Анимация от Алекса до Я, или Всё включено - Александр Новгородцев

Для меня истинно женская красота открывается именно в эти утренние часы. Когда косметическая прелюдия отыграла свою роль, лицо с полосками соли природно-чистое, с небольшими залёгшими тенями истомы под нижними веками, мягкими подушечками возвышающимися над незамутнёнными озёрами глаз. Тонюсенькие веточки голубоватых сосудов, скрываются под полупрозрачной нежной кожей на висках. Обнажаются весёлые крапинки веснушек вокруг носа, а сами зеркала души, щурящиеся от солнца, светятся кошачьей сытостью и отблесками ночной таинственности. Слегка припухшие губы, после страстных поцелуев, выделяются на бледном от полубезумной ночи лице. В эти моменты каждая девушка предстаёт ярким неповторимым образом перед трепетным взором живописца, всё естество которого требует запечатлеть в памяти это венец творения и перенести его на холст. Является такой, какой её задумала природа для соблазнения Адама, а не напудренной по шаблону невестой на выданье или подобием светофорской Светы Букиной. Конечно, кто-то стесняется предстать без второй маски, закрывается волосами, или вовсе норовит закопаться в песок и под ним доползти до отеля.

Ну и в третьих, вернувшись разными путями в отель, вы договариваетесь встретиться на террасе, чтобы совместно насладиться завтраком по-французски, с тёплыми, дышащими сдобной мякотью круассанами. «Amantes amentes» — влюбленные безумны. Переглядываясь прячущимися от посторонних, наполненных томлением взглядами, ты чувствуешь, как её пальчики ног, ластятся к твоей голени, и кровь вновь закипает, а впереди ещё целый день свободы и романтического безделья.

С течением времени, когда мой статус аниматора приблизился к отметке «тёртый калач», обычные свидания с выраженным плотским компонентом перестали быть доминантным раздражителем коры головного мозга. Тем более что запас защитных резиновых изделий НИИ холостякологии был не рассчитан на такой интенсивный курс занятий ночной йогой, и я задумался, каким образом свидания можно усовершенствовать и довести до атмосферы приключенческой романтики. Герои книг Жюль Верна, Эдгара Берроуза и Фенимора Купера слившиеся с моим внутренним я ещё со школьной скамьи, взывали к моей натуре, жаждущей подвигов во славу имени une belle dame.

В один из выходных я решил прогуляться ещё дальше по берегу и открыл для себя мир соснового мыса, напомнившего мне густой смолянистый аромат заповедных мест России и Крыма. Минут на десять я просто выключился, припав к первому душистому стволу щекой, ощущая приятную шершавость линяющих чешуек. Зелёная зона с опушками, борами и полянками, переплетёнными венами корней, с землёй усеянной вековой бурой хвоей, воздухом, наполненным необычайной свежестью и прохладой даже в самый палящий зной, обилием теневого пространства, создаваемого высокими кронами, являлась воплощением забытого Эдема и занимала несколько квадратных километров.

Я с удивлением обнаружил, что каждая сосна на счету. Стволы были пронумерованы, к каждому крепилась жестяная табличка с порядковым номером, чтоб дай боже не унесли. Мне больше по нраву пришлась сосна под 19-ым номером, находящаяся на самой высокой опушке перед берегом.

Часть её корней сдерживали оползень оврага, переходящего в пляжный песок. Причудливо, по сказочному изогнутый ствол, переходящий в толстенные ветви параллельные земле, на которых было чрезвычайно уютно полулежать, слегка раскачивая весом тела опору, созерцая морской простор и береговую линию вплоть до Кемера, которая панорамно открывалась перед обезьяноподобным наблюдателем. Если же двигаться дальше вглубь мыса, то можно было забрести в кемпинговый лагерь, к которому вела та самая просёлочная дорога, начинавшаяся за триумфальной аркой.

Ещё дальше мыс обрывался отлогим спуском с видом на живописный залив с отелями посёлка Бельдиби. Отсюда можно было с ленцой наблюдать за копошением крошечных фигурок, чувствуя себя то японским полководцем, планирующем атаку, то террористом-смертником, просматривающим пути прохода к сооружениям.

В предвыходную ночь я пару раз путешествовал к сосновому мысу с девушками, и мы наслаждались ощущением гудящего леса великана, обилием ночных запахов и звуков. Видели янтарные глаза сов, словно сотканные из пустоты, ночные полёты крылатых хищников, от неожиданности которых по коже пробегал потусторонний морозец. А ночные посиделки на ветвях деревьев превращали и нас на какое-то время в странных лесных жителей леса-шептунов.

Кроме соснового мыса, на полпути к нему располагалась апельсиновая плантация, вход к которой со стороны пляжа не был перекрыт. Цитрусовая роща имела неповторимый фруктовый аромат, пьянящий чувства. Там же произрастали дикие розы, по крайней мере, я так наивно полагал, что они ничейные. Пугая девушку, я исчезал в ночи, срезал стебель и подносил благоухающий бутон, выныривая из-за спины.

