Колодец с живой водой - Чарльз Мартин

Сэл, точно зачарованный, смотрел на встающие из воды дома Стилтсвилла, на обросшие водорослями сваи, на кайт-серферов, которые то и дело отрывались от поверхности воды и как будто парили в воздухе, на голубые волны за бортом катера, на резвящихся неподалеку дельфинов, и на его лице проступала улыбка. Я до сих пор ее помню, эту безмятежную, радостную улыбку, помню ребенка, который был увлечен игрой и чувствовал себя счастливым. К сожалению, таких воспоминаний сохранилось у меня совсем немного: после той нашей поездки я больше никогда не видел Сэла таким же беззаботным и счастливым. И играть он перестал, точнее, перестал играть, как играют дети. Его игры стали другими, взрослыми, вот только Сэлу они были совсем не по возрасту.

Размышляя обо всем этом, я так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил, как ко мне подошла Лина. Не знаю, как долго она стояла рядом, что́ успела прочесть на моем лице… Наконец я вышел из задумчивости, увидел ее и невольно вздрогнул от неожиданности.

– О чем задумался? – спросила она.

– Так, ни о чем. Любуюсь океаном.

Она покачала головой:

– Тебе никто не говорил, что ты совсем не умеешь врать?

– Спасибо за комплимент. – Я криво усмехнулся: – Но ты ошибаешься, врать я умею виртуозно. Для меня ложь – высокое искусство, в котором я не устаю совершенствоваться.

Лина опустилась на песок рядом со мной.

– Скажи мне одну вещь, Чарли… и постарайся на этот раз не прибегать к… к своему искусству. Что тебе лучше всего запомнилось из твоего детства?

Я ненадолго задумался.

– Когда я был маленьким, то постоянно чувствовал себя грязным, – сказал я. – И самое странное, что я чувствовал эту грязь не снаружи, а внутри себя… Это было как… как сосущее ощущение под ложечкой, как тяжесть в животе, как… Мне как будто приходилось постоянно носить на плечах какой-то груз, который не исчезал ни на минуту. Порой мне казалось, что я родился с этой тяжестью – во всяком случае, я чувствовал ее каждое утро, стоило мне только открыть глаза, и каждый вечер, когда я ложился, она по-прежнему была со мной. Нет, я старался победить это чувство… В детстве я днями напролет катался на доске в надежде, что океанская вода сумет смыть мою грязь. В старшей школе я занялся бегом и тренировался по многу часов, надеясь, что эта тяжесть выйдет из меня вместе с по́том. То же самое было и в колледже… Когда я начал работать, то буквально жил в поездах и в самолетах, потому что мне казалось, если я буду все время двигаться, то сумею в конце концов убежать от нее… или что новые впечатления рано или поздно прогонят это ощущение. Когда ничто не сработало, я уехал на Бимини и купил маленькую хижину, с крыльца которой я мог смотреть, как солнце опускается в океан, засыпáть, слушая непрекращающийся шорох прибоя. Это было здорово, но…

– Но и это тоже не помогло? – предположила Лина, и я покачал головой:

– Нет. Но знаешь что?..

– Что?

– За всю свою жизнь, – сколько бы я ни путешествовал, сколько бы ни летал с места на место, как бы ни изнурял себя работой или, напротив, отсутствием работы, – я еще никогда не чувствовал себя чище, чем когда болтался на веревке в этом вашем колодце, с ног до головы перемазанный глиной и землей.

Похожий разговор состоялся у нас сравнительно недавно, когда мы ночевали в отеле в Леоне, и я ожидал, что сейчас, как тогда, Лина станет задавать мне вопросы, на которые мне трудно будет дать правдивые ответы, но она сидела молча, любуясь тем, как быстро тают над океаном последние отблески ушедшего дня. Тишина длилась довольно долго, но наконец Лина сказала:

– Спасибо тебе за сегодняшний день, Чарли. Он был… особенный. Изабелла очень счастлива, да и я тоже…

Я улыбнулся:

– Ты, конечно, можешь меня не слушать, но я, с твоего позволения, все-таки дам тебе совет: почаще надевай купальники, они тебе очень идут.

Она усмехнулась:

– В последний раз я надевала купальник много лет назад.

– Если проделывать это достаточно регулярно, твоя жизнь в Валья-Крусес может стать совсем другой. К примеру, если ты станешь выходить в купальнике во двор своего дома хотя бы на полчаса в день, в твою дверь будет стучаться столько мужчин, что даже Пауло не под силу будет их отвадить.

– Такие мужчины мне ни к чему.

Я немного помолчал.

– Ты не против, если и я спрошу тебя кое о чем?

– Спрашивай.

