Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Измозик Владлен Семенович

Окончание основных событий Гражданской войны не принесло на первых порах долгожданного облегчения. К общей разрухе, к политике продразверстки, лишавшей деревню стимула к производительному труду, добавились неурожайные 1920–1921 годы. Военная цензура тщательно фиксировала сообщения о видах на урожай. По нашим подсчетам, в августе 1920 года из 159 перлюстрированных писем из Владимирской, Московской, Нижегородской, Самарской, Саратовской, Симбирской губерний и Донской области в 142 (89,3 %) содержались сведения о плохом урожае зерновых [843].

Мощное повстанческое крестьянское движение, забастовки рабочих, колебания армии (восстание в Кронштадте в марте 1921 года и др.), поставившие под вопрос власть большевиков, заставили руководство страны пойти на изменение экономического курса, перейти от политики военного коммунизма к новой экономической политике (НЭПу). Началом ее стала смена продразверстки продналогом по решению X съезда РКП(б) в марте 1921 года. Но это решение не могло мгновенно решить насущные проблемы. Основная масса населения лишь к 1923 году почувствовала реальные перемены в жизни.

Пока же она оставалась суровой и беспросветной. Показателем бешеной инфляции стал в 1922 году рост цен в 256 раз и в 1923 году в 263 раза.

Колоссальный голод 1921 года унес несколько миллионов жизней. Символом произошедшего ужаса стало Поволжье, но и в других регионах ситуация была схожей. Циркулярное письмо ЦК РКП(б) от 24 августа 1921 года, имевшее гриф «Сов. секретно. Хранить на правах шифра», описывало экономическое положение населения следующим образом: «У крестьян не хватает семян, местами возобновляются разгромы ссыпных пунктов <…>. В городах цены на вольном рынке растут безостановочно», а в армии на почве продовольственных трудностей «наблюдаются случаи развития цинги, попрошайничества и спекулятивных тенденций» [844]. Экономическую неустроенность повседневной жизни тщательно фиксировали ежедневные госинформационные сводки.

Мы выбрали лишь некоторые сообщения из различных губерний зимы — весны 1922 года:

Рыночные цены <…> с каждым днем растут (Московская губ.);

Настроение красноармейцев неудовлетворительно вследствие недостатка обмундирования, плохого продснабжения и недостатка топлива (Ярославская губ.);

Крестьяне в большинстве голодают (Донецкая губ.);

В Херсонском уезде крестьяне голодают. Участились случаи голодной смерти. Население питается суррогатами хлеба, падалью, кошками и собаками (Николаевская губ.);

Цены на продукты первой необходимости растут с каждым днем: в Дербенте мука стоит 1.100.000 р.[уб.] пуд [16 кг] (Дагестан);

Голод дошел до ужасных размеров: крестьянство съело все суррогаты, кошек, собак; в данное время употребляет в пищу трупы мертвецов, вырывая их из могил. В Пугачевском и Бузулукском уездах обнаружены неоднократные случаи людоедства (Самарская губерния);

Голод усиливается, учащаются случаи голодной смерти (Екатеринославская губерния);

Голод растет. <…> Учащаются случаи людоедства. В Карасубазарском районе крестьянин, уличенный в людоедстве, сожжен односельчанами (Крым);

Опухших от голода 20 % населения. Голодает 90 % (Донская область) [845].

В губерниях, где люди получали необходимый минимум продовольствия, население жаловалось прежде всего на невыплату жалованья, сокращение штатов и растущую безработицу, снятие с государственного снабжения, низкие тарифные ставки и высокие цены. В крайне тяжелом положении оказалось студенчество. По тем же сообщениям, рабфаки «продовольствием почти не снабжаются», «жилищные условия общежитий скверные <…> нет матрасов, коек, белья», «будущие представители рабочей техники <…> влачат жалкое существование» [846]. Из Усть-Куломского уезда области Коми в августе 1922 года сообщали: «Быт служащих самый скверный. На август месяц выдали только пуд овса и пшеницы полпуда <…> жалованье [в] некоторых ведомствах не получали с января месяца» [847].