Но самым топовым ночным времяпрепровождением было мореплавание на каноэ. Мысль о свершении нечто подобного пришла ко мне во время одной из дневных прогулок к сосновому мысу. У маленьких мотелей дневного посещения были свои пляжи с лежаками, тентами и зонтиками. Там же находилась будка работника, отвечающего за безопасность на воде, а заодно и предлагающего покататься на каноэ или водных лыжах. Большую часть ценного инвентаря работники по окончании трудового дня уносили на склад в мотель, но сами каноэ были достаточно тяжелы для ленивых турков, чтобы тягать их на несколько сотен метров по песку. Поэтому лодки просто оттаскивали подальше от воды и переворачивали сушиться кверху брюхом. Случайные туристы вроде меня, если сюда и забредали, то мысль о похищении куска пластмассы весом за 70 кг вряд ли кому-нибудь пришла в голову. На машине также никаких условий подъехать не было, дороги на эту часть пляжа не вели. Вёсла также беззаботно оставлялись тут же — под лодкой.

Поэтому в одну лунную ночь я предложил Жене из Омска разнообразить наше ночное свидание лёгким экстримом. На что получил выраженное поцелуем согласие. Мы двинулись в путь. Дошли под покровом темноты до мотеля, где я видел одноместные каноэ, сохнущие на солнце. Но нас постигла неудача. Вёсел под ними не оказалось. Оставив Женьку медитировать на мантру дарующую удачу, я отправился к соседнему мотелю, где точно видел вёсла возле будки спасателя. Можно было попробовать вдвоём пойти туда и попытаться там раздобыть и лодку, но меня смущали странные огни, похожие на факельное шествие рядом с этим местом. Так оно и было — мотель устроил пляжную вечеринку, и мечущиеся по песку тени, осложняли задачу позаимствовать инвентарь. Но я уже был настроен решительно. Метров за сто я перешёл на обезьянью походку с опорой на руки, а последние пятьдесят полз по-пластунски, чувствуя себя гуроном-ирокезом с одного из семи великих канадских озёр. Я видел вёсла и целующиеся парочки по соседству с будкой, распивающие пиво из жестянок. Я слышал их голоса. Иностранки и турки. Лавируя между лежаками, добрался до вожделенных вёсел и, выбрав два однолопастных, пополз обратно, продвигая их перед собой. Через пятьдесят метров перешёл на походку крадущегося горбуна, а там уже недалеко и до Женьки. Красотка тоже не теряла даром времени, обнаружив наивно незакрытую тумбочку с жилетами.

— Оденем? — предложила Женя.

Я предчувствовал, что мы могли уплыть далеко, затеряться в море и пару недель не видеть берега. Но жилет всё равно оставался бы в этом случае малосъедобной вещью, способной вызвать заворот кишок. А какой отважный мореплаватель будет комфортно себя чувствовать в обществе боевой подруги, страдая при этом несварением. Нет, он должен излучать оптимизм, всячески подбадривать и утешать барышню, а не кормить рыб, свесившись за борт, полупереваренной синтетикой и ремешками креплений. Тем более каноэ были одноместными, и гораздо приятней ощущать тепло женского тела, чем мокрую от брызг ткань жилета.

Учитывая, что каноэ было рассчитано на одну персону, тем интереснее было приноровиться к балансу и попытаться удобно устроиться. Конечно, осадка увеличилась, поэтому предприятие было более захватывающим. Мы действительно заплыли далеко, синхронно работая веслами. Берег светился, словно вытянутая ёлочная гирлянда.

— Смотри, плавники, — и правда, на расстоянии вытянутого весла виднелись более тёмные, чем вода, плавные треугольные очертания, выступающие из воды.

— Дельфины, — прошептал я в бархатное ушко Женьки. — Сушить вёсла!

— Есть, капитан!

Мы решили немножко расслабиться в ореоле романтики, и предались одному из самых чудесных и не незапатентованных занятий человечества — поцелуям, проявляя чудеса эквилибристики. Вода несколько остудила наш пыл, когда мы в ней оказались. Дельфины проявили более выраженный интерес к гуманоидам и хорошо, что оказались настоящими дельфинами, а не маскирующимися под них голодными акулами. Следующей задачей, потребовавшей черепашьего спокойствия, оказалась — влезть обратно на каноэ. Стоя по пояс в воде, эта задача была куда как выполнима. Здесь же, в открытом море, подталкиваемые разыгравшимися млекопитающими, мы вволю набарахтались, и от смеха я выпил пару чашек солёной воды. Очередной задачей на повестке лунной ночи стало — отыскать вёсла. Одно плавало неподалёку, догрести до него ладонями удалось не совсем чтобы быстро, но с ним поиск второго уже не составил труда. Дельфиний эскорт из четырёх особей сопровождал судно практически до берега, на котором мы столкнулись с непредвиденными трудностями в лице человека в униформе охранника. Он терпеливо дождался, пока мы выползем на берег и втащим лодку. Я сделал Женьке знак, используем схему номер 5 — опоздавшие на урок школьники, и отправился на переговоры. На всякий случай я не расстался с веслом, делая вид, что использую его как костыль, а сам прикинул, что весло в случае чего можно использовать и как лопату.