Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

— Нале-во, — негромко скомандовал Мищенко, и взвод дружно повернул вслед за капитаном.

Теперь шли по дальней дорожке плаца. Она была немного уже, но тесноты не ощущалось. Теперь эта дорожка показалась Игорю торжественной и какой-то особенно солнечной. Тищенко уже не понимал, как еще неделю назад она казалась ему самым мрачным и угрюмым местом в мире.

Неделю назад батальон готовился к присяге. От каждой роты были выделены люди, которые приводили все вокруг в порядок, — подметали, чистили, красили и белили. Территория и так все время была почти в образцовом порядке, поэтому привлекать целый батальон не стоило. Из второго взвода для работы выделили Тищенко, Стопова, Федоренко и Валика. Так сделали во всех взводах батальона, и вся эта рабочая сила была передана под командование прапорщика Севастьянова, старшины первой роты. Прапорщик Севастьянов оказался человеком серьезным и загрузил курсантов работой так, что им некогда было даже разогнуть спины. В довершении всего Севастьянов разлучил Игоря со своими. Стопова, Федоренко и Валика прапорщик оставил белить борозды на плацу, а Игоря перевел на уборку листьев, в помощь какому-то незнакомому курсанту. Курсант хоть и был выше Игоря на целую голову, но смотрелся не намного солиднее из-за своей страшной худобы. Некоторое время курсанты молча и сосредоточенно подметали листья. Заметивший это Севастьянов довольно улыбнулся в свои почти буденовские усы. Перевел он Игоря не столько по необходимости, сколько для того, чтобы курсанты поменьше разговаривали, а побольше работали. «Не очень то они трепаться будут, если видят друг друга впервые в жизни», — подумал прапорщик.

Но Севастьянов просчитался. Тищенко, будучи на гражданке довольно замкнутым, совершенно преобразился за эти два месяца службы. Теперь Игорь легко находил контакт с людьми. Почти у всех курсантов батальона были схожие биографии: школа, первый курс института или университета и… учебка. Поэтому поговорить всегда было о чем, и Игорь, выждав для приличия еще несколько минут, спросил:

— Ты из первой роты?

— Да.

— Это ваш прапорщик?

— Наш.

— Хороший мужик?

— Когда спит, тогда и хороший. Это он специально моего друга Витька на наташу отправил, а тебя сюда вместо него поставил.

— Зачем?

— Мы говорили, анекдоты рассказывали. Витек заржал, как лошадь, а Севастьянов услышал. Вот и отправил Витька всякий триппер разгребать.

Познакомились. Игорь рассказал о себе, Парамонов — о себе. Парамонов был родом из Марьиной горки под Минском. Поговорили об ожидаемой присяге и приезде родителей. Начал накрапывать небольшой дождик.

— Наши сейчас в кино пошли, наверное, а нам в этой грязи приходится ковыряться, — вздохнул Парамонов.

Игорь, кисло улыбнувшись, ничего не ответил. Он думал о том же.

— Как подумаешь, что впереди два года такой жизни, тошно становится, — продолжал Парамонов.

— Ну, мне то может и не два…

— Это еще почему?

— Я болею. Может, после присяги в госпиталь уеду, а оттуда — домой.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, раз говорю, — внешне уверенно ответил Тищенко.

На самом деле Игорь почти не верил в то, что говорил.

— А почему именно после присяги?

— Говорят, что до присяги в госпиталь везти нельзя.

— Кто тебе такое сказал?

— Вакулич из санчасти.

— Может и так. Но у нас одного парня еще две недели назад в госпиталь положили.

— А что у него было?

— Аппендицит.

— Ну, ты сравнил! Он ведь умереть мог. Это исключение. А так — только после присяги, — Тищенко уверял скорее себя, чем Парамонова.

— Повезет тебе, если уедешь, — неожиданно подытожил Парамонов.

Игорь ничего не ответил. «А что, если Вакулич меня обманывает? А что, если меня никто не будет лечить, а просто пошлют подальше, как Румкин в июне?» — тяжелым молотом стучало в висках курсанта.

И среди этих безрадостных мыслей, среди унылого, мокрого дождя, вдали от семьи, привычного мира и даже своего взвода Игорю показалось, что он попал в сумасшедший дом на каком-то необитаемом острове и уже никогда из него не выберется…

Сегодня все было совершенно иначе, Игорю уже не казалось, что он на необитаемом острове, — наоборот, он представлял часть едва ли не центром всего мира.

Здесь тоже, хоть и не так густо, стояли родители. Играл задорный марш, и Игорь вдруг представил себя фронтовиком-освободителем, идущим по Красной площади 9 мая 1945 года. Казалось, что родители вот-вот начнут бросать цветы.