– Ты больше десяти лет жила одна и, мне кажется, не особенно стремишься это изменить. Не то чтобы положение вдовы полностью тебя устраивает, этого просто не может быть, но… но ты ничего не предпринимаешь, хотя, мне кажется, сделать это тебе было бы очень легко. Ты невероятно красива, а твой смех звучит просто волшебно… Я, во всяком случае, еще никогда не слышал ничего подобного. Ты много работаешь, стараясь помочь людям, и они тебя любят, и тем не менее… тем не менее ты по-прежнему одна. Вот почему мне хотелось узнать…

– Ты хочешь спросить, что со мной не так? – перебила Лина.

– Да! – Я рассмеялся. – Потому что я не вижу в тебе никаких серьезных недостатков.

– Понятно… – Она чуть заметно качнула головой. – Я представляюсь тебе этаким идеалом, но поверь, я – обычная женщина, и, как всякая женщина, я бываю невыносимой, надоедливой, даже сварливой.

Я почесал в затылке.

– Честно сказать, ничего такого я не заметил. Ну а если серьезно, какой мужчина мог бы тебе понравиться?

– Во всяком случае, не такой, которого влечет ко мне исключительно из-за того, как я выгляжу в купальнике.

– Не хотелось бы тебя огорчать, но… в купальнике ты выглядишь просто сногсшибательно, и я не собираюсь утверждать, будто это не так.

Она снова рассмеялась своим непринужденным и звонким смехом, который мне так нравился.

– Приятно слышать… Особенно если учесть, что с тех пор, как я в последний раз пыталась привлечь к себе внимание, прошло довольно много времени.

– Извини, если я задам слишком личный вопрос, но… за эти десять лет ты с кем-нибудь встречалась?

– Ну, мужчины, безусловно, поглядывали в мою сторону…

– Это не ответ на мой вопрос.

– Ты, как я погляжу, очень тонко улавливаешь нюансы. – Она усмехнулась. Вокруг потемнело еще больше, но океан как будто светился слабым фосфоресцирующим светом, и я различал в густых сумерках светлый овал ее лица.

– Так и есть, и пусть мои шлепанцы не вводят тебя в заблуждение.

– Да, – согласилась Лина. – Я начинаю это понимать.

– Итак, давай не будем уклоняться от темы. Что это были за мужчины?

– Тебе, я думаю, знаком этот тип. Мужчины, которые больше не перезванивают, когда им становится известно, что у тебя есть дочь.

– О’кей, тогда попробуй описать идеального мужчину, который бы тебе подошел. Ну, как если бы ты собирала его из… из такого особого конструктора.

Я думал, что Лина снова рассмеется, но она неожиданно задумалась.

– Ты это серьезно?

– Вполне.

– Тогда… тогда мне подошел бы мужчина, с которым мне было бы не страшно ходить, взявшись за руки, мужчина, который не боится удалять зубы пассатижами, спускаться в колодец, работать с Пауло и дружить с моей дочерью… Мне подошел бы мужчина, который не возражает, когда приходится мыться из ведра, мужчина, который готов поставить на место хулигана и задиру… а потом подарить мне столько денег, сколько я не заработала за всю свою взрослую жизнь. Ну а еще… – Она подняла вверх палец. – Еще он должен уметь ездить на мотоцикле. Ну, как тебе портрет?

– И что, ты знаешь хотя бы одного парня, который обладал бы всеми этими достоинствами?

Она отвернулась.

– Да, знаю… одного-двух.

– В самом деле? Как же их зовут, этих рыцарей без страха и упрека?

– Ну, на самом деле он только один, и я пока не слишком хорошо его изучила… И что-то мне подсказывает, что я знаю о нем куда меньше, чем не знаю.

– И ты совершенно права, – быстро сказал я, почувствовав, что наш шутливый разговор может зайти дальше, чем мне хотелось.

– В таком случае давай лучше на этом и остановимся, пока мы не выяснили что-то такое, что может заставить меня в тебе… гм-м… разочароваться.

– Почему ты думаешь, что можешь во мне разочароваться?

– Твое лицо… – проговорила Лина. – Каждый раз, когда я гляжу на него, мне кажется, ты что-то скрываешь. От меня, ото всех. Может быть, даже от самого себя. Скрываешь что-то такое, чего сам стыдишься.

От этих слов я слегка опешил. Неужели все мои покерные таланты, мое умение блефовать и скрывать карты от соперника куда-то исчезли? Именно во время этого разговора с Линой я понял, что больше никогда в жизни не сяду за стол и не возьму в руки карты, потому что соперники с легкостью прочитают выражение моего лица и заберут все, что было для меня дорого.

Лина слегка откинулась назад и, опираясь на руки, стала смотреть на мерцающую воду.

– Я, конечно, могу только догадываться, – задумчиво добавила Лина, – но мне почему-то кажется, что бо́льшую часть жизни ты прожил, старательно делая вид, будто… будто тебе все равно. Будто тебе наплевать на все, что происходит вокруг, хотя на самом деле это не так. Больше того, я почти уверена, что внутри ты чувствуешь и переживаешь все, что происходит с тобой и с окружающими, гораздо острее и глубже, чем большинство людей.