В последующие несколько лет, судя по статистическим данным, положение заметно улучшилось: исчез голод как хроническое явление, выросло производство сельскохозяйственных продуктов и промышленных товаров первой необходимости, в марте 1924 года была проведена денежная реформа и стабилизировалось денежное обращение.

В 1923 году начался экспорт зерновых культур, что способствовало повышению закупочных цен на внутреннем рынке. Серьезный экономист, работавший в 1920‑х годах заместителем редактора «Торгово-промышленной газеты», меньшевик по убеждениям Н. Валентинов (Н. В. Вольский), писал уже в эмиграции: «Я утверждаю, что в 1924 и 1925 гг. <…> (как и в 1926–1927 гг.) рабочие питались так хорошо, как никогда еще до этого времени». В качестве доказательства он сообщал, что «одно и то же количество продуктов рабочие могли в 1924–1925 гг. приобрести при меньшей затрате труда, чем в 1913 г.» и что «поразительно росло потребление рабочими мяса и сала». Если в 1922 году взрослый рабочий потреблял в среднем по СССР в месяц 3,2 фунта мяса (1,3 кг), то в ноябре 1924-го — уже более 14 фунтов (5,8 кг) [848]. Во многом это было результатом крестьянского труда и появившегося стимула к росту производства.

Но все эти цифры и официальные сводки — так называемое «среднее по больнице», они не дают достаточного представления об экономическом самоощущении различных категорий населения. Будучи субъективной категорией, экономическое самочувствие формируется на основе целого ряда объективных и субъективных параметров, сосуществующих и взаимодействующих друг с другом. В их число входят номинальная и реальная зарплата, ее сопоставление с доходами других категорий населения, наличие необходимых товаров и доступность их ценового уровня, воспоминания о прежнем уровне жизни и надежды, основанные на обещаниях правительства, ощущение стабильности жизни, социальной защищенности или их отсутствия.

Сводки Полномочного представительства ОГПУ по Ленинградскому военному округу отмечали недовольство рабочих низкой зарплатой, ее несвоевременной выплатой, колоссальной разницей «в жаловании рабочих и администрации». К тому же в 1924 году в Карелии, например, «рабочие деревообделочной промышленности, получив зарплату, в состоянии лишь расплатиться в заводских лавках за продукты, а об остальных потребностях рабочий и не мыслит». При этом на лесозаводах Карелии «жилищные условия рабочих, в частности лесорубов, крайне неудовлетворительны. Теснота, отсутствие освещения, сырость способствуют распространению эпидемических заболеваний» [849]. По наблюдениям чекистов, на экономическое самочувствие рабочих действовала «экономическая неустойчивость предприятий», сопровождавшаяся сокращениями, перебоями в работе и другими подобными явлениями. Исключительную роль в жизни рабочих играли расценки, почти всегда определяющие, по словам составителя сводки, настроение рабочих [850].

Частная переписка середины 1920‑х годов особенно четко фиксирует позитивные изменения, влияющие на экономическое самочувствие людей: оживление промышленности, городское строительство, некоторое улучшение материальных условий. В октябре 1924 года работник Шайтанского завода Пермской губернии писал в Ленинград: «После летнего ремонта завод наш пошел работать полным ходом. 1 октября была пущена мартеновская печь. <…> Кроме капитального ремонта, были сделаны кое-какие переоборудования, так что все у нас улучшается, а благодаря тому повышается производительность и увеличиваются наши программные задания» [851]. В эти же дни некий Полотнянников сообщал родственнику, слушателю Высшей электротехнической школы в Ленинграде: «Ты наш Челябинск теперь не узнаешь. Основательно взялись за обновление. Красят здания, шлифуют тротуары, сносят старые ненужные лавчонки, доканчивают постройку недоконченных домов. Снесли старый мост и теперь строят большой, на быках. <…> Чайную открыли, ряд новых магазинов, кооперация работает вовсю» [852].