Каждая рота, не доходя метров сто до трибуны, должна была спеть свою песню. Сотня молодых глоток дружно заорала почти без мелодии:

— Дан приказ ему на запад,Ей — в другую сторону.Уходили комсомольцыНа гражданскую войну…

Тищенко улыбнулся и подхватил песню, текст которой он сам предложил спеть. Он уже предвкушал, как расскажет об этом Славику и маме после парада. Оркестр сделал паузу, чтобы спела свою песню идущая сзади третья рота, а Мищенко, не доходя трибуны, громко скомандовал:

— Взвод, смирно! Равнение на-право!

Вновь грянул марш и курсанты, дружно повернув головы направо и перейдя на образцовый строевой шаг, лихо прошли перед трибуной. Игорь впервые так близко видел комбата и на этот раз капитан понравился ему больше. Лицо Томченко показалось Игорю уже не столько пропитым, а скорее пухло-добродушным. Но все же в облике командира оставалось что-то неприятное и отталкивающее. Игорь никак не мог понять, что именно ему не нравится, но, уже пройдя мимо трибуны с красной звездой и гербом СССР, догадался. Всему виной была улыбка Томченко. Она не была добродушной, так как казалась насквозь пропитанной презрением и высокомерием. «А, может, я нарочно к нему придираюсь, потому что у него отец — генерал?» — засомневался Игорь.

— Вольно!

Игорь едва расслышал взводного через оглушительный марш оркестра.

Пройдя плац, батальон без всякой остановки двинулся дальше. Возле казармы единая колонна распалась на три роты, которые вскоре, в свою очередь, рассыпались на взводы. Игорь думал, что сейчас его отпустят к матери, но всех повели в казарму.

Сдали оружие.

Сидя на табуретке, Игорь с сожалением думал о том, что мать и Славик совершенно зря его сейчас ждут, а он по чьей-то идиотской прихоти и неизвестно для чего должен торчать в казарме. Неожиданно сержанты начали проверять тумбочки и заправку кроватей. Замечания делали быстро и почти не следили, выполняют ли их курсанты. Впрочем, сержанты вполне могли быть уверены, что курсанты не посмеют их ослушаться, хотя, возможно, сделают все далеко не лучшим образом.

— Антон.

— Чего тебе?

— Почему это все так забегали? Смотри — и офицеры в казарму пришли. Уж не сам ли Томченко к нам в гости собрался?

— Его только здесь и не хватало. Дурак ты, Тищенко! Еще вчера говорили, что перед обедом родителей к нам в казарму пустят.

Лупьяненко оказался прав — через несколько минут появилась шумная, возбужденная толпа родителей. Было хорошо видно, что основная их масса находится в казарме впервые — очень уж старательно они вертели по сторонам своими головами. В центре этого «табора» шел Денисов и на правах командира роты взял на себя обязанности экскурсовода:

— Это спальное помещение нашей роты. Как видите, оно разбито на три кубрика. Пол у нас деревянный. У нас его не моют, как в других частях, а натирают полотерами при помощи парафина. Это и эстетичнее, и содержать такой пол в чистоте гораздо легче. Все курсанты распределены по взводам. С ними постоянно находятся рядом хорошо обученные сержанты, так что в расположении роты постоянно гарантирован порядок. Есть телевизоры. Курсанты могут их смотреть в свободное от службы время. Кроме того, гарантирован ежедневный просмотр программы «Время»…

— Гарантирован, как же… Попробуй не посмотри — сразу очки чистить улетишь! Да и подшиться еще надо успеть, — проворчал Игорь.

— Скажи спасибо, что хоть так можно смотреть. Могли бы вообще ничего нам не показывать. Кстати, ротный о «Служу Советскому Союзу» забыл упомянуть. Это ведь нам тоже «гарантировано», — тем же тоном откликнулся Лупьяненко.

Родители и курсанты уже увидели друг друга и «табор», не дослушав Денисова, начал разбредаться по рядам. Через считанные секунды рядом с ротным осталось всего несколько человек. Да и то остались не ради экскурсии, а для того, чтобы просить Денисова отпустить их детей в увольнение. Среди родителей было много военных в парадной и повседневной форме. «Специально одели, чтобы детей с собой забрать. Не откажут ведь коллеге в каком-то пустяковом увольнении», — догадался Игорь. Но не только поэтому пришли в форме родители-офицеры. Курсанты гордились своими отцами, сверкавшими ничуть не хуже их командиров. А многие отцы хотели просто поддержать моральный дух своих сыновей, и пришли в форме в знак солидарности. Елена Андреевна и Славик шли по центру казармы и никак не могли найти среди моря мелькающих фуражек Игоря, но Тищенко уже сам их увидел и негромко позвал: