот, уничтожить кинофильм...

Когда здесь об этом забыли, появился Верховный Совет, который попробовал как-то себя проявлять, чуть ли не законодательно. Но тогда и Всенародноизбранный решил проявить себя и поправил Конституцию, а Верховный Совет разогнал, правда, пригласив всех на дружеский ужин. Все или почти все, кого позвали, пошли, куда позвали. Те, которые придумали импичмент, не сумели добрать голосов и остались с носом. Они теперь могут сколько угодно заседать и даже принимать постановления, до которых вообще никому нет дела... Особенно в народе, который, плохо понимая, за что голосует, поддержал поправки к Конституции, которые никто не читал, так как их просто «не успели» опубликовать.

Ветви, таким образом, обломились, листочки осыпались, что, по мнению мировой общественности, позволило всенародному Батьке незаконно продлить на два года свои полномочия, узурпировать власть и поссориться с цивилизованным миром.

Ладно бы поссориться самому! Так нет же, попал в эту кашу и Виктор Евгеньевич Дудинскас, волею судьбы оказавшийся первым, кто новое отношение Запада сразу же на собственной шкуре в полной мере ощутил, прибыв в Женеву в воскресенье 24 ноября 1996 года.

Назавтра утром глава департамента, на встречу с которым они так окрыленно неслись — еще десять дней назад в разговоре по телефону он заверял, что дело с финансированием практически решено, — принял Дудинскаса подчеркнуто вежливо. Предложил кофе и, сухо извинившись, сообщил, что рассмотрение любых программ, связанных с Республикой, откладывается.