Потопленная «Чайка» - Ордэ Соломонович Дгебуадзе

— Дата Букия? — воскликнул кто-то. — Так твои ребята давно сидят здесь. Вот обрадуются, что ты жив! — Говорил совсем молодой парнишка из угла.

— Они здесь? — живо обернулся к нему Дата. От радости сердце его учащенно забилось.

— Здесь! Одного я сам видел в девятой камере. — Паренек вскочил, с уважением глядя на Дата.

— Кого?

— Путкарадзе, моториста.

Дата широко улыбнулся:

— Пантэ?

— Да, Пантэ.

— Так он думал, что я умер? — Брови сдвинулись к переносице, и улыбка сошла с лица Дата.

— На наших глазах, говорил, ранили его на шхуне, — подтвердил парень.

— Правду сказал. Ну, да я, как видишь, удачливый. А как он сам, Пантэ? Что об остальных рассказывал? Все ли живы?

— Кажется, все здесь. Только за вас переживали, шкипер. Был слух, что вы лежите в больнице, да Пантэ не верил. Говорил: если бы пуля не прошла сквозь его сердце, не упал бы, даже если б сто ран у него было!

— Обрадовал ты меня, парень, ей богу! Живы, значит, ребята? Ну, теперь будь, что будет, и горевать не о чем!

Хелмарди стоял, притихший, раздумывая, стоит ли приставать к этому человеку и восстанавливать его против себя.

Дата прервал его размышления:

— Да, ты хотел знать, овечка я или человек, не так ли?

Больничные лепешки из непросеянной кукурузной муки, отвар полусгнившей рыбы не могли прибавить сил ослабевшему после ранения Дата, но что бы там ни было, он все же твердо стоял на ногах. Правда, первый наскок Хелмарди Дата не отразил с привычной для него запальчивостью. Теперь же, узнав, что ребята живы и находятся рядышком, тут же, тюрьме, он вместе с радостью как будто обрел и утерянные силы.

— Знаю, знаю, кто ты такой, — торопливо проговорил Хелмарди. Он никак не мог решить, держаться ли перед Дата с обычной заносчивостью или принять его как равного. «Не надо было задаваться с самого начала. А теперь уже поздно, — думал Хелмарди. — Слух о том, что я струсил, как пуля, вылетит из этой камеры, и тогда пропадай моя слава! Нет, отступать мне нельзя».

Он встал, направляясь к своему месту.

— Так ты и есть Букия, шкипер, проливший свою красную кровь на «Чайке»?

— Красную? А разве есть на свете люди с черной кровью?

— Я говорю о большевистской крови, вот о какой. Я, увидев, что тебя не обрили, решил было, что ты свой, обрадовался. А ты, оказывается, враг нашего правительства.

— Нашего правительства, говоришь? Если это правительство твое, если ты защитник этого правительства, тогда чего же ты здесь, Хелмарди? — холодно проговорил Дата и весь как-то подобрался, готовясь отразить очередной выпад Хелмарди.

Тот небрежно бросил на нары папиросную коробку, которую достал из рюкзака, и застыл в напряженной позе. Все примолкли, хорошо понимая, что может произойти, однако никто не двинулся с места.

— Ты, как курок на взводе, брат! Беда, если пороху не хватит, — усмехнулся Дата и испытующим взглядом оглядел заключенных. Он удивился, что никто не тронулся с места, не попытался предотвратить назревающую драку. Но, вспомнив историю, происшедшую как-то с ним в детстве, понял причину показного равнодушия заключенных.

...Ему было лет тринадцать-четырнадцать, когда старший брат взял его с собой погостить в соседнюю деревню.

В доме накрывали на стол, а Дата под навесом кухни играл с новыми друзьями в перышки. Мальчики беззаботно хохотали, весело болтали.

Вдруг через забор, неожиданно и стремительно, перемахнул чернявый крепыш.

Мальчики попрятали перья за пазуху и испуганными глазами следили за незваным гостем.

Тот обошел всех и, отобрав целую горсть перьев, остановился перед Дата. Однако, увидев его грозный взгляд и внушительные кулаки, понял, что ему с ним не справиться, и обошел стороной. Все затаились, ожидая, как поведет себя Дата. Он встал, смело шагнул наперерез чернявому мальчишке и велел вернуть ему все перышки. Как и теперь, никто тогда не проронил ни звука. Мальчики с напряженным вниманием смотрели на Дата и, наверное, мечтали увидеть своего угнетателя посрамленным. Чернявый, деланно улыбаясь, попытался, не поворачиваясь спиной, пролезть в щель забора, но Дата так крепко его стукнул, что забияка, как подкошенный, свалился на землю. Дата вернул перья их владельцам, а побежденный молча удалился со двора под свист и улюлюканье обрадованных мальчишек.

...Сейчас так же молча и напряженно все смотрели на Дата и Хелмарди. Они стояли лицом к лицу. Дата улыбался. Он ясно видел, с каким нетерпением восемь человек ждали крушения власти этого известного вора, чувствовавшего себя акулой среди мелких рыбешек. Он всем распоряжался здесь, как своей собственностью: и присылаемыми в камеру передачами и тюремной едой. Никогда не дежурил в камере, как остальные, не прибирал, одним словом, держал себя, как владетельный князь. Всем вновь пришедшим тут же давал почувствовать, что здесь, в камере, хозяин он.

Хелмарди, видя, что Дата не лезет в драку, решил, что тот побаивается его, и к нему вернулась поколебленная было уверенность. Он взял папиросную коробку, вытащил папиросу, огляделся и начал что-то искать. Пошарил рукой под подушкой, достал спички, закурил и деловито распорядился:

— Пока будешь спать там, на сене, — он показал в угол. — Когда на нарах освободится место, сможешь перебраться сюда.

Не дожидаясь ответа, он повернулся спиной, величественно прошествовал к своему месту и сел на матрац.

Дата не сводил с него глаз. Постель Хелмарди находилась довольно далеко от стены. Такое же расстояние отделяло ее от постели другого заключенного.

Хелмарди ухмыльнулся, насмешливо крикнул:

— Чего смотришь? Может быть, мое ложе нравится? — Он прилег и жадно затянулся папиросой. Дата, не торопясь, потушил самокрутку о голенище сапога.

— А мне и вправду нравится твоя постель. Человеку после болезни неплохо бы здесь отдохнуть. — Дата опять взглянул на заключенных. Они затаились в ожидании событий. — А вам-то самим не стыдно? Теснитесь, как селедки, на узких досках, а этот развалился, как барин.

Никто не ответил.

Хелмарди раскатисто расхохотался:

— Сразу видно, что большевик! Может, восстание устроишь? Не понял еще, что здесь мое слово — закон? — Он нахмурился, угрожающе глядя на Дата.

Что это с тобой, Дата, откуда столько терпения? Было бы это раньше, давно бы уже вспыхнул, как бензин. «Лечиться тебе надо, Дата! У тебя нервы не в порядке», — говорил мне когда-то Антон. Я и сам чувствовал,